Курсанты. Путь к звёздам

«Взбалмошный авантюрист», – так Пучика звал Марк, а Генка откровенно недолюбливал, цитируя при случае поговорку, которой сто лет в обед, – «лучше иметь дочь проститутку, чем сына ефрейтора». В части, где Рыжий служил до поступления в училище, ефрейтором мог стать только тот, кто «стучит» на соседа, и с тех пор младший сержант Бобрин переносил эту точку зрения на каждого курсанта с одной узкой лычкой на погоне.

К Матвею прилипали, как к варенью, слова-паразиты. Например, одно время он любил повторять фразу «все пучком», и за это получил прозвище «Пучик». Любил пространно рассуждать и подводить теоретическую базу под свои наблюдения, но только одним словом «теоретически». Например, идет он с друзьями по зоопарку, и вдруг заявляет им перед очередным вольером: «Теоретически здесь должны быть обезьяны. – Проходит ближе, сдвигает со лба на нос очки, и сообщает более уверенно, разглядев табличку. – Ой, нет! Это попугаи…». Примерно так же на политзанятиях: «Теоретически, об этом должен был написать Леонид Ильич Брежнев… Опа, нет! Это слова Карла Маркса.» Или в увольнении: «Теоретически, мы можем по этой улице выйти на Лиговский проспект… Ничего себе. Оказались на Невском».

В тот осенний день Марк и Семен только что перекурили после обеда, когда Матвей сделал заговорщицкое выражение лица, и отвел их в сторону от остальных. Молча протянул очередной номер иллюстрированного журнала «Огонек», открытого на конкретной странице с подчеркнутой Пучиком информацией.

Марк принялся читать и рассуждать вслух по ходу прочтения:

– С первого октября этого года объявляется Всесоюзный конкурс на лучшее название и оформление кондитерских изделий… Так, слать надо письма по адресу… Срок окончания приема работ… То есть придумал я название конфетки, нарисовал обертку и – миллионер?! Мы можем без труда попасть в дамки, господа! Грузите акварель пачками! У нас времени – целых два месяца… Мне нравится эта авантюра, я в ней участвую! – он говорил вслух громко, и соглашался сам с собой. Матвей тут же пристроился рядом, и вместе они повернули свои светлые с залысинами головы к Таранову.

Тот сделал умное, непонимающее лицо, так как почувствовал – будут эксплуатировать его художественные наклонности. Он смотрел на друзей и ждал, кто первый начнет его агитировать. В тоже время, собственная авантюрная жилка его быстро набухла и запульсировала. Идея нравилась. Казалось, он сам говорит, а не Пучик с Марком ему строят перспективные фантастические планы:

– Там же наверняка будут призы победителям. Это не батарейный спорт с грамотой от Малешкина. Представляете, несколько килограммов шоколада! Или торт! Три! Каждому! – Семен вспомнил Слона и его трапезу, но здесь казалось все гораздо масштабнее.

– А может быть вафлями дадут или карамелью. Нет! Халвой!!! Мы все отделение в кафе отведем и молоком упьемся! – Марк закатил глаза и начал глотать воображаемую приятную жидкость.

– Каким молоком!? Мы лимонада наберем три ящика и устроим сладкую неделю: шоколад, карамель, батончики, леденцы, монпансье…

Уговаривать никого не пришлось. Пучик достал припасенную по случаю альбомную бумагу, Марк пожертвовал фломастеры, и первое рабочее совещание они организовали в кафе «Березка». Пили свежее молоко в прозрачных стекленных бутылках со сдобными булочками – вживались в работу, настраивались, ловили кураж. В поисках идей и названий, браковке готовых вариантов и рисовании эскизов, они провели не один день. Точнее, они вырывали драгоценные минуты из своего свободного времени, обсуждали идеи на переменах, в столовой за приемом пищи. Каждая встреча непременно сопровождалась полетом фантазии и мечтами о том, как будет делиться приз за победу.

Потихоньку наполнялась папка с рисунками, иссякали достойные идеи, а времени на создание рисунков и их перерисовку в товарный вид катастрофически не хватало. В один из предновогодних зимних вечеров Таранов с друзьями сели и отобрали окончательные варианты. Пучик принес огромный конверт, гарантируя доставку корреспонденции в Москву, Марк вздохнул, и стал двигать в сторону Таранова его рисунки. Наступила грустная минута прощания с родными созданиями. Они не оставили себе копий, не сохранили черновики, только стандартные альбомные листы с новыми идеями кондитерских изделий, оформленные Тарановым с помощью фломастеров и гуаши. Пригласили по такому случаю Генку.

Первый листок с названием «Вафли «Березка» был особенным. С этого продукта, завернутого в белую бумагу с черными насечками, как сруб ствола дерева – русской красавицы березки, – и началась работа у них в одноименном кафе.

– Вафли победят! – кипятился Пучик.

– Не жди. Покупатель прикинет, как ему придется кусать белое бревно, пусть в красивой обертке, и откажется! – Генка был суров в своих оценках, особенно с Матвеем.

Следующей была шоколадная конфета «Филиппок». На ней красовался краснощекий ушастый мальчуган в шапке-ушанке, задорно подмигивающий правым глазом.

– Моя идея! – гордо сообщил Марк, весело поглядывая на Бобрина.

– Даже не сомневался. Ты уже детей жрать собрался? По две порции борща в столовой мало? И нарисован вылитый Дым…

Таранов засомневался в своей работе. Он, и правда, срисовывал личико Филиппка с Марка.

Рядом с этим эскизом лежала картинка этикетки для карамельки «Серебряное копытце». Таранов в детстве рисовал себе собственный талисман, где олененок с гордо поднятой головкой смотрит вдаль. В новой своей жизни симпатичный олень стал жить на глянцевой бумаге.

– Это Таран придумал, – прямо заявил непреклонный судья. – Я этого оленя у него в конспекте по радиотехнике видел.

– Ну, я.

– Не запряг еще! Копытце… А почему не подкова? Так слаще или не так жестко кусать?!

Следующую серию картинок долго не выпускал из рук Марк. Это его идею Таранов воплотил в нарисованных персонажах из книжки «Волшебник изумрудного города», где Страшила, Лев, Дровосек чем-то напоминали авторов проекта. Толстый Страшила очень походил на Марка, и тот совсем не хотел расставаться с милым ему персонажем.

– Рыжий! Здесь тоже животные и люди. Но мы с тобой ели конфеты «Мишка на севере»? «Кара-кум»? Ели… Но песок меж вафлями не попадался?! – уверенно стал защищать свое творение Марк, и рыжий друг поднял вверх руки.

– Вот еще торт «Оля-Яло», – ему симпатизировал Пучик, считая эту иллюстрацию претендентом номер два на победу. – У нас много живых образов, которые стали кондитерскими изделиями.

Таранову нравилась карамелька «Божья коровка». Просто красный фон с нарисованными черными точками, казалось, ничего собой не представлял. Но именно лаконизм рисунка, сдержанность букв в названии, контраст черного и красного ему нравились больше всего. Эта обертка была сродни взгляду Таранова на жизнь. Не случайно его звали Тараном: «где черное и красное там напор, решительность, победа и смерть на миру» – убеждал друзей автор, никак не в состоянии проститься с романтическим юношеским напором и бескомпромиссностью.

Художник видел свои ошибки в оформлении, не профессионализм, а, скорее, дилетантизм в нанесении красок, шероховатости от резинки-стёрки на бумаге. Понимал, что перерисовывать их точно не будет: некогда. Сегодня последний день перед отправкой, и даже критику Бобрина они просто проглотят, представляя, что в Москве таких критиков, как Рыжий, немереное количество.

Таранов, как и друзья, надеялся на скорую победу. Авторы решили, что после награждения расскажут о ней всему взводу, и угостят курсантов сладким призом. Прошел месяц, второй, третий, пролетело лето, а итоги сладкого конкурса в журнале не печатали. Сначала ежедневно по очереди соавторы спрашивали у Пучика номер журнала с призовыми местами, потом перестали. Посмеялись над своими «прожектами», наслушались от Генки подначек, и окунулись с головой в повседневные будни.

Через восемь месяцев произошло непредвиденное событие. По крайней мере, никто не мог понять, от кого на имя Таранова пришел денежный перевод с непонятной для него суммой 19 рублей 32 копейки. Семен подумал, что его бабушка решила побаловать внучка в начале учебного года существенным повышением денежного довольствия.

– 20 рублей – ее пенсия, и целиком отправить ее внуку? —засомневался справедливо Марк.

Посмотрели на квитанцию внимательно, а там мелко-мелко написано, что отправителем является Сбербанк СССР, а не пенсионерка из южного городка. В тот же день Пучик на почте получал корреспонденцию на всю батарею, и среди новых номеров журналов «Юность», «Москва», «Советский воин», «Работница» и других, обнаружил припозднившийся осенний «Огонек». Вдвоем они быстро отыскали нужную станицу, где четким типографским шрифтом была напечатана информация об окончании конкурса кондитерских изделий. «Второе место, – читали они вслух так, чтобы слышали окружающие, – заняла группа курсантов Ленинградского военно-политического училища ПВО».