Квинтет из Бергамо

— Ну, малышка, разве можно так расстраиваться... Я же здесь... рядом... я вам помогу...

Он шептал все, что приходило ему в голову, и Софья, подняв к нему искаженное рыданиями лицо, заикаясь пробормотала:

— Они все меня ненавидят, потому что боятся...

И тут, без всякой задней мысли, просто чтобы показать ей, что она не одинока, Ромео покрепче обнял ее и стал нежно целовать. Она даже не шевельнулась, и веронец, исполненный самых благородных побуждений, повторил попытку. Трудно предсказать, как могли бы дальше развиваться события, и как далеко зашел бы Ромео в своей акции спасения, если бы гостиную вдруг не осветил яркий свет люстры и почти одновременно с этим не раздался ледяной голос:

— А вы, синьор археолог, я вижу, тут даром времени не теряете!

На пороге, в лиловом домашнем платье, испепеляя презрительным взглядом странную парочку, стояла суровая донна Клаудия.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Тарчинини провел одну из самых мучительных в своей жизни минут. Проворно отстранившись от Софьи, он вскочил с дивана.

— Послушайте, синьора... Я вам сейчас все объясню...

— Вы полагаете,— презрительно усмехнулась донна Клаудия,— что здесь еще нужны какие-нибудь объяснения? А тебе, Софья, должно быть стыдно, как ты себя ведешь!

— Ma che! — сразу позабыв о своих огорчениях, взбунтовалась Софья. — Если этому старому синьору вдруг захотелось меня пожалеть, то я уже, по-вашему, последняя дрянь, так, что ли?

Ромео больно кольнуло упоминание о «старом синьоре», и Софья сразу же показалась ему куда менее симпатичной. Оскорбленная же супруга Марчелло, ничуть не заботясь об уязвленном самолюбии жильца, продолжала кричать, уже явно теряя контроль над собой.

— А то, что мой муж спит со служанкой, это вы считаете в порядке вещей, да?

— Бедняжка,— холодно заметила донна Клаудия,— я с самого начала знала, что ты хамка, и теперь, увы, вынуждена констатировать, что время ничего не меняет.

— А Тереза, по-вашему, не хамка, да?

— Да она в сто раз лучше тебя! Она по крайней мере умеет работать!

— Знаю я ее работу!

— Ты сама не знаешь, что говоришь!

— Хотите, чтобы я ушла, да? Или, может, чтобы я наложила на себя руки, тогда ваш Марчелло сможет жениться на этой замечательной Терезе — как же, она ведь благодетельница всего семейства Гольфолина!

Донна Клаудия вдруг сразу резко переменилась в лице.

— Ты замолчишь или нет? — угрожающе прошипела она, приближаясь к невестке.

— Нет, не замолчу!

— Устраивать сцены в присутствии постороннего! Ты уже совсем стыд потеряла!

— А если я все расскажу этому постороннему, а? Что вы тогда будете делать?

— Думаешь, кому-нибудь интересны твои альковные тайны?

Привлеченные шумом оба в несколько кричащих домашних халатах, в дверях показались дон Ладзаро с доном Марчелло.

— Что здесь происходит? — тоном, не предвещающим ничего хорошего, поинтересовался глава семейства.

Донна Клаудия с пылающим от злости лицом показала в сторону Ромео и Софьи.

— Я застала нашу невестку в объятьях профессора!

— Что-о-о?.. — подскочил от удивления Марчелло.

— Брось, Марчелло, не надо изображать из себя Отелло, тебе все равно никто не поверит! Вот если бы на моем месте оказалась Тереза, тогда другое дело... а ревновать меня!..

— Марш спать, потаскуха! А с вами, синьор...

Тарчинини почувствовал, что его терпению приходит конец.

