Куликовская битва в истории и культуре нашей Родины
Шрифт:
Обе эти причины — Волжане и княщины — фигурируют до исчерпания конфликта, который развивался в высшей степени болезненно. Князь не принял новгородских послав, затем остановился в 30 верстах от Новгорода, куда к нему приехал владыка Алексей, готовый для избежания кровопролития выплатить значительную контрибуцию: «А за вину, господине, люди дают ти 8000 рублев». После отказа Дмитрия вести переговоры Новгород стал возводить дополнительные укрепления, для обеспечения обороны были сожжены 24 подгородных монастыря и хоромы, находившиеся вне фортификаций Окольного города, после чего новая новгородская депутация — посланные к князю «анхимандрита два и попов седмь и пять чловек житиих, ис концев по чловеку» — добилась мира: «и преждереченнии Новгородцкие послы ехав на Понеделье, и докончали мир по всей старине с великим князем, по владычню благословению, а по Новгородцкому поклону. А за винныя люди за Волъжаны, кто в путь ходил и за ким княжьчины залегли, Новгородци вземше с полатей у святей Софеи 3000 рублев, и послаша князю в Ямна с посадником Григорьем Якуновичем и с Васильемь с посадником Феодоровичем; и они привезоша то серебро, даша князю, а 5000 рублев Новтородци повелеша князю великому взяти на Заволочанех, занеже Заволочане были же на Волге. И приставы послаша за Волок сей же зимы в великое говение, посадника Феодора Тимофеевича, Тимофеа Юрьевича, сына посаднича Юрья Дмитреевича, и иных детей болярьских и молодших людей брати то сребро. А князь великий воротися
396
ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. 2, с. 344–347; ср. ПСРЛ, т. VIII, с. 50–51 («осмь тысящь рублев и черной бор князю великому с них взяти»); т. XI, с. 88–89; т. XV, 1-я пол., стб. 152; т. XVI, стб. 132; т. XVIII, с. 136; т. XX, 1-я пол., с. 205; т. XXIII, с. 139; т. XXIV, с. 156 («8000 рублев да черный бор»); т. XXV, с. 212–213; т. XXVI, с. 153–155; т. XXVII, с. 81–82, 256; т. XXVIII, с. 85, 248; т. XXXIII, с. 90.
Сходные события происходят в 1392–1393 гг.: «В лето 6900… ходил князь великий Василеи Дмитриевичь в Ърду к царю Тахтамышю, и вышед из орды на великое княжение… А на зиме приела свои послы в Новъгород, Ивана Всеволожича и Данила Тимофеевича, просити черьнаго бору и княжщины, и о крестной грамоте, что покончаля Новгородци к митрофолиту на Москву не зватися: «и вы тую грамоту отошлите, а целование митрофолит с вас снимает». И Новъгород не послуша и не похотеша того створити, и в то учинися розмирье с Низовци. В лето 6901… Той же зимы в великое говение приела князь Московьокии дядю своего князя Володимеря и брата своего Юрья, и рать с ним отпустил к Торжку. И побегоша Новоторжане, и с женами и с детми, в Новъгород, а друзии инуды, а инии в Торжку осталися, и много крестьян из Новгородских волостей збегошася с домочадци к Новугороду. А князь Володимерь и Юрьи седоша в Торжку, а рать роспустиша по Новгородцким волостем воевати; и много пакости учиниша: крестьян посекоша, а иных в полон поведоша на Москву. И Новгородци, охвочая рать, выехаша на княжи волости воевать, а с ними два князя, Роман Литовьскии, Костянтин Ивановичь Белозерьскии, и воеводы Новгородцкиа: Тимофеи посадник Юрьевичь, Юрьи Онцифоровичь, Василеи Синиць, Тимофеи Ивановичь, Иван Александровичь. И взяша Кличен городок и Устижно, а из Заволочья Новгородци сь Двиняны взяша Устьюг городок и пожгоша; и много зла и пакости бысть крестьяном от Новгородцкои рати, княжим волостем, и полону много приведоша в Новгород, мужь и жен и детей. И в то время сь обе стороне кровопролитьа много учинилося, и Новгородци не хотяаше видети болшаго кровопролитьа в крестьянех, послаша послы к великому князю с челобитьем о старине, а к митрофолиту послаша грамоту целовалную; и ездев послы, и докончаша мир с княземь Васильемь по старине, а грамоту крестьную даша митрофолиту. И Киприян митрофолит, взем грамоту, рече: «не буди сего греха на вас, што есте целовали на сей грамоте, а владыку Ивана и всь Новгород прощаю и благословляю». Тогда же приехаше послы от князя Василья с Москвы, Феодор Кошка Ондреевичь и Уда и Селиван, и покрепиша мир с Новгородци; и Новъгород даша князю черный бор брати по своим волостемь, а полъчетверта ста рублев даша князю и митрофолиту, что благослови владыку Ивана и всь Новъгород; а за ким княжчины, а те целовали к великому князю княжщин им не таити; а то целование было в Филипово говение» [397] .
