Лавка сновидений Юнсыль

— Я собираюсь использовать Камень грез, чтобы взорвать свой сон. Я уничтожу здесь все! Так что от него ничего не останется!

Все это время голос Юнсыль оставался спокоен. В нем не было и намека на волнение. У Касселя перехватило дыхание. В голове пронеслось множество слов, но ни одно из них он не мог произнести, словно язык приклеился к нёбу.

Если Юнсыль еще затруднялась ответить, можно ли назвать смерть ради другого человека истинной любовью, то Кассель ни разу не усомнился в своих чувствах. Он не задумываясь умер бы за Юнсыль, и для него это и была настоящая любовь.

Так принц наконец понял, что Юнсыль тоже по-настоящему любит его.

Слезы обожгли его глаза. Рука, что неустанно колотила по стене, остановилась. Кассель пошатнулся, держась за голову. Из его горла вырвался всхлип. Ему хотелось вынуть из груди свое сердце. Он вошел в сон Юнсыль, дал ей защиту… Кассель не хотел верить, что все вело к ее смерти.

— Я сделаю это. Я…

— Кассель, если ты останешься, то умрешь, а я нет, потому что ты Ткач снов, а я реальный человек!

— Это была моя миссия! А я загнал тебя в смертельный капкан!

— Я не умру!

— Чем это отличается от смерти? Из-за меня ты… Как, черт возьми, я смогу прожить остаток своей жизни, если оставлю тебя здесь, одну?

— Кассель, у нас нет времени! — сказала Юнсыль серьезно и холодно. — Это лучший способ. Я не умру, зато Пожиратель снов будет уничтожен. Ты просто восстановишь потом мои сны. Поэтому иди быстрее! Тем более я не знаю, как долго продержится защита, и мне нужно беречь силы. Я скоро догоню тебя.

— Юнсыль, пожалуйста. Не поступай так со мной. Не будь такой жестокой!

Она отчетливо слышала рыдания Касселя. Пожиратель снов скрипел зубами. Его глаза закатились от ревности, но он продолжал держать оборону. Казалось, монстр намерен остаться в таком положении навсегда.

— Это к лучшему, и все будет хорошо, поверь мне!

Кассель вынужден был подчиниться. Когда он поднял вспухшие от слез глаза, его взгляд уже не был прежним. Казалось, что он прожевывает и выплевывает каждое слово:

— Договорились. Обещай, что выдержишь. Обязательно. Потому что иначе я всю оставшуюся жизнь буду винить себя и сожалеть о случившемся.

Юнсыль не ответила.

Кассель направил всю свою силу в защитный покров, оставив совсем немного — ровно столько, чтобы потом вернуться в реальность. Пока что он еще мог предотвратить атаки Пожирателя снов.

Принц подхватил на руки измученную, дрожащую Тингл и вызвал пыльцу.

— Я люблю тебя.

В тот момент, когда Юнсыль едва слышно прошептала эти слова — так, что принц не мог их услышать, — Кассель и Тингл исчезли из ее сна.

Убедившись, что они в безопасности, Юнсыль направила острие копья в лицо чудовища. Наконечник даже не дрогнул. Как и меч Касселя до этого. Пожирателю картина не понравилась.

— Я думала, ты побежишь за Касселем, чтобы схватить его.

— Я всегда смогу заполучить его, если у меня будет Камень грез. Мои приоритеты ясны.

— Что ж. Если ты сможешь взять его, бери!

— Я убью тебя прямо здесь!

Юнсыль не стала отвечать. Вместо этого она высоко подняла оружие.

— Посмотрим, прольется ли хоть капля крови.

Светящаяся, как луч, Юнсыль ударила Пожирателя снов прямо в лицо. Ощущения, что она пронзила кость, не было. Вместо этого ей показалось, что копье попало во что-то очень мягкое. Лицо Пожирателя смялось, как кусок ваты.

Внезапно оно появилось в другом месте, целое и невредимое. «Похоже, он может перемещать даже кожные покровы», — мельком подумала Юнсыль и вонзила копье в только что созданный лик.

Она повторяла это снова и снова. Нанося удар, каждый раз молилась за безымянную жертву, упрекала себя за вину перед Касселем и убеждалась, что другого выхода нет.

Вопреки словам Пожирателя, что лицо не более чем внешняя оболочка, каждая атака копья Юнсыль ослабляла стену из щупалец. В какой-то момент Пожиратель опять начал извергать сны.

— Все ясно. Значит, это тоже было ложью?

Выпустив из себя довольно много снов, монстр ослаб настолько, что это стало видно невооруженным взглядом. Но стена все еще была достаточно крепкой. Удары в лицо, по всей видимости, не могли убить, и он продолжал терпеть боль.

В какой-то момент лик Пожирателя исчез совсем. Юнсыль решила протыкать каждый из тысяч глаз, рассыпанных на щупальцах.

Монстр заорал.

Юнсыль нападала снова и снова. И с каждым ударом из нее выходило все больше ненависти. Через некоторое время открытыми остались только один или два глаза. Из тысяч зияющих глазниц, как кровь, капали темно-синие сны. Удивительно, что они еще оставались, учитывая, как много монстр уже выплеснул из себя.

— Сколько же ты их сожрал?

Юнсыль снова подняла копье. Пожиратель поспешно втянул свои щупальца, и стена вокруг нее исчезла. На Юнсыль наконец-то пролился солнечный свет: эта неожиданно яркая вспышка чуть не ослепила ее. Из глаз скатилась одна-единственная слезинка. Юнсыль не могла понять, солнце ли тому виной или огромное напряжение.

Пожиратель снов теперь представлял собой всего два щупальца, выходящих из одной точки тела. Отростки, которые он до сих пор свободно контролировал, валялись на земле. И только эти два с несколькими уцелевшими глазами двигались как руки.

На них Пожиратель снов и пополз к Юнсыль. Мертвые щупальца позади него волочились по искореженному лугу, как волосы.

Они напоминали руки людей, ставших жертвами монстра. Казалось, несчастные пытаются схватить чудовище и утащить его с собой под землю. Похоже, ему было слишком сложно нести все это на себе. Пожиратель снов полз под тяжестью этой ноши, под тяжестью своих грехов.

Ради того, чтобы хоть на шаг приблизиться к Камню грез. Ради того, чтобы реализовать свои амбиции, от которых он все еще не отказался.

— Ха, ты, ничтожный… человек!

Пожиратель будто охрип. Красивый тембр пропал. Вместо него теперь звучал настоящий голос. Казалось, что сотни или тысячи людей разного возраста и пола говорят одновременно.

Звук был очень громким и неприятным.

— Вот твой настоящий голос! Тот, что больше похож на шум миллионов человек.

— Я… тебя… убью… — Пожиратель снов скрипел, как испорченная пластинка.

— Все кончено.

— Кончено? Кончено, говоришь?

Пожиратель снов расхохотался, как будто совсем потерял рассудок. По правде говоря, его смех больше походил на вымученные бульканья.