Кукловод

– Хорошая куколка. – Произносишь ты и притягиваешь меня к себе. Наш поцелуй имеет вкус человеческой крови. Когда ты срываешь с меня одежду и оставляешь на коже рубиновые мазки своими перепачканными губами, мне плевать насколько это порочно – трахаться при мертвеце и неподвижном парне. Я только безумно срываю с тебя вещи, яростно дергаю пряди твоих волос, послушно прогибаюсь в пояснице, когда ты сажаешь меня на себя и зубами захватываешь сосок. Плевать, что только животные не имеют стыда. Какая, к черту, разница, что потом мне будет противно от самой себя. Сейчас я только утробно рычу, когда ты вводишь палец во влагалище и прокусываешь мое плечо. Нет более адской смеси, чем острое вожделение вперемешку с огненной болью. И я только насаживаюсь все сильнее, пытаясь почувствовать тебя глубже, пока ты погружаешь клыки едва ли не до кости.

Когда наконец-то ты вытаскиваешь палец и резко заменяешь его членом, мне достаточно всего лишь нескольких толчков, чтобы кончить, ногтями оставляя на твоих плечах и груди кровавые полоски, впрочем, моментально затягивающиеся. Когда ты изливаешься в меня, еще раз целуя меня окровавленными губами, я осознаю, что полностью подвластна тебе.

Еще несколько минут мы просто восстанавливаем дыхание, неспешно надевая измазанную и не совсем целую одежду. Стеклянные глаза девушки устремлены просто на нас, мраморный пол залит ее кровью. Я равнодушно рассматриваю, как причудливо переливается она в свете огромной люстры, свисающей с потолка. Когда ты протягиваешь ко мне кисть, я даже не задаю вопросов: быстро прокусываю, делаю несколько коротких глотков, отталкиваю твою руку, намереваюсь вытереть губы…

– Не вытирай. Поцелуй его, – ты указываешь кивком в сторону парня, о существовании которого я почти забыла. На вид ему лет шестнадцать. Он напоминает мне Джереми, с этими своими огромными несчастными глазами. Интересно, он соображает, что его девушка мертва и недавно прямо возле него совокуплялись двое чудовищ (да, я теперь и себя считаю чудовищем. Времена принцессы канули в Лету)? Впрочем, какая разница. Я же хорошая куколка, я сделаю все, что ты скажешь…

========== Глава 13. Нежеланная гостья ==========

Серое утро не особо располагает к прогулке, но я твердо решаю, что даже землетрясение не остановит меня сегодня от намеченного мероприятия. Сидеть в золотой клетке мне до ужаса надоело. Поэтому одевшись потеплее, я спускаюсь на первый этаж, в поисках тебя.

– Джеймс, ты случайно не видел Клауса?
– Я все не могу привыкнуть к присутствию в этом доме настоящего дворецкого, который является истинным образцом английской выдержки и хладнокровия. Действительно, для того, чтобы каждый день становиться свидетелем оргий и массовых убийств нужно иметь железное терпение.

– Хозяин уехал еще на рассвете, мисс Форбс. В столовой Вы найдете записку.

– Значит, уехал? Спасибо, Джеймс.
– С этими словами я разворачиваюсь на каблуках, направляюсь в столовую, где действительно вижу белоснежный листок бумаги, сложенный вдвое и лежащий на серебряном подносе.

“Куколка, возникли срочные дела. Не скучай. К.”

Я комкаю записку в кулаке, а потом бросаю ее на деревянную поверхность стола, недовольно скривив губы. Не знаю, можно ли сравнить тебя с природной стихией, но от своего первоначального плана я не откажусь. Я пойду. С тобой или без тебя.

***

Выбраться из дома оказывается на удивление просто. Ты слишком привык, что я безоговорочно повинуюсь тебе и даже не посчитал нужным внушать мне оставаться дома. А я устала от послушания. Как только мозг проясняется от твоего влияния, я сразу же желаю делать все назло. И будь, что будет.