— Все, с меня довольно! — это было произнесено таким тоном, что все сразу же замолчали. — Вбейте себе хорошенько в голову, что ваши семейные секреты меня совершенно не интересуют. Я зашел в гостиную, потому что, вернувшись домой, услышал, что кто-то плачет. Увидев донну Софью в слезах, я попытался ее успокоить, как, вероятно, на моем месте сделал бы кто угодно.

— Заключив ее в объятья? — усмехнулась донна Клаудия.

— Именно так! Я действительно ее обнял, чисто по-отечески!

— Если допустить, что вы говорите правду, — с издевкой в голосе возразил Марчелло, — то я попросил бы вас, синьор, удовлетворять свои отцовские инстинкты где-нибудь подальше от моей жены!

— Следует ли мне понимать, синьор, — смерил молодого Гольфолина взглядом веронец, — что вы позволили себе выставить меня за дверь?

— Если он уйдет, — завопила Софья, — я тоже уйду вместе с ним, во всяком случае, до ближайшего полицейского участка!

— Мне кажется, — вступил в разговор дон Ладзаро, — что здесь сегодня говорится слишком много глупостей. Лично я отказываюсь верить в недостойное поведение синьора Роверето. Он принадлежит к тому кругу, где не принято злоупотреблять гостеприимством. Значит, произошло какое-то недоразумение, и надеюсь, ночь поставит все на свои места. Марчелло, уведи жену в спальню... А ты, Софья, подчинись. Ты ведь достаточно умная девочка, так что не заставляй меня разочаровываться. И нам тоже пора спать, Клаудия. Спокойной ночи, синьор профессор.

Наблюдая за Софьей, Ромео было подумал, что она снова взбрыкнет, однако под ледяным взглядом свекра плечи ее как-то сразу бессильно опустились. Она встала и, не произнеся больше ни слова, безропотно вышла вслед за мужем из комнаты.

— Очень сожалею, синьор профессор, — слегка поклонился дон Ладзаро,— что вам пришлось стать свидетелем дурацких семейных ссор. Наша бедняжка Софья болезненно ревнива и... чуть-чуть не в себе. Она уже много раз пыталась наложить на себя руки, придумывая самые невероятные поводы. Настоящая мифоманка, но мы все равно к ней очень привязаны, иначе следовало бы уже давно обратиться к помощи медицины... Возможно, в конце концов так и придется сделать. Еще раз приношу вам тысячу извинений, синьор профессор. Пошли, Клаудия?

Донна Клаудия со смущенной улыбкой простилась с Ромео и вышла вслед за мужем.

Тишина, воцарившаяся в гостиной после всех этих криков и шума, казалась даже какой-то нереальной. Несколько сбитый с толку, веронец пытался разобраться в том, что только что произошло на его глазах. Он нисколько не поверил, будто Софья не в своем уме, хотя нервишки у нее действительно пошаливают. Он полагал, что она, конечно, не лгала, говоря о связи мужа с Терезой, ибо, будь он на месте Марчелло, он тоже предпочел бы цветущую красавицу Терезу этой бледной жалкой Софье. Безоговорочно встав на сторону обманутой жены, Ромео, возможно, действовал из чувства справедливости, однако не последнюю роль, похоже, сыграл в этом неосознанный инстинкт ревности. Не отдавая себе в этом отчета, он был глубоко травмирован тем, что Тереза не только ничуть не была им увлечена, как он сам себе напридумывал, а скорее всего, просто смеялась у него за спиной.

Софья в ярости проговорилась, будто Гольфолина все как один боятся своей служанки. Тарчинини так и этак вертел фразу, пытаясь найти хоть какое-то правдоподобное объяснение. Потом, почувствовав усталость, решил махнуть рукой на все эти головоломки и тоже отправиться спать.

В доме Гольфолина царил безмятежный покой. Покой после бури, не претендуя на оригинальность, подумал наш самозваный профессор. В тот момент, когда он уже закрывал за собой дверь комнаты, ему в голову пришла еще одна загадка: «Интересно, а по какой причине в гостиной так и не появилась Тереза?»