La Cumparsita… В ритме танго

— Ты импотент, малыш? — хихикаю. — Не встает на баб?

— Не знаю.

По-моему, он улыбается.

— Половым бессилием страдаешь? — пошло язвлю. — Это сейчас лечится. Всего-то нужно обратиться к специалисту. Обрисовать ему проблему, ничего не скрывать. Довериться врачу, пройти курс затратного и по времени, и по средствам лечения, а после наслаждаться интимной жизнью с избранной не в дурной горячке женщиной. И все!

— Тебе виднее, — подается вперед и упирается вполне здоровым членом мне в поясницу. — Паховая грыжа, видимо. Наплакал, когда мужскую немощь медикаментозно лечил. Что скажешь, кумпарсита?

Скажу, что не готова такое принять! Он возбужден — это однозначно… А там что, каменная эрекция или у Ярослава большой размер? Тогда какого, в самом деле, черта? Чего он ждет?

— Бери или я ухожу! — упираюсь локтем в его бочину. — Не имеешь права меня держать. Помни о статье про половое насилие! Ну…

И что я этим натворила? Ярослав плотнее — куда уж больше и теснее, еще сильнее впечатывает меня в себя, подтягивает по своей груди немного выше — я жалко волочусь по его телу, как обездвиженная или сломанная кукла, кряхчу и квакаю, когда двумя здоровыми ногами он широко растягивает мои тонкие крохотные ножки по сторонам, раскрывает меня, как на БДСМ-кресте, фиксирует и тут же замирает. Установил под себя и свои дебильные желания? Вряд ли я такое выдержу, просто не смогу. По всей видимости, он сексуально извращен, а я несчастна.

Один раз всхлипываю и застываю, стараясь не дышать и не издавать ни звука.

— Страшно? — возле моей щеки мужской голос произносит.

— Нет, — шиплю в ответ.

— А так? — бионической рукой прихватывает мою свободную верхнюю конечность и полностью обездвиживает.

— Ни капли, — произношу сквозь зубы. — Ты в штанах, чего бояться? Будет мокро, но не страшно. Насладись своим величием, Ярик Горовой! Раз больше нечем.

— Я-Р-О-С-Л-А-В! — рычит, зубами прихватывая мою щеку.

— Ярик! — пытаюсь дернуться.

— Ярослав! — по-моему, он ухмыляется, посмеивается и вместе с этим запускает свою руку между моих ног.

Делаю глубокий вдох и, зажмурившись, пронзительно пищу:

— У-и-и-и-и-и…

— Боишься, кумпарсита? — проводит по моей пульсирующей промежности своей рукой назад вперед.

— Я давно не девочка, товарищ, а там не член. Вполне знакома с анатомическими особенностями противоположного пола и досконально знаю весь процесс. Опыт есть! Разочаровала?

— Нет, но не убедила.

Я еще и убеждать его должна? В чем? Недевственность доказать? Обалдеть!

— Сейчас ты безобиден. Полностью одет, а в арсенале у тебя — всего одна рука. Нет никаких проблем. Так я спрашиваю еще раз, чего мне следует бояться…

Господи! Вот же тварь такая… А вот это, чтоб меня — да-да-да! Приятно, черт возьми! Он пропускает мои половые губы между своих пальцев, но дальше не проходит, такое впечатление, что на долбаную смелость не идет, проявляет благородство, уважает «Дашу» или боится чувачок! А вдруг странная дама сердца неадекватность выкажет и по руке своей промежностью сильно надает?

Господи! Да у него талант, а я снимаю шляпу. Он кружит где-то рядом, но не там. Там, видимо, для Ярика что-то сокровенное и тайное сокрыто. Там то, что он усердно адским цербером и днем, и ночью стережет; и мягко натирает увеличившиеся в размерах складки, то и дело задевая клитор. Дергает чехол, кончиком своего пальца щекочет мягкий капюшон. Что-то тихо шепчет в ухо — чушь и ересь нежного героя, если честно, мне несет. По крайней мере, я не слышу ни одного вразумительного звука, лишь какие-то:

«Буль-буль, буль-буль, кумпарсита, -ита, -ита… Боишься? Страшно, Даша? Расслабься? Сейчас ведь будет хорошо…».

Что за на фиг? Это эмоциональный стресс? Последствия моей истерики, устроенной с определенной целью почти на пустом месте? Чего тогда хотела добиться, если сейчас лежу, расхристанная его ногами, и ни на сантиметр пошевелиться не могу? К тому же, ни слова не понимаю из того, что он, посмеиваясь или издеваясь, произносит, периодически посматривая на меня. Ждет наслаждения? Устал рукой водить? Или просто изучает тело? Запоминает мои жесты, мимику? Пытается предугадать, когда я кончу. Ага-ага… Господи, если он не перестанет трогать и ласкать, то — однозначно в скором времени, если не… Сейча-а-а-с!

Забрасываю голову, ерзаю, с намерением удобнее устроиться на его плече, а удовлетворившись результатом, наконец-то носом поворачиваюсь к его щеке. Он сам напросился, а я его неоднократно предупреждала.

«Сейчас я сильно надругаюсь над этой кожей» — сама с собой, как полоумная, смеюсь.

— Чего ты? — выдыхает где-то рядом.

Госпо-о-о-оди! Ведь я почти держусь.

«Родинки, родинки, родинки… Стайка мелких мушек, сосредоточенных на одной мужской щеке… Их очень много… Миниатюрные веснушки… Господи, конопушки! Щетинистые скулы…».

Кончиком языка задеваю выбранную темную точку. Обвожу по ее контуру, ласкаю, облизываю и поглощаю. Очень вкусно! Я чувствую, во рту катая приятный ненавязчивый запах тела, губами сильно потираюсь о мягкую щетину, и наблюдаю за его сосредоточенным взглядом из-под слегка завитых темных ресниц на том, что он, солируя, вытворяет с моей промежностью. По-моему, он наслаждается и упивается той властью, которую сейчас случайно надо мной имеет. Ах, как бы сбить гнилую спесь, спустить его с небес на землю и показать не небо в долбаных алмазах, а неконтролируемый ураган эмоций обиженной и неудовлетворенной женщины, когда ей обещали жаркий секс, а дали охренительную прелюдию, заставив кончить на одной руке смазливого мужчины?

— М-м-м, — сильнее выгибаюсь телом, прикусываю щеку, рисую на его лице засос, зубами зажимаю и посасываю кожу.

А он молчит, сохраняя режим сраного безмолвия, лишь ускоряет своими пальцами мой экстаз.

— Хочу почувствовать внутри, — скулю сквозь зубы.

— Обойдешься, — рычит и злобно хмыкает. — Ты обожаешь руки, Даша?

— Нет, — хнычу.

— Врушка, — выкручивается и целует меня в губы.

— М-м-м…

Скулю, предчувствуя поражение, но по-быстрому свернуть это долбаное рукоблудие все же не даю.

Как маленькая квакша, сильнее растопыриваю ноги, подаюсь промежностью на него, и жалобно прошу:

— Еще хочу…

Красивый профиль… Умный, немного грустный взгляд… Взъерошенные волосы… Надменно искривленный рот… И маленький ребенок, сидящий на мужских руках…

— Это ведь Кирилл? — рассматривая очередную фотографию, лежа на боку и тыча в стену пальчик.

— Угу.

Своим телом он повторяет мой изгиб, перебрасывает правую руку, сильно обнимает и притискивает меня к себе.