Лабиринт памяти

Гермиона уже была другой, но так отчаянно хотела стать прежней, что готова была пойти на любые методы, лишь бы вновь ощущать себя живой.

Вот почему она сделала это — отдалась Драко Малфою на жёстком столе одного из многочисленных кабинетов Хогвартса, даже не стыдясь, что в двадцати метрах от двери находится Большой зал, полный ничего не подозревающих учеников и преподавателей.

Сейчас, стоя у окна, окунувшись в воспоминания и разглядывая освещённый тусклыми фонарями двор Хогвартса, она грустно улыбается, наблюдая за парой подростков, резвящихся на улице. Гермиона чувствует в душе тепло, смешанное с тоской, и не чувствует сожаления, что она сама вряд ли когда-нибудь сможет так же беззаботно смеяться и дурачиться с человеком, которому несколько часов назад отдала свою невинность. Нет, она не жалеет: просто не может об этом не думать, смотря как девушка убегает от парня, а тот хватает ещё за шарф гриффиндорской расцветки, вынуждая остановиться, а затем валит в снег.

А дальше происходит сразу несколько вещей: парень накрывает её губы своими, Гермиона узнаёт в нём Блейза Забини и видит разметавшиеся на снегу ярко-рыжие волосы.

У неё внутри всё замирает, когда она осознаёт: та девушка — Джинни Уизли.

***

Гермиона решает ничего не говорить. Конечно, сначала она хочет высказать всё, но слова застревают где-то в гортани, когда она видит на пороге гостиной Джинни — живую, светящуюся, счастливую. Гермиона настолько ошеломлена переменой, произошедшей с той, что поначалу не знает, что сказать, а потом понимает — она не смеет говорить хоть что-то.

Она не смеет судить Джинни после того, что сделала сама несколько часов назад.

Она… понимает. Ведь Гермиона слышала, как каждую ночь, проведённую на каникулах в Норе, Джинни горько плакала, закрывшись в комнате. И никто не мог ей помочь, даже Гарри, который замкнулся глубоко в себе и вообще редко разговаривал, отдаляясь от Джинни всё больше и больше. И если Блейз сумел сделать то, чего не смог Гарри, если ему удалось рассмешить её и каким-то образом заставить забыть о заботах, то Гермиона будет делать всё, чтобы не спугнуть шаткое счастье Джинни своими нравоучениями.

Идут дни, и она сама убегает от реальности, растворяясь в близости совершенно неподходящего ей человека. Она не замечает, как их встречи становятся регулярными, а то, чем они занимаются, по-настоящему приятным. Они почти не разговаривают, но им и не нужны слова. Драко изучает её, она — его удобным для них двоих способом, и вскоре Гермиона уже знаёт, как нужно к нему прикасаться, чтобы ему понравилось ещё больше.

Сперва она, следуя своему особому ритуалу, всегда говорит, что они «должны прекратить этим заниматься», но быстро перестаёт это делать, утешая себя тем, что в любой момент может забыть. И она поддаётся его рукам, губам, языку, которые не слишком с ней церемонятся, даря откровенные, жёсткие ласки, что только заставляет кончать сильнее. Гермиону устраивает в этих, основанных только на сексе, отношениях всё: отсутствие какой-либо романтики, нежности и заботы, отсутствие нормальной кровати или чего-то более мягкого, более подходящего для подобных занятий и присутствие авантюры, приправленной опасностью.

Ей нравится чувствовать, как Драко ловит её за руку прямо посередине учебного дня и затаскивает в какую-нибудь безлюдную нишу иногда просто для того, чтобы довести до такого состояния, когда Гермиона уже сама начинает мечтать о встрече, назначенной на вечер.

Её будоражит элемент игры, который присутствует в их отношениях: незаметно ото всех, они дразнят друг друга, сводят с ума долгими взглядами или двусмысленными прикосновениями, увидев которые, обычный ученик не догадается ни о чём, зато догадаются они и найдут возможность подтвердить свои догадки в одном из пустующих классов этой огромной школы в тот же вечер.

Гермиона наслаждается той животной страстью, которая охватывает их с Малфоем, стоит им лишь оказаться наедине. Она никогда не думала, что может испытывать это чувство — тёмное, тягучее, запретное и оттого ещё более желанное, но она испытывает.

Она… чувствует. И это заставляет её познавать новый, чувственный мир вместе с Драко, даёт возможность попробовать разные варианты и выбрать те, которые доставляют наибольшее удовольствие.

И она не хочет это заканчивать. Пока что, однозначно, не хочет.

Проходит чуть больше месяца, когда Драко неожиданно говорит, застёгивая рубашку:

— Кстати, зря ты отпустила того второкурсника, не назначив наказание. Этот идиот давно любит шататься по ночам, и я не уверен насчёт чистоты его намерений.

Гермиона медленно оборачивается, не в силах поверить своим ушам. Что? Малфой действительно завёл с ней разговор? Она поражённо наблюдает, как тот ловко справляется с пуговицами, склонив голову, и не знает, что сказать. Драко поднимает на неё вопросительный взгляд и смотрит несколько секунд, прежде чем она, вспыхнув, наконец быстро выдаёт первое, что приходит в голову:

— С чего ты взял, что мне следовало принять большие меры, чем снятие очков с Пуффендуя? Насколько я помню, слизеринцы тоже не любители спать по ночам в своих кроватях.

Последняя фраза звучит двусмысленно,что заставляет её ещё больше покраснеть и смутиться: создаётся впечатление — Малфой вот-вот готов улыбнуться. Гермионе кажется, она плавится под его насмешливым взглядом, но она не отводит глаз, хотя, пожалуй, застёгивает мантию чересчур нервно.

— Слизеринцы, во всяком случае, обладают мозгами, чтобы не использовать Люмос и не попадаться старостам, — растягивая слова, говорит Драко, и от его низкого голоса кожа Гермионы покрывается приятными мурашками.

— Я думаю, — настойчиво отзывается она, скрестив руки на груди, — предупреждения и снятия баллов было достаточно, чтобы отбить у того мальчика желание ходить по тёмным коридорам ночью.

Драко вскидывает бровь и подходит к Гермионе.

— Спорим?— протягивает он руку, на которую она уставилась с недоверием.

— Что? — настороженно переспрашивает Гермиона.

— Спорим, что уже в ближайшие дни ты убедишься: я прав?

Гермиона колеблется несколько секунд, не зная, верить словам Драко или нет. Всё слишком, слишком странно.

— Послушай, Малфой, я не собираюсь… — нервно улыбнувшись, делает она шаг назад.

— Струсила, значит, — он снисходительно смотрит на неё, закинув мантию на плечо.

Гермиона так возмущена его словами и так задета, что в ней вмиг поднимается злость. Она не знает наверняка, провоцирует ли её Малфой, но поддаётся его словам так же, как и ласкам часом ранее.

— На что спорим?

Губы Драко растягиваются в довольной, хищной улыбке, когда он озвучивает своё условие, которое заставляет Гермиону вспыхнуть и мысленно проклинать момент, когда она согласилась ввязаться в спор с Малфоем.

Она проигрывает. Окончательно и бесповоротно проигрывает, когда уже в следующую ночь пуффендуйца ловит сама МакГонагалл. Мальчик, видимо, решил произвести впечатление на друзей и нарисовал на стене одного из коридоров не слишком приличную картинку волшебными красками, которые, краснея, смывал под дружный гогот других учеников и возмущённые речи профессоров днём на глазах у всей школы. Наблюдая за ним, Гермиона мечтает, чтобы вместе с рисунком, иллюстрирующим то, что она и так видела в последнее время довольно часто, исчезла и она сама: её берёт ужас оттого, что предстоит сделать уже завтра, выполняя свою часть уговора.