Курсант: Назад в СССР 14
Шрифт:
Я откинулся на спинку скамейки.
— Слушай, Лиза. Это все очень странно. Я здесь, чтобы с этим разобраться. Ты сможешь для меня разузнать больше? Про Чёрное озеро и про всё, что здесь творится.
Она на секунду будто онемела, только приоткрыла рот. Наконец, выдохнула:
— Как?
— Ну, просто продолжай слушать, и, если будет что-то интересное, расскажешь.
Она снова остановила на мне внимательный взгляд. Потом кивнула.
— Смогу. Я и сама хочу уехать отсюда, особенно после твоих слов. Только пока не могу. Лето — сезон, деньги идут. А уехать — дело затратное, надо накопить
— Лучше уехать сейчас, — высказался я, жертвуя своим новоиспеченным агентом. — Чем потом.
Она качнула головой.
— Я не из тех, кто прыгает, не зная, где приземлится. Я привыкла твердо стоять на ногах. Ещё немного, и смогу. А пока… я помогу тебе. Всё, что услышу, скажу. Только ты меня прикрой. Если что.
Я посмотрел на неё, и что-то в груди сжалось. Было бы у неё чуть по-другому… может, она бы и не погибла в той жизни. Может, теперь у нас шанс переписать судьбу.
— Договорились, — тихо сказал я. — А пока давай выпьем еще по кружечке чая, пусть все думают, что мы нашли общий язык.
Когда девушка ушла, в баню завалилась пьяненькая ватага. Мещерский, весело рыгнув от ночного шашлыка и тостов, вылез первым, хлопнул меня по плечу:
— Ну что, Андрей Григорьевич, отдохнули? Наша Лиза, небось, как следует вам спинку потерла, а? — подмигнул он, заглядывая мне за спину, взгляд его скользил по дивану у стены.
Я лениво усмехнулся:
— Да, Гавриил Захарович, потерла. Уважила. Спасибо, как говорится, за радушие.
Он довольно фыркнул и уставился в сторону, как бы случайно, туда, где на диванчике в банной комнате лежала простыня. Кристально разглаженная, девственно чистая, даже не примятая. Моргнул, но промолчал.
На следующее утро Мещерский довез меня до моей гостиницы. Я вошел в здание. У стойки, как коза на привязи, уже сидела она — Эльвира Марковна, администраторша. И этот взгляд училки, которая поймала тебя курящим в школьном туалете.
— Здравствуйте, товарищ Петров, — протянула она, карамелью растягивая слова. — Доброе утро вам… Как ваши… колготки?
Я прищурился:
— Тише, Эльвира Марковна, договорились же, всё строго между нами.
Но тут, как из-под земли, нарисовались двое милиционериков. Один в лейтенантской форме, другой сержант. Молоденькие, старательные, ну чисто комсомольцы на отчетном собрании.
— Соловьёв и Крюков, — представился один за двоих с выражением долга на лице. — Поступил сигнал. Гражданин, ваши документы.
Эльвира Марковна хихикнула:
— Попался, значит? Спекулянт! Барыга! Я сообщила, куда надо!
Я вздохнул, как человек, который уже устал объяснять людям прописные истины.
Ну да ладно… парнишки не в курсе, кто я, а мегера и подавно, так что придется объяснить.
— Майор милиции Петров Андрей Григорьевич. Спецгруппа МВД СССР, — я достал удостоверение и сунул в изумленные лица сотрудников.
Глаза у обоих увеличились будто бы раза в два. Оба вытянулись по струнке, козырнули:
— Э-э… виноваты, товарищ майор, — пролепетал старший. — Ошибочка вышла. Мы тут…
— Ничего, бывает. Благодарю за бдительность, лейтенант.
— Разрешите
идти?— Идите, — благосклонно кивнул я.
И, как вихрь, смылись за дверь.
Я повернулся к Эльвире Марковне. Та теперь стояла как вкопанная, с лицом, на котором отражались все стадии сначала побледнения, а потом покраснения.
— Эльвира Марковна, ну что же вы? С вами никаких дел нельзя иметь. Колготки — это было, так сказать, мое прикрытие. Я здесь по очень важному и секретному делу. Надеюсь, теперь вы будете держать язык за зубами. Так вот, слушайте внимательно: никому, слышите, никому ни слова, кто я и что я. Дело государственной важности. Все ясно?
Она охнула, прикрыла рот рукой и зачастила:
— Да, да, да… что же вы сразу не сказали? Я… я…
— Если кто-то будет про меня спрашивать, немедленно меня известите.
— Да, конечно…
Я зашагал к своему номеру, слыша, как сопит на своем посту администратор.
В номере я открыл шкаф, вытащил костюм понаряднее, аккуратно разложил его на кровати. Гладкие зеленые брюки со стрелками, что порезаться можно, светлая рубашка с отутюженным воротом, галстук — всё как положено.
Смахнул с лица остатки сна прохладной водицей в умывальнике. Бритва «Нева» (обошлось всего парой порезов), крем для бритья и ершистый помазок. Одеколон «Шипр» — капельку за уши, для настроения. Чёрный дипломат лёг в левую руку, правой я нащупал кобуру под пиджаком. Время работать.
Здание ОВД Нижнелесовского горисполкома встретило меня кирпичными стенами и низким крыльцом, на котором скакали по теньку воробушки.
Распахнув дверь на пружине, я вошел внутрь. Помещение давно без ремонта, как, впрочем, и многие подобные учреждения в конце восьмидесятых. Пожелтевшие плакаты — «Береги государственное имущество», «Советский милиционер — опора закона!» — встречали посетителей с некоторой иронией в такой обстановке. В углу за стеклом дежурной части уткнулся в обыденную писанину сержант, при моём появлении он встрепенулся было, окинув изучающим взглядом, но, увидев удостоверение, козырнул: проходите.
Кабинет подполковника Бобырева располагался на втором этаже, за покрытой лаком дверью с табличкой «Начальник ОВД». Я постучал и вошел.
— О! Наш уважаемый Андрей Григорьевич! — радостно прогудел Виктор Игнатьевич, приподнимаясь из-за стола. Вид у него после вчерашнего был помятый, как у старой подушки, в которой слежался пух, но улыбка бодрая. — Как банька? Присаживайтесь. Подлечиться, так сказать, не желаете? По пять капель, для здоровья, чисто профилактика, — он уже потянулся к ящику стола за коньяком или чем-то подобным.
Видимо, обычно все соглашались.
— Благодарю, Виктор Игнатьевич, я на работе не пью, — мягко, но твёрдо ответил я.
Бобырев крякнул и отдёрнул руку, будто обжёгся.
— Ну, это вы правильно. Мы, значит, так-то тоже не злоупотребляем, ага. Что нужно — говорите, окажем содействие.
— Та-ак… — я покачал ногой, будто только сейчас собираясь с мыслями. — Мне нужен кабинет, печатная машинка и сейф, — перечислил я. — Работа серьёзная.
— Будет сделано. Как раз кабинет освободился — один инспектор наш в отпуске, а второго уволили. Пойдемте, покажу.