Кукловод

– А я ведь не говорил, что будет легко. Хочешь правду? Мне неинтересно внушать тебе. Ты теряешь всю привлекательность, живость, которые делают тебя особенной. И я хочу сказать тебе… - Стук в дверь столь неуместен, что я только зло шиплю ругательства себе под нос. За все время ты еще ни разу не был со мной столь искренен, и это вмешательство разрушило возможно последнюю мою возможность узнать тебя лучше.

– Входите, - ты поднимаешься на ноги и вопросительно смотришь на вошедшего Джеймса.

– У вас посетители. Мисс…

– Я не думаю, что нуждаюсь в представлении.
– Эта фраза принадлежит миниатюрной брюнетке, по-хозяйски вошедшей в библиотеку и продолжившей свою речь уже по обращению к тебе: - Я не могу поверить, что ты здесь уже неделю, а так и не соизволил пригласить меня, Ник. Я была очень терпелива, но и мое терпение подошло к концу. И вот я здесь.

– Элизабет, ну, конечно, я бы тебя пригласил, если бы была такая возможность и потребность. Но так как сейчас это неуместно… - Ты явно недоволен ее присутствием, хотя и не переходишь граней вежливости.

– Ник, не будь занудой. Будет весело. Уж я-то тебе обещаю. Или у тебя есть серьезная причина, по которой мы не можем устроить маленькое, кровавое пиршество?
– В тот момент ты смотришь на меня, и я отчаянно шепчу одно-единственное слово “пожалуйста”. Только не сейчас, когда, возможно, я снова смогу вернуть твое доверие. Не сейчас, когда ты приоткрыл завесу над теми чертами твоего характера, которые никогда не показывал мне прежде. Не сейчас, когда я наконец-то приняла решение стать для тебя настоящим другом. Не разрушай всё…

========== Глава 14. Хрупкое счастье ==========

Просыпаюсь я на рассвете, укутанная в теплый кокон пуховых одеял. Камин давно погас, зияя черной пастью обуглившихся дров, поэтому я только сильнее обнимаю подушку, пытаясь вернуться в блаженную теплоту и умиротворение сна. Серо-голубое небо только недавно прояснилось, и сейчас полыхает малахитовыми, алыми и вишневыми всполохами где-то на горизонте, где встает холодное, но такое огненно-яркое зимнее солнце. Я была бы абсолютно счастлива пролежать так целый день, следя за перемещением и изменением оттенков солнечного диска и небом, то лазурно-синим, то темно-серым, просыпающимся на землю мириадом многогранных снежинок. Но было одно но, которое разрушало идиллию рассветного спокойствия. Этим обстоятельством было раздражающее, оглушительно громкое звучание какой-то древней песни “Spice girls”, из-за которой даже толстые стены вибрировали мелкой дрожью. И это в шесть утра…

– Доброе утро, куколка. Хорошо спалось?
– Ты быстро проскальзываешь в спальню, впуская в открытую дверь особо сильный звук женского вокала и так же резко ее захлопываешь, хотя бы частично приглушая эти отвратительные звуки.

– Ну… Своеобразно. Это что за симфония? Мне казалось, что у тебя другие музыкальные предпочтения, - я повышаю голос, одновременно спуская ноги с кровати и сладко потягиваясь.

– Это Лиз. Она всегда просыпается рано, - ты садишься в кресло, обессиленно откидываешь голову назад и устало прикрываешь глаза. Ты все-таки разрешил этой Элизабет остаться вчера, так и не договорив то, что намеревался.

– Бессонная ночь?
– Я медленно натягиваю джинсы, задавая этот вопрос как будто бы между прочим. Я ушла вчера сразу же, а ты остался со своей “гостьей” в библиотеке, и не удивлюсь, если потом вы переместились в твою комнату.