397
ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. 2, с. 372–374; ср. ПСРЛ, т. V, с. 245–246; т. VI. с. 123; т. VIII, с. 62–64; т. XI, с. 147, 153–155; т. XV. 1-я пол., стб. 162; т. XX, 1-я пол., с. 210–211; т. XXIII, с. 133; т. XXV, с. 220–221; т. XXVI, с. 164; т. XXVII, с. 88, 258; т. XXVIII, с. 86, 250. Не исключено, что 350 рублей, о которых здесь идет речь, — те же самые, что упомянуты под 1394 г.: «А от митрофолита Куприяна болярин Дмитрок прошать приехал сребра полчетверта ста рублев, што ездел Кюр Созонов да Василеи Щечкин в Царьград к патриарху послом от Новагорода о благословении и скопил долгу; и Новгородци даша Дмитроку то сребро» (ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. 2, с. 375).
Снова черный бор упоминается только под 1437 г.: «Прииха в Новъгород с Москве, от князя великаго Василья Васильевича, князь Юрьи Патракиевич черного бору прошати, и новгородци даша князю черный бор, и выиха из Новагорода князь Юрьи Патрикиевич» [398] .
Вопрос о черном боре поднимается во время Яжелбицких переговоров Москвы и Новгорода и сформулирован в московской грамоте договорного комплекса документов 1456 г.: «А коли приведется взяти князем великим черный бор, а нам дати чернои бор по старине» [399] .
398
НПЛ, с. 418; ср. ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. 2, с. 435, т. XII, с. 23; т. XVI, стб. 180.
399
ГВНиП, с. 42, № 23.
В 1461 г. «той же зимы даша Новгородци князю великому Василью Васильевичю на хрестьянах черный бор» [400] . С этим взятием, несомненно, связана новгородская вечевая грамота о предоставлении московскому князю черного бора, датируемая обычно 1448–1461 гг. по упоминанию в ней степенных посадника Офонаоа Остафьевича (известного в той же должности под 1448 г.) и тысяцкого Михаила Андреевича (известного в той же должности под 1461 г.) [401] . Между тем в промежуток от 1448 до 1456 г., когда в Новгороде княжил Дмитрий Шемяка, Василий Темный не мог «меть отношения к новгородским финансам [402] , а в рамках остающихся 1456–1461 гг. этот документ, естественно, связывается с летописным сообщением 1461 г. [403] . Ввиду особой важности этой грамоты воспроизвожу ее целиком:
400
ПСРЛ, т. XVI, стб. 204.
401
ГВНиП, с. 38–39, № 21.
402
См.: Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. Средневековый Новгород. М., 1977, с. 193–203.
403
См.: Янин В. Л. К хронологии новгородских актов Василия Темного. — Археографический ежегодник за 1979 год. М., 1981, с. 43–48.
«От посадника Великого Новагорода степенного Офонаса Остафьевичя, и от всех старых посадников, и от тысяцкого Великого
Новагорода степенного Михаила Ондреевичя, и от всех старых тысяцких, и от бояр, и от житьих людей, и от купцов, и от черных людей, и от всего Великого Новагорода. На вече на Ярославле дворе. Се дахом черный бор на сей год великому князю Василью Васильевичи) всея Руси. А послал князь велики на черный бор Семена Яковличя в Торжок. А брати князя великого черноборцем на новоторжьских волостех на всех, куды пошло по старине, с сохи по гривне по новой, а писцу княжу моржа с сохи. А в соху два коня, а третьее припряжь; да тшан кожевничскои за соху; невод за соху; лавка за соху; плуг за две сохи; кузнец за соху; четыре пешци за соху; лодья за две сохи; црен за две сохи. А хто сидит на исполовьи, на том взяти за полсохи. А где будет ноугородець заехал лодьею, или лавкою торгует, или староста, на том не взяти. А кто будет одерноватыи, емлет месячину, на том не взяти. А кто, поверг а свои двор, а вбежит в боярьскии двор, или кто имет соху таити, а изобличат, на том взяти вины въдвое за соху. А корм з десяти сох князя великого черноборцем взяти тритцать хлебцов, баран, а любо полоть мяса, трое куров, сито заспы, два сыра, бекар соли; а коневого корму пять коробеи овса в старую коробью, три возы сена з десяти сох, как пошло; по две подводы от стану до стану. А брати им, куды и переже сего чернаборци брали, по старине».Регламентация черного бора отсутствует в докончальных грамотах Новгорода с князьями, хотя и цитированный документ, и летописные рассказы ссылаются на «старину». Впрочем, в договорной грамоте с Казимиром IV 1470–1471 гг. мы встречаемся с таким положением: «А умиришь, господине честны король, Велики Новъгород с великим князем, ино тебе взяти честному королю черны бор по новгородцким волостем по старине одинова, по старым грамотам, а в ыные годы черны бор не надобе» [404] . Имеется упоминание черного бора и в московском документе Коростынских соглашений 1471 г., повторяющее соответствующий пункт Яжелбицкого договора: «А коли приведется князем великим взяти черной бор, и нам черной бор дати по старине» [405] .
