Куликовская битва в истории и культуре нашей Родины
Шрифт:
Внимание к древней святыне, ее перенос из одного политического центра в другой послужили поводом появления в начале XV в. многочисленных списков — «копий» с византийской иконы «Владимирская Богоматерь» [775] .
Две из них, наиболее древние (начало XV в.), заслуживают особо пристального внимания, поскольку при сопоставлении их друг с другом и с древней иконой выявляются различные грани отношения к почитаемому оригиналу. Одна из этих икон происходит из Успенского собора г. Владимира (илл. 21) [776] , вторая, так называемая «Владимирская запасная», — из Успенского собора Московского Кремля (илл. 23) [777] . Отметим, что оба произведения повторяют пропорции и размеры византийского оригинала. Однако сразу же обращает на себя внимание значительный отход в обеих иконах от иконографического извода древнего образца. Думается, причины этих изменений надо искать не «в плохом состоянии живописи оригинала», как считают некоторые исследователи,
775
Среди них: икона «Владимирская Богоматерь» из Успенского собора во Владимире (собр. ВСИХМЗ); так называемая «Владимирская запасная» из Успенского собора Московского Кремля (собр. ГММК), «Богоматерь умиление» (Владимирская) из Покровского монастыря в Суздале (собр. ВСИХМЗ); икона «Владимирская Богоматерь» — вклад боярина Образцова (собр. ЗИХМЗ) и др.
776
Икона «Богоматерь Владимирская» (начала XV в.), на обороте «Голгофский крест» — XIX в. Доска липовая, левкас, темпера 101x69. Раскрыта в Комиссии, в 1918 г. (собр. ВСИХМЗ, инв. № В 2971).
777
Икона «Богоматерь Владимирская», первая четверть XV в., доска липовая, левкас, темпера, 102x66. Раскрыта в Комиссии 1920 г. реставратором Е. М. Брягиным (собр. ГММК).
В искусствоведческой литературе утвердилась точка зрения, которая связывает оба этих произведения с творчеством Андрея Рублева. Датировка их опирается на уже упомянутые летописные известия о переносе древней иконы в Москву в 1395 г.
Икона «Владимирская Богоматерь» из Владимира [778] , раскрытая в 1918 г., была впервые опубликована И. Э. Грабарем. Исходя из наблюдений над стилистическими особенностями владимирской иконы, автор датирует ее началом XV в. и делает вывод о «чисто рублевском стиле иконы» [779] . К этому мнению присоединился В. Н. Лазарев [780] . Близость образного строя произведения творчеству Андрея Рублева отмечает также Н. А. Демина, считающая, что «Рублевым и художниками его круга была установлена традиция изображать Владимирскую Богоматерь самоуглубленно погруженной в свой внутренний мир» [781] .
778
В дальнейшем икону «Владимирская Богоматерь» из Успенского собора г. Владимира будем называть владимирским списком, икону из Успенского собора Московского Кремля — московским списком.
779
И. Э. Грабарь дважды обращается к этому памятнику. Первый раз в работе «В поисках древнерусской живописи», написанной во время происходивших во Владимире реставрационных работ в 1918 — начале 1919 г. и впервые опубликованной в 1966 г. Автор пишет: «Икона весьма отвечает всему тому, что нам пока известно о живописных течениях на рубеже XIV и XV веков. И вполне соответствует тому, что нам с недавних пор стало вырисовываться в качестве элементов неизменно сопутствующих чисто суздальскому искусству» (Грабарь И. Э. О древнерусском искусстве. М., 1966, с. 42). В статье 1926 г. «Андрей Рублев» автор со всей определенностью приписывает ее Андрею Рублеву (Там же, с. 197–198).
780
В. Н. Лазарев приписывает икону «безымянному современнику» Андрея Рублева, считая, что в ней «недостает рублевской тонкости». (Лазарев В. Н. Андрей Рублев и его школа. — В кн.: История русского искусства. Т. III. M., 1955, с. 144). В другой, более поздней работе, автор пишет: «новое внимательное изучение оригинала убедило меня в правильности атрибуции И. Э. Грабаря» (Лазарев В. Н. Рублев и его школа. М., 1966, с. 31).
781
Демина Н. А. Троица Андрея Рублева. М., 1963, с. 82–85.