– Нет, просто с тобой я уже привык спать до полудня, и эти подъемы на рассвете меня как-то не особо вдохновляют. На самом деле Лиз очень утомительная. Когда-то мы были друзьями, но сейчас эти веселья осточертели. Она скоро уедет, ей никогда не сидится на одном месте. Потерпи.

– С этими словами ты поднимаешься на ноги, идешь к двери, но я все же решаюсь и задаю интересующие меня вопросы:

– Почему ты мне это объясняешь? Еще позавчера ты был совершенно другой. Чем вызваны такие перемены? Что ты хотел вчера мне сказать?

– Тебе больше нравится быть под внушением?
– Ты оборачиваешься, удивленно приподнимаешь бровь, а я спешу быстро покачать головой из стороны в сторону.
– Ну, тогда радуйся. У меня просто хорошее настроение. Сегодня так, завтра иначе. Пора уже привыкнуть, куколка.

Ты уходишь, я же сажусь на край кровати, запускаю пальцы в пряди волос и обессиленно утыкаюсь лбом в колени. Как же сложно с тобой…

***

– Чем займемся, Ник? Мне что-то скучно.
– Элизабет недовольно надувает накрашенные ярко-красной помадой губы и обхватывает твое запястье своей ладонью, несильно царапая кожу алыми длинными ногтями. Мы сидим в огромной столовой, за длинным дубовым столом, пьем традиционный утренний чай и, наверное, выглядим крайне странной компанией.

– Не знаю. Спрашивай у Кэролайн.
– Что? У меня спрашивать?! Я едва не давлюсь чаем, бросая на тебя злой взгляд. Очень здорово ты переводишь стрелки, ничего не скажешь.

– Кэролайн? Ах, да, Кэролайн… Ты американка?
– Элизабет окидывает меня презрительным взглядом, медленно поднося чашку к губам и дожидаясь моего кивка, а потом продолжает: - Ох, американские женщины такие… убогие. Ни шарма, ни обаяния, ни вкуса… - Я уже открываю рот, чтобы хоть как-то отразить эту ядовитую реплику, столь легко сорвавшуюся с хищно-кровавых уст этой сучки, но не успеваю произнести и звука, прерванная тобою:

– Лизи, дорогая, ты что? Ты же чудесно знаешь, что в каждой стране есть разные люди. И даже в самых древних, знатных английских семьях бывают неудачные экземпляры, - ты улыбаешься ей улыбкой милого дядюшки, но она только смертельно бледнеет, а еще спустя мгновение ее идеальная молочно-мраморная кожа покрывается асимметричными ярко-пунцовыми пятнами стыда и злости. Прошипев несколько ругательств, более подходящих матросам на пристани, чем благородной леди, которой Элизабет хочет казаться, она вскакивает из-за стола и быстро скрывается в коридоре, под издевательский, как будто хохочущий, перезвон собственных огромных каблуков.

– Спасибо, - я благодарю тебя, а потом поднимаю чашку к губам, чтобы скрыть счастливую улыбку, которая помимо воли расцветает на лице.

– Всегда пожалуйста. Честное слово, не хотелось ссориться с ней, мы знакомы уже шестьсот лет, и она иногда бывает очень полезна. Но она мне надоела. К вечеру ее не будет. Обещаю. А теперь мне нужно покинуть тебя. Есть кое-какие дела. Если что, я в комнате.
– С этими словами ты кладешь салфетку и выходишь, оставляя меня в состоянии растерянной, хрупкой, как хрусталь, но такой необходимой и теплой, радости.

***

Я рассеянно поправляю орхидеи, стоящие в большой вазе на столике невдалеке от лестницы. Как ни странно, но ты любишь цветы, и даже зимой не отказываешь себе в привычном украшении своего волшебного замка. Пальцы поглаживают бархатные лепестки, проводят по гладко-прохладной поверхности листков, когда мои мысли и бесцельное занятие прерывает ехидный голос Элизабет.

– Чем ты привлекла его? Ты же совсем девчонка. Обычный американский подросток, которому даже заинтересовать нечем.