Курсант: Назад в СССР 14

— Москва… — пробормотала она, словно пробуя слово на вкус.

— Что?

— Ты из Москвы… В командировке?

Я не удивился её проницательности. В таких городках все друг друга знают, а определить по мне москвича не так уж сложно: костюмчик из ГУМа, штиблеты по моде, стрижка далеко не сельская. Хотя… разве старушки разбираются в таких вещах?

Не пойму, чего ей надо, но чем-то она меня зацепила, и я к ней тоже присмотрелся. Было в ней что-то… Вроде, обычная бабка с виду, может, царя видала, наверняка пережила войны, коллективизацию…

А всё равно будто что-то не так.

— Может, и в командировке, — пожал я плечами. — А вы кто будете?

— Марфа Петровна я… Меня тут все знают.

— Вот как.

— Хошь, погадаю?

Я прищурился.

— Так вы гадалка?

Старуха фыркнула и сплюнула себе под ноги.

— Тьфу ты, гадалки — у цыган в таборе, шарлатанки! А я — провидица.

— Спасибо, но как-нибудь в другой раз, — сказал я, собираясь её обойти.

Но я не решался далеко отойти, потому что всё ещё не всучил ей обратно свёрток, а бабка шагнула вперёд и перегородила мне путь, да палку свою выставила, будто копьё. Стоит, улыбается. Но не тепло, не по-доброму. Эта улыбка была странная — древняя, знающая.

— Я знала, что ты приедешь.

— Да ну? — скептически хмыкнул я.

Ну-ну. Обычный приём деревенских шарлатанок: сказать что-то расплывчатое, чтобы посеять сомнение, а дальше уже зацепить человека. Ну и ладно, пусть меня раскручивает, меньше сил на наивных горожан останется.

— Ну и? — спросил я, стараясь не выдать раздражения.

— Уезжай.

Я усмехнулся.

— Почему это?

— Ты не первый, кто сюда приезжал.

Я прищурился.

— И что?

Старуха качнула головой, словно вздрагивая.

— Больше их никто не видел.

Я уже куда более внимательно посмотрел на неё.

— О ком вы?

Она чуть подалась вперёд, будто собиралась сказать что-то важное, но лишь выдохнула:

— Уезжай, Петров. Чёрное озеро тебя убьёт.

Я не успел спросить, откуда она знает мою фамилию.

Ничего не успел. Потому что вдруг она рассмеялась.

Но не глухо, не хрипло, как дряхлые старухи, а странно, глубоко, будто эхо плеснулось в пустом колодце.

Я даже чуть вздрогнул. А она в это время не по годам шустро юркнула мимо и засеменила прочь, цепко держась за свою палку.

— Эй! — окликнул я её, но тут же воздух разрезал звук клаксона, заглушив мой голос.

Я повернул голову — это сигналил Мещерский. Он уже стоял возле машины и махал мне рукой.

— Андрей Григорьевич, ну что же вы? Садитесь в машину!

Я проводил старуху взглядом. Она скрылась за углом. Вздохнул и не спеша подошёл к «Волге».

Председатель горисполкома с привычной учтивостью распахнул передо мной дверь «Волги»:

— Ну что, готовы?

— Готов, — кивнул я, усаживаясь в салон. — А что это за старушка была?

— Какая старушка? — Мещерский плюхнулся рядом, поправил светлый костюм.

— С которой я у крыльца гостиницы разговаривал. Только что.

Мещерский нахмурился, чуть подался вперёд, заглядывая мне в лицо.

— Не понял вас, Андрей Григорьевич. Вы так… шутите?

— В каком смысле? — теперь уже нахмурился я. — Это я вас не понял, Гавриил Захарович.

— Да в том смысле, что возле крыльца вы стояли один. Что-то бормотали себе под нос, руками размахивали.

— Один? — я вскинул брови. — Ну нет, я из ума не выжил… Там была бабулька, назвалась Марфой Петровной.

— Гречихина?

— Фамилии не знаю, она не говорила. Так всё-таки я был не один?

Мещерский внимательно посмотрел на меня, будто оценивая, трезв ли я.

— Один, один, Андрей Григорьевич, — медленно проговорил он. — А Марфа Петровна у нас… местная достопримечательность. Как бы это помягче сказать… предсказательница.

Я усмехнулся.

— Гадалка, что ли?

— Ну, если хотите — так. Только народ у нас ей верит. Кто-то даже клянётся, что она будущее видит. Представляете?

— Представляю, — сказал я сухо. — Чего только не говорят.

— Вот и я скептик, атеист до мозга костей, но факт остаётся фактом. Люди к ней ходят. Вопрос только в другом: откуда вы о ней узнали?

— В смысле?

— Да в том смысле, что возле вас никого не было. Миша, скажи! — он хлопнул водителя по угловатому плечу.

— Угу, — пробурчал тот. — Никого больше не было.

Я молчал. В голове неприятно зудела мысль: либо кто-то хочет убедить меня, что я не в себе, либо духи местных провидиц действительно вышли на связь.

Хотя… Скорее всего, тут третье «либо», о котором я пока не знал.

В любом случае — в эти бабкины россказни я не верил. Ни в провидцев, ни в мистику, ни в проклятия. Всему и всегда есть логическое объяснение. И его я, черт возьми, найду.

Ладно. Разберёмся. Главное, что она сказала: «Озеро тебя убьёт». Я невольно усмехнулся про себя. Меня много кто пытался убить. И я каждому объяснял, почему это плохая идея. А тут какое-то озеро? Однако наведаться туда, посмотреть, что к чему — мысль, пожалуй, дельная.

Но это потом. А пока предстояло ещё гулять с сильными мира сего.

«Волга» мягко шла по вечерним улицам. Горели редкие фонари, освещая фасады пятиэтажек и деревянные заборы домов. За окнами мелькали вывески магазинов: «Продукты», «Гастроном», «Книги». Всё казалось привычным, стандартным для советского городка, но всё-таки ощущение, что здесь что-то не то, не уходило.

— И много у вас людей пропало? — спросил я, не особо рассчитывая на внятный ответ. Разговариваю ведь с хозяйственником, а не с оперативником, и сводки он знать не обязан.

Мещерский выдержал паузу, словно решая, как лучше сформулировать.

— Вы же понимаете, Андрей Григорьевич… — наконец сказал он, чуть вздохнув. — Все эти разговоры про исчезновения… Это просто слухи.

Я посмотрел на него.

— Слухи? Вы полагаете, меня просто так отправили?

— Ну, любит у нас народ байки. А уж про наше Мёртвое озеро сколько небылиц сложено — не сосчитать, — он выдержал эффектную паузу, будто сам поверил в то, что собирался сказать дальше: — Озеро у нас старое, солёное, вода там тяжёлая. Ни рыба не водится, ни птицы над ним не летают. Потому и название прилипло.