Курсант: Назад в СССР 14

Нет, трезвым оставаться не собирался, но голова должна быть относительно ясной. А вся эта чрезмерная местная радушность… слишком она уж настойчивая. И это меня слегка настораживало.

— Ну что! — хлопнул по столу Шамба. — Предлагаю в баньку! Дрова берёзовые, венички эвкалиптовые — с родины мне передали! Это вам не пихтой париться!

За столом зашевелились, загудели. Кто-то уже откровенно был не в кондиции и, махнув рукой, отказался. Мне, как почётному гостю, предложили идти первым. Мол, остальные подтянутся. Шамба лично вручил мне аккуратно свёрнутый вафельный халат, полотенце и мягкие, новенькие тапки.

— Для особых гостей, — подмигнул он. — Не для всех, но для вас — обязательно банный комплект найдется.

— А кто-то ещё пойдёт? — спросил я, бросив взгляд на весело гомонящую компанию.

Те хитро переглянулись, кто-то хмыкнул, кто-то отшутился. Я улыбнулся в ответ — как человек, которому будто бы внимание приятно, но доверять не спешит.

— Ну что ж, пойду, — сказал я, удовлетворенно хмыкнув.

В компании пьяных голых мужиков париться не люблю. А вот одному — самое то.

* * *

Баня стояла чуть в стороне, у опушки. Снаружи — добротное срубовое строение, пахнущее свежим деревом, дымком и лесной влагой. Внутри — тепло, полумрак, лампочка под сизым абажуром, легкий пар в воздухе.

Парилка — широкая, с мощной железной печкой из паровозной стали, наглухо забитой камнями. Полок — чистый, свежий. На нем уже расстелена белая простынка. В комнате отдыха — медвежья шкура, широкая деревянная лавка, стол со скатеркой, самовар электрический мельхиоровым пузом сверкает, низенький чайник с заваркой — из его носика тянуло мятой и еще какими-то травами. Всё в лучшем виде в ожидании дорогих гостей.

Оно и хорошо, всё-таки надо выдохнуть после лесного приключения. Я быстренько разделся, вошёл в парилку. Сел на горячий полок, немного попотел. Погрелся. Без фанатизма — пьянка и баня не очень совместимы, если не хочешь вреда для здоровья, знал я это хорошо. Но разогнать хмель слегка — не повредит.

Долго сидеть не стал, скоро вышел в комнату отдыха. И — замер. На лавке, укутанная в белоснежную простыню, сидела девушка.

Красивая. Молодая. Лицо — ясное, светлое. Волосы тёмные, чуть влажные. И улыбка — не дурашливая, не заигрывающая, а тихая, уверенная. И ее совершенно не смутил мой обнаженный вид.

— Здравствуйте, Андрей Григорьевич, — сказала она, будто знала, кто я, но судя по интонации, всё же видела меня впервые.

Я стоял, босой, с полотенцем в руках, которым забыл даже прикрыться, а в голове стучало: «Откуда я тебя знаю? Кто ты?»

И тут я вспомнил её…

Глава 4

Это была Лиза. Елизавета Грунская. Глаза — живые, дерзкие, и что-то в них было… зрелое не по годам. В руках — бокал с вином. На столе открытая бутылка.

— Андрей Григорьевич, — проговорила она, и голос её был будто из другого времени. — Не скучно вам париться в одиночестве?

Я не ответил сразу. Стоял, глядя на неё, как на привидение. Ведь я её прекрасно знал. Не по паспорту и не по рассказам. Я знал её из другой жизни. В девяностых её звали Груней. Мамка, хозяйка борделя в моем родном городе, попав туда еще в девяностые уже бывалой проституткой. Но за непробиваемым образом развязной и разбитной шалавы и уличными ухватками тогда скрывалась женщина с крепкими мозгами и нервами. Она помогала мне. Сливала данные на бандитов, торговцев наркотой, докладывала о всех сомнительных клиентах борделя, у кого нелады с законом. Была со мной на связи, как агент. Работала тонко, ни одного прокола, будто мстила криминальному миру за свою сломанную жизнь. А потом…

Потом бандосы её вычислили. И убили в начале нулевых, когда в городе ещё были группировки. Просто однажды её выловили из реки: в пальто, без обуви, горло перерезано.

Я узнал, кто это сделал, и нашёл ублюдков. Одного пристрелил лично при задержании, двоих засадил. Но Груню, конечно, это не вернуло.

И вот теперь она сидит передо мной. Живая, молодая, совсем не увядшая. На самом краю судьбы, с которого она однажды свернула не туда.

— Лиза… — выдохнул я.

— Вы меня знаете? — девушка сначала удивилась, а потом заулыбалась. — А, ну да… Меня все знают.

— Что ты тут делаешь? — задал я вопрос, который так и рвался с губ, хотя и не имел смысла.

Понятно было, что она ответит. И Лиза игриво промурлыкала, склонив голову набок:

— Отдыхаю.

— Так, а другого места отдыха не нашлось? — изобразил я недовольство, настраиваясь всё-таки изображать, будто впервый раз ее вижу.

— Простите… Вам разве не приятно общество такой симпатичной дамы?

— Я здесь не за этим, — в этот раз проговорил я более мягко, чтобы совсем не отпугнуть.

— Жаль… Но я выполняю просьбу хороших людей. Сказали, вы серьёзный человек. Майор из Москвы. Заслуживаете культурного сопровождения, так сказать. Вот я и пришла. Я должна показать наше гостеприимство.

Она завела волосы за ухо и посмотрела на меня искоса.

— Гостеприимство? — прищурился я, уже обмотавшись полотенцем и усевшись на лавку напротив, между нами был только стол.

— Не бойся, — она рассмеялась, перейдя на «ты», — я не кусаюсь. Пока. Хотя… если ты будешь милым и попросишь — могу укусить. Хи-хи…

— Кто тебя прислал? — спросил я прямо.

— Ой, да какая разница? — Лиза встала, показывая соблазнительное бедро. Простыня чуть дрогнула и соскользнула с ноги. — Сама пришла… А ты расследовать что-то приехал, да? Говорят, что-то важное, говорят, ты знаменитый сыщик. Ой, мамочки, как интересно… Расскажешь?

На слове «знаменитый» она сделала особое ударение, будто я был как минимум звездой мировой эстрады. Обойдя стол, девушка подошла ближе. Тепло её тела чувствовалось на этом коротком расстоянии.

— Служебная тайна, — улыбнулся я.

Она наклонилась и вдруг спросила с некоторой грустью:

— Я знаю, ты не простой, это сразу видно. Умный. Видящий. Вот и посмотри на меня. Видишь, кем я могу стать? Видишь, куда меня тянут? Ну…

Я даже вздрогнул — почему она спросила у меня это? Будто Груня почувствовала нашу связь из будущего. Я смотрел ей в глаза: всё тот же взгляд, только ещё без прожитых лет, без боли, без пелены той усталости, что ляжет потом печатью на ее лице, забирая остатки молодости и красоты. Она — ещё не падшая. Её ещё можно спасти. Наверное.