Икона «Владимирская Богоматерь» из Успенского собора Московского Кремля была раскрыта в 1920 г. [782] В первой публикации памятника, сделанной В. И. Антоновой в 1966 г., икона рассматривается как раннее произведение Андрея Рублева (1395 г.), «испытавшего… — по словам автора, — в этот период большое влияние творчества Феофана Грека» [783] . В. Н. Лазарев не соглашается с В. И. Антоновой и датирует икону не ранее первой четверти XV в., считая, что автором ее был московский художник, не принадлежавший к школе Рублева [784] .
782
Архив ГТГ, ф. 67, д. 57.
783
Антонова В. И. Раннее произведение Андрея Рублева в Московском Кремле. — В кн.: Культура Древней Руси. М., 1966, с. 21–25.
784
Лазарев В. Н. Московская школа иконописи. М., 1971, с. 32–33, табл. 50.
И. А. Кочетков, основываясь на детальном сравнительном анализе обоих списков с древним византийским оригиналом, предложил ряд новых аргументов в подтверждение точки зрения В. И. Антоновой на датировку и атрибуцию московского списка. Привлекая дополнительные исторические свидетельства, он уточнил также дату владимирского списка — 1411 г. [785]
Однако никто из авторов, высказавших свое мнение об атрибуции этих столь близких списков, не ставил своей задачей провести их сравнительный анализ и выявить особенности стиля, характер их соотношения и, наконец, их связь с современными идейными и художественными направлениями.
785
Кочетков И. А. Древние копии иконы «Владимирская Богоматерь». Доклад, прочитанный в МГУ. Лазаревские чтения, 2 февраля 1981 г.
Между тем сопоставление владимирского и московского списков, думается, позволит уловить ту разницу в трактовке образа, которая отличает произведения художника-творца, чутко реагировавшего на духовную атмосферу времени, от работы рядового, хотя и безупречного в своем мастерстве,
иконописца.Автор владимирского списка размещает композицию в поле средника, находя точные соотношения фигур, фона, полей и совершенно избегая характерной вписанности, свойственной многим иконным копиям. Уже в этом чувствуется его свободный подход, свое осмысление древнего образца. Заходящие на боковую лузгу края мафория несколько расширяют книзу силуэт фигуры Богоматери, так что ее можно легко представить стоящей в рост. Художник, создавая свой список, видимо, не был скован задачей копирования поясного изображения Богоматери оригинала XI в.
Найденные пропорции фигур дают возможность линии силуэта гибко скользить вверх, очерчивая плечо, изгиб шеи, голову Марии. Очертанию силуэта ритмично вторит кайма мафория, край чепца, склоненный лик, шея Богоматери. Встречное движение фигуры Христа с округленными очертаниями спины, шеи, руки образует аналогичные ритмические повторы. В своем движении по параболе линия как бы стремится замкнуться в круг. Этот основной линейный ритм, строящий композицию, разнообразится короткими диагональными и вертикальными прорисовками, легко обозначающими пластику формы.
Трехчетвертное положение фигуры Богоматери, наклон головы под небольшим углом, разворот торса Христа намечают как бы несколько плоскостей, обозначивших некоторую пространственность композиции, ограниченную в передней плоскости положением рук Марии, повернутых внутрь, с закругленными ладонями. Такой композиционный строй, не разрушающий, однако, характерную иконную подчиненность плоскости доски, как бы замыкает неглубокое пространство иконы в своеобразной сферической форме. Художник достигает впечатления особой сведенности образа к единому внутреннему центру, эмоциональной и духовной собранности, самоуглубленности.
В композиции не делается акцента на пластической разработке форм, свойственной многим произведениям XIV в. Пластическая выразительность образа достигается точностью очертаний гибкой, упругой линии силуэта и намеченной пространственностью. Это дает возможность передать облегченность массы, не исключая ее пластического решения. Подобный художественный строй можно проследить в целом ряде памятников московской школы начала XV в., связанных с кругом произведений Андрея Рублева.
При сравнении владимирской иконы с произведениями, которые бесспорно приписываются Андрею Рублеву — такими, как Звенигородский чин, фрески Владимирского Успенского собора (особенно лики ангелов на северном склоне свода центрального нефа), деисусные иконы Троицкого собора, икона «Троица», — бросается в глаза значительное типологическое сходство ликов. Действительно, характерные удлиненные овалы, маленькие сомкнутые рты, узкая полоска лба, продолговатый разрез глаз роднят их с образом Владимирской Богоматери из Владимира. Взгляд продолговатых, легко очерченных светло-коричневой линией глаз Богоматери владимирской иконы с чуть размытыми черными зрачками, поднятыми к линии верхнего века, не фиксируется ни на каком внешнем объекте. Он также направлен внутрь, согласуясь с самосозерцательным строем образа.
Владимирской иконе свойственна особая цельность: ни один стилистический прием не доведен до максимального звучания, не становится самоцелью. Все в меру, все подчинено главному. В этой общей гармонии художественного строя рождается спокойная мерность, тишина, которая передается зрителю при длительном созерцании памятника.
Главное содержание древнего образа Владимирской Богоматери — величайшее милосердие, материнская жертвенность ради любви к миру. В этой основной идее «жертвы и любви» видят исследователи глубокую связь византийского образа XI в. и главного произведения Андрея Рублева — «Троицы» [786] . То же можно сказать, сравнивая «Владимирскую Богоматерь» XI в. с владимирской иконой начала XV в. Но здесь изначальная тема богородичного образа утратила драматичность внутреннего молитвенного предстояния. Такая интерпретация могла сложиться в русле определенной идейной атмосферы, окружавшей создателя произведения.
786
Демина Н. А. Указ. соч., с. 83–84.
Во второй половине XIV — начале XV в. значительное влияние на общественно-политическую, религиозно-философскую и художественную жизнь России оказало распространившееся в Византии и южнобалканских странах исихастское движение [787] . Очагом исихастских идей на Руси была обитель Сергия Радонежского. Рассматривая сочинения Епифания Премудрого, А. И. Клибанов указывает на особый характер молитвы Сергия. Одной из особенностей молитв, описанных Епифанием, является то, что чаще всего они совершаются молча. «Старец, через посредство которого Сергий овладел «разумом книжным», поучает Сергия: «Воспой внутрь зрящему тя богу». Сам Сергий молится с воздыханиями сердечными. Молитва безмолвная, слезная, обращенная вовнутрь и есть «умная молитва» исихастов» [788] . А. И. Клибанов обращает также внимание на свидетельства житийных повестей о стремлении Сергия «единствовать и безмолствовать». Но безмолвие (исихия) не есть простое противопоставление тишины шуму и суете. Этот термин — название для по-своему содержательного состояния. «Безмолвие, — по определению Паламы, — есть остановка ума и мира… восхождение к истинному созерцанию и видению бога» [789] .
787
По этому вопросу существует обширная литература. Для раскрытия нашей темы наиболее важны следующие исследования: Прохоров Г. М. Исихазм и общественная мысль в Восточной Европе в XIV в. — ТОДРЛ, т. 23. Л., 1968; Плугин В. А. Мировоззрение Андрея Рублева. М., 1974, с. 47–48; Клибанов А. И. К характеристике мировоззрения Андрея Рублева. — В кн.: Андрей Рублев и его эпоха. М., 1971, с. 62–102.
788
Клибанов А. И. Указ. соч., с. 80–81.
789
Там же, с. 82.
В кругу таких представлений и формировалось мировоззрение автора владимирской иконы, они, вероятно, послужили отправной точкой для создания нового образа «Владимирской Богоматери».
Влияние идей византийских исихастов и тринитарной концепции Сергия на искусство XIV–XV вв. было значительным, но не однозначным. Различна была степень их усвоения и соотношения с устоявшимися, традиционными представлениями. Отсюда разная степень отражения религиозно-философских воззрений в произведениях искусства и их воздействия на живописную структуру образа. Исследователи не раз указывали на различное содержание образов у Феофана Грека и Андрея Рублева [790] . В этом отношении одной из важнейших идейных и стилистических характеристик произведения является свето-цветовое решение образа, связанное с отражением понятия «божественная энергия», световая энергия, занимавшего центральное место в системе этих учений.
790
Сравнительный анализ произведений Феофана Грека и Андрея Рублева в свете отражения исихастских идей дает В. А. Плугин. См.: Плугин В. А. Указ. соч., с. 51–75.