404
ГВНиП, с. 132, № 77.
405
Там же, с. 49, № 27.
Последнее упоминание черного бора содержится в Псковской Первой летописи под 1471 г. в описании результатов коростынской победы Ивана III над Новгородом: «князь же великой такс у нареченого владыке Новгородского, и у посадников Новогородских, и у тысяцкых, и у всего Великого Новагорода вси своа что ни буди старины поймал, или город, или волости, или бор черный, а еще сверх того на них 17 тысящь рублев копейного прикончал, ино владычня ради челобитья тысячю, отдал, а 16 тысящь то вся Новгородцем отправити к своему государю великому князю» [406] .
406
Псковские летописи. М., 1955, вып. 2, с. 184–185.
Изложив все имеющиеся в источниках сведения о черном боре, мы должны теперь поставить вопрос о принципах регламентации новгородской дани в пользу Золотой Орды. Летописные рассказы XIII в. говорят об ордынском выходе как о десятине, т. е. десятой части доходов: «просяче у них десятины во всемь: и в людех, и в князех, и в коних, во всяком десятое» [407] . По крайней мере, с начала XIV в. в Новгороде сбор этих доходов организуется великокняжеской администрацией. Между тем хорошо известно, что в системе извлечения новгородских доходов основу составляло кормление, а не исчисление соответствующей доли ежегодного валового дохода. Так, князь Святослав Ольгович в 1137 г. назначает десятину церкви от податей полной передачей в софийскую казну доходов с четко обозначенной области Заонежья и Подвинья. Позднее вместо этих районов назначаются Обонежье и Бежецкий верх [408] .
407
НПЛ, с. 74, 286 («…и в конех, в белых 10, в вороных 10, и в бурых 10-е, в рыжих 10-е, в пегих 10-е»).
408
См.: Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения, с. 80–90.
Мне представляется несомненным, что такой территорией, выделенной под черный бор, была Новоторжская земля, всякий раз упоминаемая в связи с черным бором. Грамота 1461 г. прямо говорит: «а брати князя великого черногорцем на новоторжьских волостех на всех, куды пошло, по старине», «куды и переж сего черноборци брали, по старине». Такое выделение Новоторжской волости исторически объяснимо, поскольку это был единственный район новгородской земли, подвергшийся во время монголо-татарского нашествия военному вторжению. В то же время великие князья демонстрируют неудовлетворенность объемом выхода, полагая, по-видимому, что «старина» не учитывает территориального увеличения новгородских владений после выделения Торжка в кормление. Так, в 1333 г. Иван Калита запрашивает: «почто устюжци и ноугородци от Вычегды и от Печеры не дают чорный выход ордынскому царю» — «и дали князю Ивану на черный бор Вычегду и Печеру». Вероятно, и повторные взятия черного бора в 1340, 1386 и 1393 гг. распространялись на другие новгородские волости. В 1386 г. новоторжская рать даже участвует в походе против Новгорода.
Другой основой регламентации дани является ее периодичность: «взяти… черны бор по новгородцким волостем по старине одинова, цо старым грамотам, а в ыные годы черны бор не надобе». Надо полагать, что до нас дошли, как правило, сведения о конфликтных ситуациях, а о мирном взятии черного бора в узаконенные сроки летопись сообщает не всегда. И все же приведенные тексты позволяют сделать некоторые расчеты. В 1332 г. Иван Калита был неудовлетворен суммой выхода, собранного, надо думать, в предыдущем 1331 г. Следующий раз выход поступает к московскому князю в 1339 г., т. е. спустя 7–8 лет после предыдущего. Коль скоро в 1340 г. был взят повторный черный бор, это, вероятно, создало льготу на следующий срок. Выход берется в 1385 г., а затем в 1392–1393 гг., т. е. снова спустя 7–8 лет после предыдущего. Между взятием черного бора в 1437 г. и новым его сбором в 1461 г. проходит 24 года, т. е. три восьмилетних срока. В 1471 г. Иван III берет с Новгорода черный бор в виде недоимки, что является законной акцией, поскольку, если мой расчет правилен, срок очередного сбора наступил еще в 1468–1469 гг. Кратные 7–8 годам сроки соответствуют и промежуткам от 1339 до 1385 г. и от 1392 до 1437 г.
Существует, однако, еще один ракурс регламентации — социальный. Грамота 1461 г. перечисляет разнообразный и широкий круг лиц, подлежащих черному бору. В него входят земледельцы («а в соху два коня, а третьее припряжь», «плуг за две сохи», «четыре пешци за соху»), ремесленники («да тшан кожевничскои за соху», «кузнец за соху»), рыболовы («невод за соху»), солевары («щрен за две сохи»), торговцы («лавка за соху»), перевозчики («лодья за две сохи»), иными словами, те категории свободных людей, которые объединялись термином «черные люди», находящимся в прямой связи и с термином «черный бор».