Курсанты. Путь к звёздам

Выполнить упражнение было сложно. Тяжелая граната плохо скользила по тросу, и Марку в тот день никак не удавалось бросить ее правильно. Металлическая болванка-макет съезжала исправно вниз и громко била по нижней трубе. Командир взвода соседнего дивизиона, отличный спортсмен, стрелок, строевик, не чуравшийся черновой физической работы, решил показать, как надо бросать гранату на этом чудо-тренажере. Он раза три подряд легко добросил гранату до верха и протянул ее Марку.

Тот вновь не справился с заданием.

– Смотрите все внимательно, показываю последний раз!!! – произнес офицер сакраментальную фразу, не подозревая, что совсем не далек от истины. Взводный сделал еще один резкий бросок, граната звякнула о верхний край трубы, и заскользила вниз, набирая скорость. Показывая личный пример, капитан развернулся к строю, и не сделал, как следовало по руководству, шаг в сторону от троса.

– Все видели?! – сурово спросил он курсантов.

Взвод, как завороженный, смотрел не на него, а выше, на металлический макет гранаты, скользивший вниз прямо на лысую капитанскую голову. Раздался сухой стук, треск, и офицер рухнул на землю, как подкошенный. Его быстро отнесли в санчасть и перевязали огромную шишку на рассеченном до крови черепе.

На вечерней прогулке, которую он проводил лично, зазвучала революционная песня про легендарного полководца гражданской войны:

«Голова обвязана, кровь на рукаве,След кровавый стелется по сырой травеЭэээээээээээээ… эй! По сырой траве!»

В строю отлично думалось, а в период подготовки к параду иного места побыть наедине с собой просто не было. Взявшись мизинцами, курсанты наматывали по плацу круг за кругом, а «Мозги отключить было сложно», – добавлял Генка. Именно там, на плаце, Таранов стал сочинять «ласточке» строчки, на которые не находил время в другое время суток. Вспоминал, как кружился с трепещущей в вальсе девушкой, и писал скромные строчки сонета:

«В тени опущенных ресниц,как веер прячущих желанья…Не всем дано коснуться тайныпрелестных, незнакомых лиц»

Только «Трррр-Бум!» задавал ритм совсем другой, не на три четверти, и поэт в погонах сбивался на «раз, два!». Тогда получался марш или песня. Так, неожиданно, он написал строчки к строевой «Парни в форме цвета хаки» 6 , которую не принял замполит дивизиона, заявив, что «цвет хаки только у воинов капиталистических держав, а не у солдат советской армии». А то, что песня начиналась со слов о выпитой ими норме, вывело Черепа из себя так, что долго еще курсанты вспоминали топот ногами лысого критика.

6

См. Приложение №4

Однажды на занятиях по марксизму-ленинизму, где спокойно можно было писать под монотонный голос лектора, у Таранова родилась целая поэма – подражание известному «Василию Тёркину» Александра Твардовского. Там шли рефреном строчки, посвященные Матвею:

«Есть!» – кивнул молодцевато.«Будет сделано!» – сказал.Лихо щелкнув каблуками,Козырнул и побежал»

Стихотворение увидел Пучик и расчувствовался от того, что стал прообразом главного героя, так как походил на него «своей резвостью и ефрейторской молодцеватостью», по оценке текста Генкой. Матвею так понравились стихи, что сделать приятное автору произведения он посчитал своей обязанностью. Как всегда, его авантюра шла от надежды на хороший гонорар и последующее его обмывание. Благо опыт отправки писем в Москву у него сохранился со «сладкого конкурса». Взял, и отправил рукопись от имени Таранова в журнал «Юность».

Главным редактором этого известного литературно-художественного и общественно-политического журнала был Борис Полевой, а членом редколлегии чуть менее тогда известный Андрей Дементьев. В журнале печатались маститые и юные авторы, купить его было трудно, подписка доставалась не всем, а в ленинской комнате батареи журнал лежал в общем доступе.

Где-то через пару месяцев десятый дивизион уплетал овощное рагу за ужином в столовой, когда в обеденный зал торжественно вошел Пучик. Его вид ясно показывал «я был прав, письмо дошло!» Почтальон потряс высоко в воздухе конвертом, увешенным штемпелями и марками, набрал воздуха в легкие, и выдохнул всей батарее:

– Таран, тебе письмо из издательства «Юность»! – заорал он так, чтобы слышали все, надрывая толстый конверт. – Точнее, из редакции. Про твою поэму!

В зале наступила тишина, звон ложек об алюминиевую посуду на минуту смолк. Полетели шебутные выкрики курсантов: «Слава армейскому поэту!», «Тарану – ура!» А за ними последовали жидкие аплодисменты и смех.

– Ты отправлял, ты и читай, – Таранов продолжал жевать, надеясь на благосклонность столичных мэтров. Когда Пучик поделился идеей «написать в Москву», он не возражал. К середине третьего курса военного училища его письма в различные издательства и редакции, как правило, возвращались с денежными квитанциями за карикатуры или небольшие заметки. В кафе «Березка» они обмывались в дружной компании друзей. Правда, деньги чаще шли за рисунки, а тут – стихи…

– «Уважаемый автор! Мы с удовольствием ознакомились с Вашим творчеством, – начал декламировать Пучик с выражением пиетета и восторга, свойственным его умению читать официальные послания. – Вы убедительно описываете армейские будни и великолепно владеете слогом! Пишете уверенно для Вашего возраста и рифмуете удивительно интересно!»

Он читал целую страницу хвалебного отзыва, подписанного самим А. Дементьевым. Сплошные восклицательные знаки в честь «талантливого автора» стали немного настораживать Семена. «В строчках журнального мэтра много правды», – успел шепнуть Марк, когда на Таранова обратились неравнодушные взгляды курсантов. «Надо же, – читалось в их глазах, – а мы и не знали».

Тут Пучик перевернул лист. Таранов сидел довольный, глаза блестели от счастья, яркий румянец побежал по его щекам. Несколько стесняясь нахлынувшей славы, он вместе с остальными слушателями восторженного отзыва ел и слушал.

– «Но у Вас превалирует глагольная рифма, – чуть тише и с меньшим апломбом стал читать Пучик, – мысли выглядят несколько ординарно, герои показаны поверхностно и выглядят исключительно банальными, не полностью раскрыта заявленная армейская тема, необоснованно часто нарушается ритм стиха…».

Вторая страница и все последующие листы официального текста, подписанные Дементьевым и скрепленные гербовой печатью, оказались довольно суровыми к автору и его «поэме». Под взрывы хохота Таранов поперхнулся – признание поэта мелькнуло на горизонте так близко. Казалось, вот он, новый Пушкин или Твардовский! Но слава пролетела мимо курсанта.

Таранов переживал провал своей стихотворной участи не долго. Он только улыбнулся словам Чарги, который имел способность в трудную минуту оказаться рядом и поддержать.

– О своем писательском дебюте один великий классик написал примерно так: «Настоящая слава отзывается только усталостью и головной болью».

Усталость в курсантской жизни к концу дня – закономерное явление, а головной боли у Семена никогда не было. По этому поводу он часто стучал по своему коротко стриженному черепу костяшками пальцев и говорил: «А чему тут болеть?!», – вспоминая анекдот о военном и гражданском после ночного застолья. Во-вторых, у него сложился свой взгляд на события и людей в том самом месте, которое от постукивания отдавало пустотой. Семен узнал где-то в иностранной литературе новое для себя слово – «стратификация», и с тех пор раскладывал все и всех по полочкам, отсекам или по стратам.