Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Куликовская битва в истории и культуре нашей Родины
Шрифт:

Общая характеристика русского устава рубежа XIV–XV вв. позволяет сделать вывод, что в этой разновидности письма соединены разнородные временные и типологические признаки. Возрождение тщательных, рисованных, каллиграфически красивых почерков, после упрощенного грубого устава XIII в. отражает, по-видимому, стремление писцов подражать лучшим рукописным образцам Киевского периода XI–XII вв. Высокая сигнальная линия и некоторая манерность письма — это новые собственно уставные черты XIV в. Что же касается округлых русских начертаний и минускульных грецизированных, то они являются признаками формирования элементов нового типа письма — русского полуустава.

Значительно больше полууставных черт в переходных разновидностях почерков [891] . Сохраняя в основных начертаниях рисунок букв, свойственный русскому уставу рубежа XIV–XV вв., его высокую сигнальную линию и прямое, без наклона, положение букв в строке, эти почерки приобретают и новые типологические признаки. Начертания одной и той же буквы теряют строгую стандартность. Наряду с округлыми петлями то в той, то в другой букве встречаются изогнутые мачты и перекладины (например, в йотированной «е», в буквах «д», «н», «р», «т», «у», «ъ», «ять»). Увеличивается число округлых лигатур и грецизированных начертаний («альфа», «эпсилон», «ламбда», «ро»). Часто употребляются упрощенные,

грубые асимметричные формы в буквах «д», «е», «ж», «земля», «ферт». Именно в переходных почерках появляются совершенно новые начертания, никогда не имевшие места в русском уставе. Это «в» с различными комбинациями больших и малых, округлых и угловатых петель; несколько вариантов «земли» с закрытой верхней петлей и «земли» в виде арабской цифры «2» с округлым хвостом; несколько вариантов «т» с разновысокими мачтами. Наконец, изредка здесь начинают встречаться южнославянские формы, например, некоторые формы «земли», «ер», «ерь», с высокими мачтами, «юс большой» [892] . Однако в переходных почерках указанные особенности проявляются непоследовательно. В каждом индивидуальном почерке они могут сосуществовать в различных комбинациях, а такой признак, как наличие грецизированных или южнославянских начертаний, нередко вообще отсутствует. Постоянными, устойчивыми эти признаки (многовариантность начертаний, нарушение принципа геометричности) становятся в полууставе [893] (илл. 28). К ним добавляется свободное расположение и наклон букв и слов в строке. В особых группах русского полуустава начинают преобладать южнославянские и грецизированные формы. Идет сближение русского полуустава с южнославянскими почерками. Это сближение лишь отчасти определялось прямым заимствованием. Эволюция русских почерков от устава к полууставу шла по внутренним законам самого русского письма. Основа для сближения была подготовлена в русском уставе и переходных почерках рубежа XIV–XV вв.

891

См.: Книга Иова 1394 г. (Чуд. 6), Апостол 1389–1406 гг. (Хлуд. 37), Устав студийский 1398 г. (Син. 333), Изборник 1403 г. (Син. 275), Триодь цветную 1403 г. (Усп. 7 перг.), Лествицу 1404 г. (Чуд. 219), Пролог 1406 г. (Усп. 3 перг.).

892

«Юс большой» есть в почерке Изборника 1403 г. Однако надо учитывать, что эта книга переписывалась с Изборника 1073 г., где «юс большой» был постоянно встречающейся буквой.

893

Образцы развитого русского полуустава имеются только в единичных рукописях ГИМ начала XV в., не имеющих точной даты написания, поэтому в качестве иллюстрации в статье приводится лист из Евангелия 1416 г. (ГИМ, ОР, Чертк. 256).

Илл. 28. Евангелие 1416 г., л. 168 об. ГИМ, ОР, Чертк. 256

Русский полуустав в развитом виде получает распространение одним-двумя десятилетиями позже рассматриваемого периода. На рубеже XIV–XV вв. он встречается только в отдельных книгах.

В орнаментальном убранстве русских рукописных книг на рубеже XIV–XV вв. также наметились перемены.

