La Cumparsita… В ритме танго
Шрифт:
— Нет, но…
Она волнуется! Боится? Переживает? Что-то, видимо, не так?
— Хочешь, я с ним поговорю? — останавливаюсь, но не глушу мотор. — Я представлюсь…
— Не стоит, Ярослав. Все нормально. Мне пора, — отстегивает свой ремень, не сводит взора с родительского силуэта, но не смотрит на меня.
— Даш…
— Пока!
Она выскакивает из машины и вприпрыжку приближается к нему. Вижу, как подходит, как целует в щеку, обнимает, гладит мужские плечи, почти что вешается к своему отцу на шею, а затем, ярко улыбаясь, берет его под руку и разворачивает здорового мужчину в противоположную от моей машины сторону.
Ну, знаешь ли! Я так не могу…
Глава 8
Смирновы…
Алексей
С
— Оль… — с игривым шепотом подкрадываюсь к жене, готовящей что-то вкусненькое на рабочем кухонном столе. — Оля, Оля, Оля, — как заведенный повторяю. — Иди ко мне…
Выставляю руки и готовлюсь к захвату, которого ей точно не удастся избежать.
— Чего ты хочешь, Алеша? — не оборачиваясь, со смешком отвечает. — Имя повторяешь? Забыл, как жену зовут? Или это артикуляционное упражнение для разработки твоего бескостного языка?
— Ну-у-у, Оля-я-я-я, — обхватываю жену со спины за талию, притягиваю к себе, утыкаясь носом в распущенную копну каштановых волос. — Тепленькая, ароматненькая, очень вкусненькая. Так бы и съел тебя. М-м-м-м, — борозжу носом в парующей макушке. — Знакомый запах. Этот, как его? Базилик? Укроп? Фенхель? Чеснок? Кошачья мята? То-то я смотрю, штырит меня. Брови и ресницы дыбом встали, как на поднятии семейного флага. Внизу вообще аврал, мать. Очень тяжело стоять.
— Ты бы присел, любимый, — ехидничает одалиска.
— Цыц! Поговори мне, жалкая рабыня, — сжимаю руки и дергаю давно изученное тело. — Стоит все, душа моя. И не только, хе-хе, волосяной покров. Мур-мур, мур-мур! Вспомнил! — прыскаю от смеха. — Роз-ма-рин и пас-сиф-ло-ра? Угу?
— Смирнов! — Ольга прекращает свою продуктовую возню, укладывает мягкие и теплые ладони на мой ручной замок. — Отстань, Алешка! Сейчас не до тебя. Мне некогда. Смир-р-р-рнов!
Тут я не удивлен. Как всегда! Я бы отстал, но не хочу. Настроился уже на некоторое продолжение. Здесь начнем, а наверху закончим. Моей жене придется отложить готовку и перенести будущий праздник для желудка на очень неопределенный срок. На другое пусть и не рассчитывает! Уступить могу, но лишь с определенной целью — перетасуем любовные сценарии и выберем натуру, подходящую наметившемуся случаю. Вообще-то я ее запросто и здесь могу разложить. Благо дома мы одни! Так что, форс-мажором вынужденный перепихон на кухне не будем считать. Наши ролевые игры с одалиской расписаны далеко на годы вперед. Сегодня мы изображаем пару воркующих голубков, находящихся в состоянии глубочайшего мезальянса. Она неприступная красавица и на этом все! А я тиран, деспот, сатрап, угнетатель, жестокий начальник, откровенный самодур и просто нехороший человек, чьи властные полномочия по отношению к нежной подчиненной, оказывающей услуги исключительно интимного характера, проявляются в кухонной обстановке и только лишь в почти ночное время суток, когда «маленькие дети» в своих кроватках давно и преспокойно спят.
— Я! — откликаюсь на свою фамилию, прикусываю обводочек сладенького уха, а пальцами еще сильнее впиваюсь в мягкий женский живот.
— Мы ведь не одни, Алеша.
Она уверенно сказала, а я шаловливым болванчиком оглянулся по всевозможным сторонам.
— Ошибаешься,
душа моя. Я один, ты одна, — хихикаю на ухо. — Чего время терять? Идем, — пытаюсь развернуть жену к себе лицом. — Олька, не упирайся. Все равно ведь будет по моему хотению, как в той самой сказке. Проходили же. Забыла, мать?— Дашка не звонила? — вполоборота задает вопрос.
— Нет, — констатирую задроченную статистику, громко выдыхаю и вынужденно отпускаю жену.
Отхожу на несколько шагов назад, упираюсь задом в обеденный стол и демонстративно скрещиваю руки на своей груди.
— Старая дева наша Дашка, мать. Ты не находишь?
— Чего? — Ольга злобно переспрашивает. — Что ты сейчас сказал?
— Странные, говорю, дела творятся, жена, — с ехидцей отвечаю. — Эх-хе-хе! Не дождусь, видимо, когда тестем для какого-нибудь достойного Ее Величества стану или дедом, наконец. На деда, кстати, согласен даже без законного болвана. Пусть крошку рыбка принесет. Зашибись! Дожился, видимо, — хмыкаю. — Хоть бы в этой жизни, да при здоровье и адекватном сознании на внуков посмотреть. Одна нереализованная задумка в жизни осталась — девчонок хорошо пристроить.
— Пристроить? — не поворачиваясь, шикает на меня. — Они, по-твоему, вещи, которые нужно на подгон отправлять? Ты что?
— Возможно, звучит не очень…
— Именно! — с издевкой отвечает. — Просто отвратительно, Алеша.
Жена выпрямляется. Ха-ха! Вижу, что злится госпожа Смирнова, брезгует новым прозвищем ее любимого ребенка, лютует моя славянская душа. Сейчас, по-видимому…
— Ты отец, Алеша…
Вопрос, что ли, задала?
— С утра мой родственный с ней статус как будто бы не поменялся. А что?
— Отец… — глубоко вздыхает и еще раз повторяет очевидный факт.
— Оль… — кривляюсь, прищурившись, разглядываю потемневший пейзаж за окном. — Она очень странно себя ведет. Ты согласна, мать?
— И поэтому ты решил ее обидеть? Унизить и глупо обозвать?
— Нет, — теперь рассматриваю натянутую спину своей жены, проглотившей кочергу.
— Меня?
— Что тебя?
— Меня решил носом в свое дерьмо макнуть?
— Оля?
— Какого черта, Смирнов, ты так девчонку называешь? — расставляет руки и упирается ладонями в рабочий стол. — По-твоему, раз ей тридцать, то…
— Тихо-тихо. Вообще не об этом.
— Я спрашиваю еще раз, это унизительное определение ты употребляешь в отношении своей старшей дочери лишь потому, что она не познакомила тебя с потенциальным мужем? Не вышла замуж, когда ты себе этот момент обрисовал? Не родила тебе внуков, когда тебе удобно? Ты…
— Оль, я просто волнуюсь за нее, — опустив низко голову, глядя в пол, шепчу. — Она женщина…
— И этим, как говорится, все сказано. Ищешь параллели, да? Знаешь, что, Смирнов?
— Олечка, ты неправильно поняла. Я, — теперь пытаюсь сгладить обозначившиеся острые углы, — хочу, чтобы девчонки были счастливы.
— Счастье — их замужний статус, так?
— Смирнова! — повышаю тон.
— Иди ты к черту, Леша, — пытается уйти.
— Постой! — выставляю по бокам ее фигуры руки. — Мне извиниться?
— Перед Дашей, — жена вжимается всем телом в кухонный гарнитур.
— Она же этого не слышала, — ухмыляюсь, губами приближаюсь к вздрагивающему затылку.
— Достаточно того, что это слышала я…
— Сдашь меня, сольешься? А как же наша семейная порука? Муж — пулеметчик, жена — оруженосец, иногда ролевая санитарка, м? — губами трогаю тяжелые волосы.
— Дай мне пройти! — задницей толкается в мой пах. — Закончим. Господи! Ты оскорбил нашу дочь и совершенно этим не смущаешься. Не могу в это поверить!
Возможно, у меня только лишь наклюнувшийся или четко обозначившийся старческий маразм?
— Извини! Извини! Извини! Но…
— Не торопи их. Слышишь? — укладывает свои руки на мои растопыренные ладони на столе.
— Как долго? — прикрываю глаза и упираюсь лбом в основание ее шеи.
— Не смей влезать в отношения дочерей. Не суй нос в личную жизнь взрослой, давно совершеннолетней, девушки. Не смей даже думать о том, что мог бы разрулить какую-нибудь тяжелую ситуацию. Она справиться сама. Она слабая женщина, но сильный человек. Она твоя дочь! Не смей, Смирнов! Ты меня услышал?