Квинтет из Бергамо

Слово «расследование» сразу же напомнило ему, зачем он был послан в Бергамо — время шло, а он пока еще так и не напал на след этих неуловимых торговцев наркотиками. Ромео представлял себе картину следующим образом: Эрнесто Баколи, тип без определенных занятий или попросту шпана, оказывается совсем на мели и, не имея других возможностей достать хоть немного денег, подается в осведомители. Он знакомится с инспектором Велано как раз в тот момент, когда случай — подслушанный разговор или чье-то неосторожное признание — приносит ему какие-то сведения о торговле наркотиками в Бергамо. Однако, скорей всего, Баколи так и не выполнил того, что обещал. Может, вел двойную игру, а может, просто хотел подороже продать свое молчание или свои секреты. И торговцы наркотиками устранили его, чтобы предотвратить риск разоблачения. Но что же такое должен был сообщить Баколи инспектору Велано, чтобы эти подонки сочли необходимым убить и его тоже?

Эрнесто был единственным, кто мог навести полицию на след преступной группы, и с его гибелью этот след обрывается. Надо во что бы то ни стало узнать, чем занимался целыми днями этот Баколи, с кем встречался? Ведь где-то же он познакомился с Велано, и если он вступил в разговор с полицейским, которого в тот момент еще не знал, то почему бы ему не поболтать время от времени с кем-нибудь другим? Вот их-то и надо найти во что бы то ни стало... Может, Эрнесто упоминал о каких-то секретных сведениях, может, хвастал, что вот-вот разбогатеет... С помощью этих случайных знакомых можно было бы выяснить, в каких краях Баколи слонялся целыми днями, а потом попытаться узнать, где выведал он те секреты, которые стоили ему жизни.

Но где искать этих знакомых? Вспомнив, как в бытность свою начинающим инспектором он, расследуя какие-то пустячные жалобы, вынужден был по велению начальства допрашивать вереницы случайных людей, Тарчинини решил набраться мужества и предпринять систематическое изучение всех публичных заведений, где более или менее регулярно мог появляться этот самый Баколи. Начал он с обследования всех ресторанов, не пропуская ни самых дешевых, ни элегантных, куда, в зависимости от переменчивого состояния своего кошелька, мог в разные минуты жизни наведываться покойный. Называя себя представителем одной из религиозных благотворительных организаций, которые — по унаследованной еще со средних веков традиции — проявляют заботу о беспризорных покойниках, Ромео делал вид, будто собирает сведения о некоем Эрнесто Баколи в надежде найти близких и передать им, если они изъявят такое желание, останки покойного, дабы достойно предать их земле в соответствии с христианскими обычаями. В противном же случае все расходы берет на себя их общество.

В этом ханжеском обличье веронец без всяких результатов опросил владельцев и обслугу ресторанов под названием «В садике», «На горке» и «Тихий кабачок». За ними последовали все бары и кафе, где Баколи мог завязать мимолетное знакомство с владельцами или посетителями заведения. И по мере опроса — при всем неправдоподобии такого вывода — все больше создавалось впечатление, будто ни одна живая душа никогда в глаза не видела и не вступала ни в какие беседы с покойным Баколи... Все это никак не укладывалось у Тарчинини в голове, ведь даже если покойному было не по карману посещать более или менее дорогие заведения, не мог же он хотя бы время от времени не заглядывать промочить горло в какое-нибудь небольшое кафе или забегаловку... И в этом случае приходилось признать, что он наткнулся на настоящий заговор молчания — из страха и желания избежать ненужных осложнений.

К десяти вечера, удовольствовавшись вместо ужина небольшой порцией мясного ассорти, совершенно разбитый и слегка растерянный, Ромео вернулся в дом Гольфолина. Положительно этот Баколи все больше и больше напоминал ему какое-то — если можно так выразиться — лишенное всякой материальности привидение, бесследно пронесшееся над городом. Однако в тот вечер Тарчинини слишком устал, чтобы предаваться всяким сложным умозаключениям или пытаться прийти к логическим выводам. Едва коснувшись подушки, он сразу же забылся глубоким, без всяких сновидений, сном, из которого его вырвал чей-то душераздирающий вопль. Еще не до конца проснувшись, полицейский проворно спрыгнул с постели. Ему казалось, что он только-только лег, однако пробивавшийся через окна свет убеждал, что уже утро, а посмотрев на часы, он убедился, что проспал добрых восемь часов кряду. Кто же это кричал? И с чего бы это?

Прежде чем решиться выглянуть в коридор, веронец торопливо натянул брюки, сунул ноги в шлепанцы и накинул домашний халат, Тем временем весь дом постепенно заполнялся стонами, криками и проклятьями. Совершенно обалдев, Ромео ломал себе голову, какое же несчастье могло вызвать в доме подобную панику? И в довершение всего первой, кого он встретил в коридоре, оказалась злополучная донна Клелия. Он попытался было уклониться от встречи, но было уже слишком поздно.

— Ты слышал, Серафино?— поинтересовалась старушка.

— А что случилось?

— Она умерла, бесстыдница!

Полицейский почувствовал, как у него мороз пробежал по коже.

— Кто умер?

— Она узнала, что ты остался верен мне, и предпочла расстаться с жизнью!

И тут, припомнив все, что плела ему накануне донна Клелия, когда он застал ее у себя в комнате, Ромео спросил:

— Софья?

Однако престарелая дама была уже слишком поглощена своими грезами, чтобы ответить даже на такой простой вопрос.

— Все, Серафино, теперь уже никто не посмеет нас разлучить... И мы наконец сможем с тобой спокойно уехать в Мантую. Пойду укладывать вещи.

И, оставив оцепеневшего Тарчинини, она стремглав бросилась к себе в комнату. Не зная, что и думать, он молча стоял, надеясь, что рано или поздно появится кто-нибудь еще. Это оказалась Тереза. Растрепанная, явно наспех одетая, молодая служанка выглядела глубоко потрясенной. Заметив жильца, она тут же бросилась к нему.

— О, синьор профессор, какое ужасное несчастье!

Рыдая, она кинулась на грудь Ромео.

— Полно, Тереза... успокойтесь и расскажите, наконец, что здесь произошло...

Однако, похоже, она была слишком потрясена случившимся, чтобы произнести хоть что-нибудь членораздельное. До глубины души растроганный ее отчаянием, Джульеттин муж нежно погладил Терезу по голове.

— Надо взять себя в руки, малышка... Ну разве можно так убиваться?.. Успокойтесь... тише... тише...

Движения его становились все более и более ласковыми, явно выходя за рамки отеческого утешения, что не замедлил во всеуслышанье заметить чей-то далеко не любезный голос:

— Похоже, синьор профессор, это у вас просто какая-то мания!..

Заметив устремленный на него, горящий ненавистью взгляд Марчелло Гольфолина, Тарчинини тут же вспомнил все, что узнал тогда от Софьи насчет отношений мужа с очаровательной служанкой. Почувствовав непреодолимую антипатию к этому неизвестно откуда появившемуся Марчелло, Ромео сухо поинтересовался:

— А вам-то, синьор, какое до этого дело?

— Вы ведете себя как...

— Как вам не стыдно? — закричала вдруг Тереза, отстраняясь от веронца.— Как вы можете такое говорить, когда там, наверху, мертвая...

— Да кто же здесь все-таки умер? — почти уже потеряв надежду получить разъяснения, воскликнул Ромео.

— Моя жена, — ответил Марчелло.

— Значит, у вас умерла жена, а вас тем временем больше всего волнует, как я веду себя в отношении вашей служанки?

— Я не позволю вам...

— А мне плевать, что вы там мне позволяете или запрещаете! Сопляк! И ваше поведение кажется мне все более и более подозрительным!

— Не суйтесь не в свое дело! Это вас совершенно не касается!