Ларь

Чуть позже холодный ветер принес минеральную прохладу воды, запах мокрого камня, подгнивших водорослей и ила. Значит, недалеко Ладожское озеро. Да, забрались мы, забрались.

Правда, возле воды мы шагали недолго. Мой нос снова стал улавливать сладость опавших ягод, землистые грибные ароматы и пахучую смолистую хвою. А что делать, визуально ничего не менялось. Разве что грязи будто бы стало меньше, но лес оставался лесом. Поэтому мне приходилось ориентироваться лишь по обонянию. Единственное, на что я обратил пристальное внимание — ощутимо похолодало. И ветер теперь довольно бесцеремонно хозяйничал под одеждой, щупая ребра.

Ежовик больше не хоронился, а шел вполне спокойно, словно все вокруг принадлежало именно ему. Ага, спроси я, кого эти земли, так услышу: «Маркизу, маркизу, маркизу Ежовазу». Кто знает, наверное, здесь не было лешего или он еще не набрал полной силы. Оставалось только догадываться.

Я к тому времени настолько устал от того, что надо переставлять огромные грязные кроссовки, и продрог от холодного ветра, что не имел никакого желания вести светские беседы.

— Все! — наконец остановился ежовик.

— Чего все? — я с трудом успел притормозить, чтобы не налететь на эту подушечку для иголок.

— Дальше ты один.

— Может, вместе?

— Нет, это твои дела, Матвей. Я тут подожду. Слушай, что сделать надо.

Нечисть выглядела серьезной, даже встревоженной, что ли. Нужно ли говорить, как ощущал себя я?

В принципе, ничего такого делать-то и не надо было. Немного посыпать себя землей, произнести присказку. Один нюанс — все это делать нужно голым.

— А вот прям раздеваться обязательно?

— Нет, конечно, это я такой любитель мужской красоты, — сморщил морду ежовик. — Так надо, чтобы Живень тебя сразу с охотником или другим нехорошим человеком не перепутал. Чтобы хист твой сразу различил. Мол, не случайный ты здесь прохожий.

Угу, я бы посмотрел на «случайного типа», который сюда забрел. Однако спорить не стал. Торопливо разделся, даже не из-за ощущения стыда, а скорее холода. Почему-то думалось, что если сделать все быстро, то организм быстрее привыкнет к ветру. Оказалось, это фигня, стало только холоднее.

— Куда идти? — едва не стуча зубами, спросил я.

— Туда, — махнул вперед рукой ежовик. — А там разберешься.

Первые шагов двадцать я сделал, постоянно оглядываясь на нечисть. Вообще все это тянуло на какой-то пранк. Мысль о том, что ежовик сейчас подберет одежду и убежит по лесным тропам вдаль, инфернально хохоча, как-то не покидала. Я даже вспомнил, что в лесу очень часто находят замерзших голых людей. Нет, там, конечно, все расстолковывалось с научной точки зрения. Вроде как организму кажется, что он перегревается, но в мире вообще много пытались объяснить мудрено, когда порой ответ хранился на поверхности — рубежники, нечисть, хист.

А потом все же вернулся и убрал одежду на Слово. Ежовик к моему недоверию отнесся спокойно, словно ничего и не произошло. Он так и остался стоять на том же самом месте, возвышаясь колючей твердыней. Даже не шевелился, поэтому его легко можно было спутать с каким-нибудь терновым кустом. Вскоре я и вовсе перестал различать нечисть.

И все продолжал неторопливо идти, подгибая пальцы и чувствуя, как всякая мерзость впивается в подошвы стоп. Блин, надо мыслить позитивно. К примеру, это очень хорошая профилактика от плоскостопия.

Правда, в какой-то момент все сторонние неурядицы отошли на второй план. Да что там, даже на третий. Потому что меня внезапно накрыло. Нет, не как в том лесу, где ты просто дергался от каждого шороха. Создалось ощущение, что я вроде как на суше, но в то же время под водой, и испытываю колоссальное давление.

И еще во владениях злобного лешего страх был неизведанный, непонятный. Здесь же ты четко осознавал, в чьих землях оказался. Потому что у хиста, самого невероятного из всех, с которым я встречался, был эпицентр. И я двигался прямо к нему.

Высокие деревья расступились, обнажив березовую рощу с крохотной цветочной полянкой. Несмотря на увядающее время года, она до сих пор была усеяна разнотравьем, частично только что вымахавшим, частично уже отцветшим.

Я остановился, набрав в руку немного земли. Та была влажная, жирная, маслянистая, поэтому не свалилась с головы, а налипла в районе лба.

— Пришел как гость просящий, ни равный, ни сильный. Внемли мне, хранитель лесов, скрытый во мгле корень, покой земли, страж тенистых ветвей.

Ветер, который все это время был моим верным спутником, неожиданно стих. Однако меня заколотило еще сильнее, чем прежде. Потому что трава проворно потянулась ко мне, ветви ближайших берез оплели тело, а цветы развернули свои бутоны ко мне.

Я почему-то думал, что Живень будет огромным полудеревом-получеловеком. Даже не принимая во внимание, что этот старый бог, эта верховная нечисть может быть далеко не антропоморфной. Только теперь, когда отступать назад было уже некуда, я вдруг понял, что все вокруг, включая землю, на которой я стою, — это и есть Живень.

Глава 11

Мне вдруг пришло в голову, что про меня давным-давно сложили песню. Еще задолго до моего рождения. И пел ее незабвенный Андрей Миронов в «Бриллиантовой руке». Достаточно лишь вслушаться в слова: «Весь покрытый зеленью, абсолютно весь, остров невезения в океане есть».

Ладно, согласен, океан немного не в тему. Зато все остальное подходило как нельзя лучше. Зеленью меня действительно накрыло с головой. Тонкие ветви берез, походившие на колючую проволоку типа «Егоза», в несколько слоев обвили туловище. Высокая трава, напоминавшая длинные толстые хомуты для стяжки кабелей, связала по рукам и ногам. Холодная земля, выступившая в роли магнита, притянула к себе.

Сейчас я напоминал первоначальный элемент из фильма «Человеческая многоножка». И не скажу, что был от этого в грандиозном восторге. В первую очередь, наверное, оттого, что неплохо помнил сюжет. Однако самое благоразумное, что я сейчас мог сделать, — не дергаться. Конечно, до того, чтобы расслабиться и получать удовольствие, было очень далеко. Но представлялось, что если начать сопротивляться, то выйдет себе дороже.

Во-первых, появилось четкое понимание, что если я дернусь, то ветви и трава сомкнутся на моем теле так, что попросту не выберешься. Во-вторых, Живню надо показать, что я положительный во всех отношениях персонаж. В лесу не мусорю, ветки не обрываю, лешачих не убиваю. Ладно, только ветки не обрываю и не мусорю. В общем, не замышляю ничего плохого. Что называется — если зашел в чужой двор, то не стоит пытаться утащить мангал. Особенно, если на крыльце стоит хозяин с ружьем. В-третьих… Я определенно помнил, что было в-третьих, но мысли почему-то ускакали вдаль. И возвращаться не собирались.