Куда ведет кризис культуры? Опыт междисциплинарных диалогов
Шрифт:
Рассматривая процессы динамики нормативно-ценностных систем в интервале 20 лет, мы видим, что нормы достаточно устойчивые, но постепенно меняются. И это альтернатива активному протесту. Понимаете, у нас механизм протеста немного другой, чем, например, в Польше. Для нашей культуры свойственны формы протеста, когда активные и несогласные люди всегда просто уходят из зоны действия неприемлемых для них норм. Так, например, формировалось казачество — сначала крепостные бежали на Юг, потом в Сибирь. Сейчас у нас уход на Запад. Если есть возможность уйти, уехать чисто физически, то социально активная часть населения уходит, и база для активного протеста минимизируется.
И, наконец, несколько слов по поводу проведения междисциплинарных исследований, о чем говорили коллеги. Я к этому отношусь
Однако тут есть и свое «но». Лично мне проблема ментальности близка и понятна. Но когда я упоминаю слово «ментальность» в присутствии многих других социологов, они его не воспринимают, так как менталитет социологически не операционализируем. Это более системная и глубинная характеристика культуры, чем, например, нормы, и она труднее «отлавливается» социологическими техниками.
Культурная революция или культурная деградация?
Обсуждение доклада Алексея Давыдова «Кризис культуры и культурная революция»
Игорь Клямкин:
Мне еще до нашей сегодняшней встречи приходилось слышать от некоторых из вас, что доклад Алексея Давыдова «Кризис культуры и культурная революция» существенно отличается от тех, которые мы обсуждали раньше. И это действительно так. Во-первых, доклад в основном выстроен на материале литературы, кино, телевизионных программ. Во-вторых, Алексей Платонович пытается соединить в своем тексте роли культуролога и публициста. В-третьих, автор предлагает необычное понимание кризиса российской культуры. Насколько я понял, это, по его мнению, не кризис упадка и не кризис развития, равно как и не их взаимоналожение, как у Натальи Евгеньевны Тихоновой. Это кризис упадка и развития в одних и тех же его проявлениях, так как в самом упадке, в самом разложении прежних норм и ценностей докладчик усматривает симптомы обновления. Или, пользуясь его словами, усматривает первичные симптомы культурной революции.
Стихийную протестную активность массового человека Алексей Платонович интерпретирует как выражение потребности в свободе. Как отторжение просыпающейся личностью антиличностной традиционной культуры, блокирующей в России любые реформы. Докладчик отдает себе отчет в том, что в таком протесте, принимающем нередко криминальные формы, никакой культурной альтернативы «Русской системе» не содержится. Но это, по его мнению, проявление запроса на альтернативность — пусть и болезненное, пусть и уродливое. Под этим же углом зрения рассматривает автор и сексуальную революцию в России. Давайте обсудим, насколько такая интерпретация оправданна.
Другой момент, заслуживающий, по-моему, обсуждения, касается протестности российского либерального интеллигента. Алексей Платонович ставит под сомнение культурную альтернативность этой протестности. Он полагает, что сама критичность русской либеральной интеллигенции в отношении традиционных российских порядков должна стать предметом критики. Не потому, что она критичность, а потому, что не несет в себе реальной альтернативы этим порядкам. Культурное качество интеллектуала (и интеллекта), противостоящего «Русской системе», — это проблема, которая пока находилась вне нашего внимания. Давыдов ставит ее на материале романа Татьяны Толстой «Кысь», предлагая его собственное культурологическое прочтение.
Таковы темы, которые я выделяю в представленном докладе. Но можно сказать и так, что это разные грани одной темы свободы и характера сегодняшнего на нее запроса в массовом и элитарном сознании.
Алексей Давыдов,
ведущий научный сотрудник Института социологии РАН
Несколько предыдущих докладов, представленных и обсужденных на нашем семинаре, касались феномена «Русской системы» и присущего ей типа культуры. При всем различии взглядов и подходов, выявившихся в ходе дискуссий, почти все мы, насколько понял,
склоняемся к выводу, что система эта себя изжила, что исторически она обречена на умирание. Но что идет и придет ей на смену?В культуре ведь так не бывает, что что-то только умирает. Одновременно всегда нарождается и ее новое качество, которое претендует на замену качества старого. Этот встречный процесс имеет место и в современной России. Мой доклад посвящен анализу некоторых его проявлений.
Зачем надо говорить о кризисе культуры и культурной революции?
Сегодня часто приходится слышать, что модернизация России не может быть успешной, если нет экономической и политической конкуренции, свободных и честных выборов, независимых судов и СМИ. Другими словами, если нет демократическо-правового государства. Все это, разумеется, так, спорить с этим было бы нелепо. Но одновременно я спрашиваю себя: а разве в 1990-е годы движение в этом направлении не начиналось? Почему же произошел откат? Только ли потому, что что-то не то и не так делали наши реформаторы? Почему же в таком случае народ их не поправил, почему и он допустил откат?
Потому и только потому, что в сознании большинства населения России господствуют исторически сложившиеся культурные стереотипы, о которых я в своих предыдущих выступлениях на семинаре уже говорил. Чтобы таких откатов не было, в обществе должен быть сформирован новый уровень потребности в свободе. В свободе как таковой. Свободе личности. Нет в массах потребности в большей свободе, не будет и глубоких и необратимых системных реформ. И если уж и говорить о просчетах российских реформаторов, то это в первую очередь недооценка ими необходимости развивать в массовом сознании потребность в личной свободе. Вот тот камень, о который споткнулись наши экономические и прочие реформы.
А что предлагают наши либеральные политики и эксперты сегодня? Они опять предлагают реформы, игнорируя культуру. Не получится, господа. Потому что вы опять не учитываете менталитет русского человека. Человека, который болен равнодушием к себе и страхом как основанием этого равнодушия. А корень страха/равнодушия — в специфике русской культуры. Именно она блокирует развитие у русского человека потребности в свободе. В силу своей статичности, она — противник и модернизации, и личности как субъекта модернизации. Вот почему я уверен, что надо изучать процессы, которые разрушают статику культуры и способствуют становлению культуры новой, динамичной. Вот почему я хочу говорить не только о кризисе культуры, но и о культурной революции в России.
Кризис, как разрушение старой, соборно-авторитарной культуры, и культурная революция, как созидание культуры альтернативной, личностной, — этот одновременный процесс в России идет уже триста лет. С общинно-самодержавными, советскими и постсоветскими откатами назад, с бесчисленными жертвами. Но движение это, эта культурная революция неумолимо развивается. А цель такой революции — смена в России доминирующего культурного типа, о чем говорил еще Питирим Сорокин.
После 1991 года мы оказались на новом этапе этого процесса. Революция, о которой идет речь, является идеологической в силу ее идейного содержания. Она элитарная, так как зародилась и каждый день зарождается в элитарном сознании. И она массовая, так как охватывает все более широкие слои населения.
Суть этой революции — в либерализации ценностных ориентаций русского человека, в формировании культуры личности как нового основания развития России. Да, формальные изменения в ее политических институтах и экономической системе после 1991 года ментальность людей почти не затронули. Да, в основном русский человек все еще по традиции ищет «правильного» диктатора, во всем надеется на государство и наплевательски относится к своим правам. Тем не менее сдвиги в массовом сознании идут.
На основании чего можно судить об этих сдвигах? Наталья Евгеньевна Тихонова фиксирует их на основании данных социологических опросов. Я же попробую сделать то же самое, опираясь на анализ содержания ТВ и радиопрограмм, блогосферы, газет, журналов, кинофильмов, произведений художественной литературы.