Зимний Гайд-парк выглядит, как иллюстрация в книжке с кельтскими сказками. Есть особая магия в этом морозном воздухе, который кажется осязаемым и окутывает меня белоснежным туманом. Не знаю, рассердишься ли ты, но сейчас, бродя между тысячелетними деревьями и впервые за долгое время чувствуя себя свободной, я поистине счастлива.

Я не замечаю, как быстро проходит короткий зимний день. Казалось, что в этом городе-сказке не хватит никакого времени, чтобы насытиться этой атмосферой, и я лишь печально вздыхаю, осознавая, что пришла пора вернуться и встретить твой гнев.

На небе уже зажглись первые звезды, я неспешно двигаюсь в сторону дома, когда ощущаю позади легкий скрип снега - чьи-то шаги по снежному покрову.

Я беспечно пожимаю плечами - мало ли кто может идти по своим делам?
– и даже не оборачиваюсь.

О своем легкомыслии я жалею лишь когда сбитая с ног и придавленная тяжелым телом, едва ли не с головой погружаюсь в сугроб. Ледяной снег засыпает глаза, попадает в рот, растекаясь холодными ручейками по щекам, больно жалящими кожу. Я упираюсь ладонями предположительно в грудь толкнувшего меня идиота, но это столь же бесполезно, как пытаться столкнуть с себя грузовик.

– Не дергайся. Я собираюсь закопать тебя в снег и наконец-то избавиться от мучений, - я резко замираю, узнав твой голос и пытаясь определить серьезно ли ты говоришь. Лишь спустя несколько мгновений ты избавляешь меня от тяжести своего тела и перекатываешься в сторону. Я медленно сажусь, ладонями пытаюсь вытереть лицо, абсолютно мокрое от снега, в тоже время придумывая, что бы такого сказать в свое оправдание. И почему я не подумала об этом раньше?

Я бросаю на тебя короткий взгляд, но ты не кажешься разозленным впервые за три последних месяца. Ты сидишь просто на снегу, рассматривая редкие вспышки звезд, виднеющиеся сквозь покрывало тяжелых облаков.

– Я… Извини, что… - Разрозненные слова все не хотят складываться в осмысленные фразы, и я чувствую себя косноязычной дурочкой, не способной произнести ничего вменяемого.

– Неужели случай в Париже не научил тебя ничему? Ты не могла подождать еще один день? Впрочем, это неважно. Как тебе Лондон?
– Ты кажешься очень задумчивым, и я не понимаю, чего мне ожидать: помилования или все же наказания.

– Красивый. Очень. И… прости. Я не должна была идти сама. Я понимаю.
– Только после этих моих слов ты наконец-то смотришь на меня, медленно стираешь с моей щеки то ли слезинку, то ли растаявшую снежинку. Мы, наверное, странно смотрится: сидящие в парке, в нескольких метрах от дорожки, просто в снегу, еще и покрытые снежной пургой, как два огромных ванильных мороженых.

– Пойдем домой? Тут, конечно, красиво, но если говорить честно, то еще минута, и я навеки примерзну здесь, - ты улыбаешься, легко поднимаешься на ноги и помогаешь мне подняться и отряхнуть снег.

***

– Странно… - Слово само срывается с моего языка, когда мы сидим на диване в библиотеке. Наши ноги укрыты клетчатым шотландским пледом, я сжимаю в ладонях чашку с горячим шоколадом, вдыхая сладкий аромат. В твоих руках стакан с бурбоном, и ты внимательно рассматриваешь языки пламени, которые причудливо переливаются амарантовыми, карминово-красными и нефритовыми оттенками.

– Что странно?
– Спрашиваешь ты, отрываясь от созерцания огня и переводя на меня взгляд.

– Ты странный. Слишком разный. Слишком непонятный. Мне сложно с тобой, Клаус. Никогда не знаешь, что ты сделаешь в следующее мгновение.
– Возможно, я пожалею об этом странном приступе откровенности, но сейчас мне не хочется думать об этом.