Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)
Шрифт:
Деньги пока есть,но перспектив никаких. А это скучно.
Вам же денег надо гораздо больше, ибо Вы «кормилец».
Ах, как хотелось бы научиться двигать ушами!
Дорогая Лидочка!
Да, мне предстоят нелегкие бои за III и IV томы. Буду биться до последнего. Своей рукой не сниму ничего, а чужая, кажется, не вольна в этих ситуациях распоряжаться. Пока что берут убеждением.
О. Ф. Берггольц, у которой в «Избранном» цензура потребовала снять 6, кажется, стихотворений, добилась встречи с Толстиковым, и он, если мне правильно рассказали, убедил ее в приемлемости действий цензора. Будто бы он
— Зачем Вам нужно об этом вспоминать? Мой отец тоже был репрессирован, и он никогда об этомне вспоминает.
Сейчас я как раз занят правкой III-го тома.
Дорогой Алексей Иванович.
Ольге Федоровне дивлюсь. Насилие есть насилие — и бывает, что все мы сдаемся, потому что выхода нет — но дать себя в этом пункте убедить! Вот на это воображения у меня не хватает.
_____________________
Книга Ахматовой в Лениздате ни с места. Я очень горюю. Свое пишу, но очень медленно, потому что нужно много справок в Библиотеке, а все заняты, а я в Библиотеку не ходок (лестница).
Дорогая Лидочка!
Ваше письмо, вернее, Ваши скорбные листы(как называли в старину то, что теперь именуется историей болезни) я получил уже давно.
Кузнецова я читал только «Бабий Яр». Талантливо, ярко, хотя и претенциозно кое-где. С автором я знаком не был. А этот Анатоль мне активно не нравится. Что-то стыдное, позорное — во всем, начиная с епиходовско-смердяковского псевдонима [421] .
421
В августе 1969 гг. Анатолий Кузнецов стал невозвращенцем, попросил политического убежища в Англии и выступал по Би-би-си под псевдонимом Анатоль.
Дорогой Алексей Иванович.
Я работаю — над «Записками» дальше. Однако мои денежные запасы идут к концу, и надо подумать, как подвести материальную базу под дальнейший бесплатный труд. Переиздать бы что-нибудь! «Былое и Думы»? Сборник статей? Вот перееду в город и начну пытаться.
Но надежд больших не имею.
Мне даже «5 писем Маршака» нигде не удается напечатать. Когда я предложила эту работу журналу «Детская Литература» — мне ответили не читая:«У нас все номера заполнены на 5 номеров вперед».
Лежит эта работа в сборнике «Памяти Маршака», но он ни с места уже 3 года, да и Карпова с Лесючевским меня ни за что не пустят.
_____________________
Все это вздор, а пока я спокойно работаю на крыльце своего домика, в глубокой и сырой тени, под высоченными соснами. Сердце неважно, зрение плохо, остальное в порядке.
_____________________
В Доме Творчества Ивичи. Иногда, в теплые вечера, мы сидим втроем на лавочке и смотрим на Луну. Не воем, а молча смотрим, хотя иногда состояние такое, что впору бы завыть.
Дорогая Лидочка!
Давно Вам не писал, простите.
Главное, что не работается, не творится.Даже письма не пишутся.
Лидочка, что Вы там написали Е. О. Путиловой о ее книжке? [422] Книгу я при всем желании похвалить не мог, написана она халтурно (о возможностях автора я не говорю), с массой ошибок. Столь же халтурно Путилова сделала комментарии к собранию сочинений. Я об этом ей сказал. А теперь она мне звонит и говорит, что получила
«восторженные письма» от Вас, от В. В. Смирновой, еще от кого-то. Неужели Вам и в самом деле понравилась книжка?422
Упомянута книга: Е. О. Путилова.Л. Пантелеев. Очерк жизни и творчества. Л., 1969.
Дорогой Алексей Иванович, пишу просто так, чтобы еще раз сказать Вам, как я Вам благодарна, как отраден был для меня Ваш приезд, и Ваш голос у гроба, и Ваша рука на кладбище [423] .
Я надеюсь, Вы не заболели.
Я тоже пока на ногах.
Но вообще-то — «ни в сказке сказать, ни пером описать»… Я и не пытаюсь.
423
28 октября умер Корней Иванович. А. И. Пантелеев приезжал на похороны и выступил с речью на гражданской панихиде.
Дорогая Лидочка!
В эти дни я много раз слышал: ушла в прошлое целая эпоха, оборвался целый период истории русской литературы… Для меня это тоже так, и больше чем ТАК. Все мы давно знали, что конец приближается, что он может наступить в любой день и час, и я знал это. И все-таки я не думал, что так больно мне будет, что так много огней погаснет и так много пустоты образуется вокруг.
Лидочка, если найдете минуту, — напишите мне. Что решила Люша со своей работой? И как вы все решили поступить с дачей? Вопрос, казалось бы, второстепенный, а почему-то (не «почему-то», конечно) меня он тоже — если не волнует, то задевает.
Есть немало дач и домов, которые не только «орудия жилья», по выражению Гете. Ясная Поляна, Михайловское, Ялта и Мелихово.
Не все дачи и не все дома. Вы знаете мое отношение к Самуилу Яковлевичу. Но вот судьба болшевской дачи Маршаков меня не волновала и не волнует.
Вчера я прочел в «Литроссии» о выходе 6-го тома, «завершающего собрание сочинений выдающегося советского писателя К. Чуковского». Меня это удивило. К. И. писал мне — и не один раз, — что в собрании будет 7 томов! [424]
424
7-й том К. Чуковский составил из своих дореволюционных критических работ, которые ему не дали включить в Собрание сочинений по цензурным соображениям. Собрание вышло в шести томах, а седьмой — напечатан лишь через 20 лет, в годы перестройки в составе огоньковского двухтомника сочинений К. Чуковского (Б-ка «Огонек», 1990).
Дорогой Алексей Иванович.
Я живу в работе и болезни; это бы ничего — но, кроме того, в сутолоке, что гораздо хуже.
Описывать сутолоку — трудно и не к чему. Телефон как с цепи сорвался. Люша в отпуске, не ходит на службу, чтобы заниматься делами К. И.; а я ведь была избалована целодневной тишиной, одиночеством; теперь, к минуте моего вставания, дом уже полон народу и работы.(Считывают; переснимают; пишут библиографические карточки; кругом растут папки и ящички; скоро в столовой появятся полки и пр.) Люша — чудесный организатор, работает целодневно, все делает умно и самоотверженно, однако у меня бывает такое чувство, что я живу не дома — т. е. в привычной и любимой пустыне, — а в учреждении или на каком-то благоустроенном вокзале, где я всем несколько мешаю и где я никак не могу научиться писать, обедать и выходить на прогулку по-прежнему.