Ларь

Потому что очень трудно сосредоточиться, когда тебе надо выстроить общение с неведомой хтонью, а ты даже не знаешь, с чего начать. К тому же, если колючие ветви березы сначала чуть царапали кожу, то теперь всерьез впились, будто бы даже желая не просто напиться крови, а намереваясь порезать туловище на несколько непропорциональных кусков. Странные у этого персонажа методы, Северная Пальмира ведь не особо близко, а замашки чисто питерские.

— Что за хтонь? — внезапно прозвучало совсем рядом.

Я даже не понял, на что был похож голос. То ли на шелест листвы, то ли на звон полевых цветов, то ли журчанье ручья где-то вдалеке. А, может, все сразу.

— Какая хтонь? — искренне растерялся я.

— Ты, человек, сказал: «Неведомая хтонь».

— Это такое уважительное обращение, господин… то есть, товарищ Живень.

— Я тебе ни господин, и не товарищ, — глухо проскрипел, будто ломали свежую, мокрую кору дерева, хозяин рощи. — Ты пришел ко мне, разбудил, и весь бурлишь, бурлишь, как молодой родник, из-под камня выбравшийся.

У меня сейчас жестко разрывало шаблоны. Начнем с того, что внешне я вообще не ожидал, что и тропинка, и лесок, в поле каждый колосок — окажутся Живнем. Сюда можно отнести еще и то, что начальник леших не исторгал из себя слова, которые сразу необходимо высекать в граните. То есть, от него не веяло вековой мудростью и всяким таким, чем должно веять от уважающей себя старой нечисти. Но это нормально. Что называется, мои ожидания — мои проблемы.

А вот что Живень вдруг прочитал мои мысли, неприятно удивило. Сложно выиграть партию, когда противник знает твои карты. Хоть бы кто-нибудь меня в последнее время приятно удивил. Конечно, лучше бы молодая девушка, но куда уж тут с моей-то везучестью.

И только после долгих секунд молчания до меня наконец дошло. Все эти колючие ветки — не способ ввести Мотю Зорина без абонентской платы в лесной БДСМ-клуб. Подобным образом Живень подстраивается под меня, читает.

Почему-то вспомнились слова ежовика про то, что старый бог зрит в корень человека. И артефакты и прочие уловки не помогут.

— Так вот кто тебя ко мне привел, — зашелестела под ногами трава. — Ежовик.

Ага, видимо, он читает не все подряд, а только то, о чем я сейчас думаю? Как там было в «Охотниках на привидения» — ни о чем не думай? Ага, легко сказать. У меня мысли хоть и не особо интересные, но рождаются постоянно. Так, надо просто увести разговор в сторону.

— Вы его знаете?

— Я каждую тварь, что в лес часто заходит, знаю. Так уж повелось. Теперь говори, чего пришел? Я с людьми давно дел никаких не веду.

— У тебя… у вас далеко отсюда в лесу лежит мертвец. В смысле, лич, не знаю, как правильно его назвать на старославянском…

— Старославянском, — засмеялись бутоны-колокольчики, стуча на ветру друг о друга. — А мы с тобой на каком разговариваем? Знаю, что нежить там лежит, которая когда-то нечистью была. Да что с того?

— Нежить-нечисть?!

Меня, сказать по-правде, это невероятно удивило. Мне казалось, что личом мог стать только рубежник. Ну а кто же еще? Ведь требовалось изначально быть обладателем очень сильного хиста. Ладно, об этом я подумаю завтра. Надо брать разговор в свои руки и выводить в конструктивное русло.

— Я хочу помочь вам избавиться от этой нежити.

— Мне? Помочь?!

На этот раз словно рассмеялась сама земля. По крайней мере, мне показалось, что под ногами и руками все заколыхалось.

— Ну вы ведь Живень, — пытался я рассуждать логически, все еще находясь в скорченном состоянии. Вроде поднял голову, а толку-то? — А там нежить. Мертвая.

— Все-то вы, человеки, думаете, что знаете за других. И все-то вы бежите, торопитесь, суетитесь, вместо того, чтобы сесть и крепко подумать. Что есть жизнь?

Я тяжело вздохнул. Он бы еще спросил, что такое любовь и в чем смысл существования. Просто на метафизические вопросы я обычно по вторникам отвечаю, с пяти до семи. Ладно, прибегнем к старому трюку, который всегда прокатывал на сдаче экзаменов — будем отвечать общими словами.

— Великое таинство? — осторожно пробормотал я.

Легкий ветерок вздохом пробежал по моему лицу.

— Жизнь — это начало. Нечто, из чего все начинается, развивается. А что такое смерть?

Давно я не выступал в качестве студента, которого вытягивают на троечку. Но я сходу вжился в роль. Все-таки откровенно тупым меня назвать было нельзя.

— Конец? — ответил я.

— Правильно. Смерть — это конец. Но и жизнь, и смерть лежат на одной ладони существования. Как нечисть — дети жизни, так и нежить — дети смерти.

Вот к этому меня никто не готовил. Точнее, я не рассматривал эти две разные ветки развития хиста как нечто единое. Ведь неслучайно нечисть шарахается от нежити, а нежить… не знаю, что она вообще думает и чувствует. Я особых исследований на эту тему не читал, а те поднявшиеся мертвые, с которыми довелось общаться, не производили впечатления утонченных и думающих существ.

Я судорожно соображал, пытаясь найти действенные аргументы. Пришел поговорить на шару с великим старым богом, блин. Нет, все-таки в построении своих планов я слишком сильно надеюсь на импровизацию и возможный грядущий апокалипсис. И частенько, когда с небес не обрушивается сера, подобное может выйти боком.

— Нежизнь! — выпалил я, чувствуя, что Живень теряет ко мне интерес.

Судя по плотнее сомкнувшимся ветвям, я попал точно в цель. Замолчала вся роща — замерла листва, прибилась к самой земле трава, угас звон цветов-колокольчиков, будто бы даже ручей вдалеке перестал бежать. Живень впервые за сегодняшнюю встречу слушал меня внимательно.

— Нежить охраняет артефакт, который очень нужен последователям Нежизни. И они настроены весьма серьезно. И в ближайшую слепую луну все случится.

— Думай, вспоминай, — прогремел голос, словно с неба. Таким тоном не просят, требуют.

Вообще, конечно, забавно вспоминать, как бы весело ни звучала эта тавтология, воспоминания, подсмотренные у Трепова. Однако сейчас у меня не было другого варианта. Конечности уже посинели от крепких объятий Живня. Поэтому я напрягся. Вспомнил про путь Тугарина, его плохой хист, старение и приход к Нежизни. Заодно зацепил краем свое путешествие в Правь, «рассказал» про чуров, нынешнее титульное и немного замершее население мира, Кусю, которой отводилась вполне ощутимая роль. Короче, думал и пыжился так, как только мог.

Нет, правильно утверждают, если начать говорить с человеком, то на душе становится легче. Да, Живень был вообще не человек, но легче действительно стало. И не только на душе. Постепенно путы, которые удерживали меня, опали на землю, трава из крепких веревок превратилась в сочный зеленый ковер. И я наконец-то смог разогнуться и подняться на ноги.

Кровь сворачивалась на глазах, раны затягивались. Ну, собственно, не так уж и сильно-то Живень меня потрепал. Да и с хистом я управляться умею. Хотя, справедливости ради, пара мелких шрамиков от особо крепких объятий осталась. Видимо, чтобы я помнил встречу со старым богом.