Традиционным художественным стилем книжных заставок и инициалов в это время была тератология, или звериный стиль, в его завершающей стадии развития [894] . Сложная система плетеных ремней с запутавшимися в них фигурами чудовищ, а в отдельных вариантах с человеческими фигурами, на красочном фоне заполняла фронтисписы, заставки и заглавные буквы (инициалы) рукописных книг. Тератологическая орнаментика в рукописях, вышедших из больших книгописных центров Москвы, Новгорода, Пскова и других городов, отличалась особенностями рисунка (плоские или более объемные фигуры зверей) и колорита (синий фон заставок в книгах Новгорода, сине-зеленый — Пскова, красно-желтый — средней полосы Руси). Однако в целом стиль оставался единым [895] .

894

Из 34 орнаментированных рукописных книг рубежа XIV–XV вв., хранящихся в Отделе рукописей ГИМ, в 24 украшения выполнены в тератологическом стиле.

895

См.: Ильина Т. В. Декоративное оформление древнерусских книг. Л., 1978. В этой работе, наряду с исследованием существа вопроса, дана его полная библиография.

Но на рубеже XIV–XV вв. на страницы русских книг приходят украшения совершенно иного характера. Вместо чудовищ — растительно-цветочные мотивы, вместо плетеной ременной сетки — четкие клейма (напоминающие перегородчатую эмаль), заключенные в геометрическую рамку. Словом, это тот тип орнамента, который чрезвычайно напоминает украшения русских и греческих книг X–XI вв. и который получил название нововизантийского. Этот орнамент в одних книгах соседствовал с тератологией, в других — уже вытеснял ее.

Так, в Евангелии начала XV в. из московского Андроникова монастыря, украшенном художниками круга Андрея Рублева [896] , тератология отсутствует, а две заставки (на лл. 2 и 257) выполнены в изысканнейшей манере нововизантийского стиля (илл. 29). В отдельных инициалах имеются отголоски романского стиля.

Илл. 29. Андрониково евангелие, начало XV в. л. 2. ГИМ, ОР, Епарх. 436

896

ГИМ, ОР, Епарх. 436. Постникова-Лосева М. М., Протасьева Т. Н. Лицевое евангелие Успенского собора как памятник древнерусского искусства первой трети XV века. — В кн.: Древнерусское искусство XV — начала XVI веков. М., 1963, с. 154.

Что касается соседства тератологии и нововизантийского стиля, то оно встречается в двух формах. В «Онежской псалтыри» 1395 г. одни листы украшены инициалами и заставками тератологического стиля, другие — нововизантийскими. Оба вида украшений выполнены на высоком художественном уровне [897] .

Иную

форму сочетания двух этих стилей представляет орнамент «Лествицы» конца XIV в., написанной на бумаге (вод. знаки: Полумесяц — 1) Брике № 5287, 1395–1420 гг.; 2) Брике № 5288, конец XIV в. — 1415 г.) [898] . Здесь в одних и тех же заставках есть элементы традиционной тератологии (полосы — ремни, «реснички»; особый «тератологический» колорит: сочетание синего и желтого) и нововизантийской манеры (геометрическая рамка, византийский цветок). Несовершенство исполнения нововизантийских деталей говорит, по-видимому, о том, что для художника этот стиль был еще новым и непривычным (илл. 30). Оригинальной разновидностью нововизантийских украшений представляется одна из заставок московской рукописи конца XIV в. из Воскресенского собрания ГИМ [899] . Четкие эмальерные клейма заменены в ней симметрично извивающимися ветвями, сходными с орнаментами итальянского Ренессанса, мотивами, получившими широкое развитие в византийских и грузинских рукописях в XIII–XIV вв., а в русской книжной орнаментике — с конца XV в.

897

ГИМ, ОР, Муз. 4040.

898

ГИМ, ОР, Увар. 865–4°. Briquet С. М. Les filigranes dictionnaire historique des marques du papier. Geneve, 1907.

899

ГИМ, OP, Воскр. 2, л. 1.

Илл. 30. Лествица, конец XIV — начало XV в., л. 39 об. ГИМ, ОР, Увар. 865–4°

Параллельно с нововизантийским стилем в русскую книжную орнаментику входило балканское плетение, или балканский стиль. Однотонные или пестрые жгуты и ленты сплетались в заставках в правильные геометрические фигуры: круги, квадраты, восьмерки. Здесь не было ни чудовищ, как в тератологии, ни цветка крина, как в нововизантийском орнаменте [900] .

900

Шульгина Э. В. Балканский орнамент. — В кн.: Древнерусское искусство. Рукописная книга. М, 1974, с. 240–264.

Известный в южнославянских рукописях XIV в., этот орнамент пришел на Русь вместе с болгарскими и сербскими писцами, с их книгами. Широкое распространение на Руси он, как и нововизантийский стиль, получил позже, в XV–XVI вв., но в отличие от аристократического орнамента он украсил многочисленные книги, выходившие из небольших книгописных мастерских, и стал таким же популярным и любимым русскими книжниками, какой была в свое время тератология. В рукописях же рубежа XIV–XV вв. балканский орнамент встречается лишь изредка, чередуясь в них с украшениями других стилей [901] (илл. 31).

901

ГИМ, ОР, Муз. 3651, Син. 71, Усп. 5 перг.9

Илл. 31. Евангелие 1409 г., л. 192 об. ГИМ, ОР, Син. 71

Вообще для многих книг Руси рассматриваемого периода характерно сочетание всех перечисленных стилей: тератологии, нововизантийского и балканского. Такое сочетание есть в упоминавшейся рукописи из Воскресенского собрания, но особенно полно оно проявилось в «Онежской псалтыри» 1395 г. (илл. 27). Книга имеет интересную и сложную судьбу. Важно подчеркнуть, что написана она писцом, который называет себя Лукой смолянином, т. е. происходящим из Смоленска, и, следовательно, можно предполагать, что украшена она художником также западнорусского происхождения. В одних фронтисписах, заставках и инициалах «Онежской псалтыри» мы видим тератологию, в других — нововизантийский орнамент, в третьих — соединение того и другого, в четвертых — балканское плетение [902] . Весь этот декор выполнен рукой искуснейшего мастера.

902

ГИМ, ОР, Муз. 4040, л. 1, 72, 83 об., 115 об., 129 об., 156 об., и др.

Итак, в орнаментике русских книг конца XIV — начала XV в. заметны те же особенности, что и в книжном письме: во-первых, для них характерно развитие традиционных русских форм, во-вторых, — возрождение образцов времен Киевской Руси, в-третьих, — начало обращения к византийским и южнославянским прототипам XIII–XIV вв. Все это наряду с расширением сферы книжного письма по количеству и репертуару свидетельствует о том, что в книгописании Руси конца XIV — начала XV в. перед нами предстают черты того подъема культуры, который был связан с общим развитием Русского государства после Куликовской битвы.

В. Д. Черный

«Мамаево Побоище» в древнерусских миниатюрах

(Миниатюра как культурно-исторический феномен)

Свидетельством огромной популярности произведений о Куликовской битве в средневековой Руси является чрезвычайная распространенность списков «Сказания о Мамаевом побоище». Можно представить, насколько велик был в то далекое время «тираж» этого наиболее содержательного литературного произведения о Куликовской битве, если сквозь грозные годы истории, наполненные многочисленными утратами, дошло свыше 150 списков «Сказания», а может быть и гораздо больше. Будучи с самого начала (т. е. с первой половины XV в.) многосоставным сочинением, включающим элементы из «Задонщины», Летописной повести, произведений устного народного творчества и др., «Сказание о Мамаевом побоище» и в дальнейшем неоднократно изменяло свое содержание в угоду различным политическим течениям, представляющим определенные исторические концепции. Об этом свидетельствуют восемь редакций «Сказания» и обилие вариантов в каждой из них [903] .

903

Дмитриев Л. А. Обзор редакций «Сказания о Мамаевом побоище». — В кн.: Повести о Куликовской битве. М., 1959, с. 249–280; см. также: Истоки русской беллетристики. Л., 1970, с. 292–309.

Поделиться с друзьями: