La Cumparsita… В ритме танго

— Нет! Нет! Нет! И если тебе угодно, то еще раз нет. Не спал, Даша, не изменял. В семье были проблемы, а я не облегчал родителям жизнь, но тебя не предавал. Измена — то же предательство, правильно трактую определение? Не отрицаю, что в моих компаниях были девочки, были и охочие залезть ко мне на член, но с тобой я был честен и открыт. Ты придумала достойную отмазку, Смирнова. Как спится нынче по ночам? По-моему, я тебе ответил? Если вкратце, Даша, но сейчас не собираюсь какие-либо подробности излагать. Ты этого, как оказалось, абсолютно не достойна, жестокая мелкая дрянь. Господи! Как страшно ты надругалась над маленьким ребенком…

Он причитает сейчас? То есть, я еще и дрянь? Ад, видимо, меня заждался. Ненавижу всех вас! Чертовы поборники морали и люди в чистых одеяниях, но с испачканным в коричневую жижу нижним бельем. Чтоб вас всех разорвало!

— Каким еще ребенком, Назин? Он не успел там сформироваться. Мелкий эмбрион! Медицинский отход, последыш! Господи! — воздухом взбиваю выбившиеся волосы из высокой прически. — Тебя на сентиментальность пробило?

— Даша, Даша, Даша, ты очень глупая. Малышка, малышка, малышка… Ты… — похоже, Карим подыскивает для меня обидные слова. — Недоразвитая, Даша. Вернее, ты так и не повзрослела, рыбка! В свои тридцать по уму ты остановилась на отметочке в пятнадцать, и даже не восемнадцать, лет. Ты сама маленький ребенок! Избалованный, неперебесившийся, злобный тролль на каблуках и с сиськами, но без мозгов. Увы! Бог тебя от разума уберег…

— Вот и выпусти меня. Вдруг эта недоразвитость, дурость и избалованность заразны, а мы с тобой в одном салоне. Я надышу, а твоя Дина, забеременев, вырвет с мясом тебя из себя…

— Закрой рот, идиотка, — бьет кулаком по рулю, заставляя вздрогнуть свой автомобиль и выдать задушенный звуковой сигнал, и тут же снимает автоблокировку с дверей машины. — Плыви отсюда, рыбка. Бог тебе счастья подаст, если посчитает нужным!

Гад! Гад! Гад! Сволочь… Как же я была тогда права! Я не ошиблась двенадцать лет назад. Уверена! Абсолютно! Таким, как Назин, не нужны дети от «недоразвитой Смирновой Даши».

Выскакиваю из машины Карима, резко поворачиваюсь и быстрым шагом, почти вприпрыжку, спотыкаясь, направляюсь к Ярославу, стоящему теперь с опущенной головой возле входных дверей в наш центр.

— Ярослав, — резко замедляюсь, не дойдя до мужчины всего каких-то пару шагов, еще раз повторяю, — Ярослав?

Он глубоко вздыхает, поднимает голову и устремляет на меня свой грустный, как будто бы сочувствующий, взгляд.

— Прости, пожалуйста, — шепчу, протягивая к нему руки. — Слышишь?

Каменное лицо, безумный общий вид и непрерывно двигающиеся, словно в лошадиных трензелях, мужские скулы. Он бесится, лютует, но все же контролирует себя. Вплотную подхожу к нему, укладываю свои руки ему на плечи, встаю на цыпочки и прикладываюсь пылающей от стыда щекой к его груди:

«Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук!» — сердце в мое ухо произносит.

Он жив и ровно дышит, похоже, моим «недоразвитым» поведением не слегка контужен.

— Поехали к тебе, — ерзаю щекой по его рубашке. — Хочу к тебе домой, Ярослав. Пожалуйста…

Медленно отстраняюсь, рассматриваю мерно вздымающуюся мужскую грудь, неспешно двигаюсь изучающим взглядом и попадаю на гордый подбородок, на несколько секунд притормаживаю на его губах, но переведя свое дыхание, продвигаюсь дальше и еще немного выше.

Глаза! Красивые и очень… Грустные? Задумчивые? Плачущие? Замылившиеся увиденным бесчестием? Да нет же! Сейчас они бездушные и пустые! Внутри жизни нет, а Ярослав для связи недоступен. У него очень странный взгляд. Как будто он меня вообще не видит и не замечает. Пустое место «эта ваша Даша». Жалкое ничтожество и откровенное ничто!

«Злобный тролль с сиськами, но без мозгов…». Кто-то ведь воскликнет:

«Так это то, что нужно, ребя! Берем в аренду! Заверните полкило!».

Похоже, по его каналам сейчас прокручивают совсем другое кино со мной в главной роли. Я для него та, которая спокойно уселась в крутую тачку, пройдя под ручку перед своим парнем с неизвестным мужчиной, провела в салоне автомобиля представительского класса в общей сложности двадцать минут, рассиживаясь на переднем кресле — и этого для плотской услуги вполне достаточно, по мнению любого взрослого человека мужского пола. Кто же я после всего? Пусть скажет вслух и громко, и мы на этом, по всей видимости, с ним закончим.

— Ярослав, я прошу тебя. Слышишь? — двумя руками прикасаюсь к его живой руке, разминаю деревянные пальцы, проглаживаю теплую кожу. — Поехали к тебе, пожалуйста.

Он отмирает и обхватывает мою руку. Не говоря ни слова, тянет меня к своей машине. Сейчас мне лучше помолчать и подождать, пока это все закончится. Какое чертово самообладание у мужика! Даже в непонятной ситуации сохраняет свою воспитанность и демонстрирует долбаное джентльменство — он открывает мне дверь и терпеливо ждет, пока я заберусь в салон и усядусь на пассажирском месте. Пока Ярослав с отсутствующим видом обходит спереди свою машину, я наощупь пристегиваюсь и слежу за его отточенными до сущего миллиметра движениями. Он спокоен или все-таки взбешен? Это злость или воспитанное терпение? Это абьюз, токсичные отношения или уважение и свобода действий?

— Ярослав? — укладываю свою дрожащую ладонь на его руку, сжимающую руль. — Я хочу к тебе…

Он криво улыбается, а я рассматриваю «неморгающий» изуродованный злой ухмылкой мужской профиль и по-прежнему не слышу ни одного слова.

— Прости, пожалуйста. Я могу все объяснить.

Ярослав нажимает кнопку запуска двигателя, проверяет дорожную обстановку по зеркалам и мягко трогается с парковочного места…

Шестьдесят километров в час… И не километром больше!

Строгое исполнение любого транспортного маневра… И никакого непредсказуемого лихачества!

Его необычный дом… И ни одной внеплановой остановки на маршруте!

Мерно поднимающиеся ворота гаража… Плавный заезд… Пружинящая остановка… Щелчок замка ремня безопасности… Открытые синхронно двери со стороны водителя и пассажира… Наше мерное дыхание… И мое, вероятно, несвоевременное или глупое приглашение…

— Идем со мной? Я прошу тебя.

Ярослав пропускает меня вперед, а сам следует за мной. Мы поднимаемся по ступенькам на второй этаж, проходим по открытому помещению и замираем у изножья его большой кровати друг напротив друга.

— Прости меня, — шепчу, расстегивая свою блузку…

Глава 15 Смирновы…

Даша

Почему он ничего говорит? Почему молча смотрит на то, что я старательно вытворяю? Почему не помогает? Почему, в конце концов, сам меня не раздевает? Не хочет, да? Или я его сейчас не возбуждаю? Так много этих «почему» — я уже и со счета сбилась, и даже заболела головой, а Ярослав застывшим взглядом, через раз моргая, всматривается в меня и за жалким мельтешением перед его носом наблюдает. Режет, насквозь протыкает, он мне кровь пускает, не прикасаясь к телу, не подключая к этой казне своих рук: