Лебединая песня: Несобранное и неизданное
Шрифт:
XXVII
Сбылось. Весенний день увлек их на скитанья. И рядом шли они по роще у реки. Душистый ветер дул; как призраки, легки, Бегущих облаков менялись очертанья. И также призрачно сменялись их мечтанья… В пожатьи замерли две чуткие руки, Как от одной души к другой – проводники Не выразимого словами трепетанья. Живил по-вешнему земли воскресшей дух: Деревья нежились, одеты в первый пух… Вес млело радостно… Но сердцу было грустно… У стада овчего наигрывал пастух На тонкой дудочке, и в песне безыскусной Неясная печаль жила, чаруя слух. XXVIII
И
XIX
Счастливые, слились глаза сестры и брата, Глядясь, как синь небес в морскую бирюзу… Теперь их глубь сквозит чрез томную слезу Отливом страстности, как дымкою агата. И темнота зрачков – предвестьем бурь чревата: Две юные души таят одну грозу… Но… всё свершается вверху, как и внизу… И грянул дальний гром, рассыпав гул раската. Нежданный, прогремел он в ясной синеве… Но ветер, налетев, зашелестел в траве; Вот темною грядой сошлись густые тучи. Вот капли крупные запрыгали в листве, И первый вешний дождь, шумливый и пахучий, По веткам застучал в задорном торжестве. ПЕСНЬ ШЕСТАЯ
Лик СЕСТРЫ
XXX
Нарцисс, подняв сестру, понес ее бегом К реке, где, раз грозой застигнут на охоте, Он кочевой ночлег провел в глубоком гроте Скалы, крутой, как горб, с каймой кустов кругом. И вот они вдвоем в убежище благом… Молчание и мрак застыли здесь в дремоте. И тут еще тесней любовь, в слепом налете, Их сблизила мечтой о счастьи дорогом. Желание любви, как буря, налетело… Нарциссу сладостно отдаться ей всецело: Как чашу, жадно пить отраву страстных мук, Блаженно чувствовать дрожащую несмело Девическую грудь и лаской нежных рук Лелеять теплое трепещущее тело. XXXI
Пусть блещут молнии, змеясь на небе дымном, Пусть грозно гром гремит и ропщет глухо лес, Лишь жарче их сердца от пламени небес, Им непогоды гнев чарует слух, как гимном. Они, лицом к лицу, в сближении взаимном Ушли от жизни в мир неведомых чудес, Сплошной стеной дождя, как пологом завес, Заслонены в скале – гнезде гостеприимном. Как бархат, мягкий мох им ложе разостлал, А благосклонный мрак их сладостный привал Повил покровом тайн, по-древнему колдуя… Нарцисс привлек сестру… Он губ ее искал… Прильнул губами к ним… И отзвук поцелуя Ревниво скрыл навек безмолвный камень скал. XXXII
Вдруг жгучей молнии трепещущий излом Мерцаньем длительным зажег неповторимо Весь грот до глубины… Как будто феникс мимо Летел и бил, светясь, лазоревым крылом. При синем пламени, на миг один – с теплом И с трепетом сестры, дотоль ему незримой, Нарцисс мог сочетать черты своей любимой В кольце густых кудрей над матовым челом. Как озаренья дар, сверкнул огонь мгновенный, И, словно волшебством, в тот миг благословенный Все звенья прошлых дум слились в одно кольцо, Где
синий взор сестры, живой, проникновенный, Любовью озарял знакомое лицо – Заветный образ грез… прекрасный… незабвенный. XXXIII
Он… он – зовущий лик… Не призрак, грезой тканный, Не отраженье вод… Не наважденье сна… Он – явь, он – кость и кровь… Мечта воплощена: Он жив и дышит здесь, с лицом сестры слиянный. Он в блеске молнии родился, чудно-странный: Двойник?.. Или сестра?.. Не он и не она… А вместе – тот и та… Не муж… И не жена… А дева-юноша… желанная… желанный… О, может ли быть явь в дарах своих щедрей?.. Кто, смертный, средь земных сынов и дочерей Знавал подобный миг?.. В огне стыда – ланиты; Бездонные глаза, в истоме дрожь ноздрей, Горящих губ цветок, в пылу полураскрытый, И золотой поток разметанных кудрей. XXXIV
Опять таинственно сомкнулась темнота И в отдаленьи смолк тяжелый рокот грома. Как прежде, в гроте тишь. Ласкающая дрема Под сводом каменным отрадно разлита. И, невидимкой, вновь волнует красота… Нарцисса вновь пьянит любовная истома – Его влечет сестра, сама к нему влекома… Горит в бреду любви счастливая чета… О, Афродита-мать! Тебе, любви предвечной, Был гимн в огне их ласк, с чредою быстротечной Восторга острого и чающей алчбы. И как на риф бурун взбегает пеной млечной, Так встретиться рвалась в томлении борьбы Прибоем страсть одна с приливом страсти встречной. ПЕСНЬ СЕДЬМАЯ
Тайна любви
XXXV
Уже о том шептал бессвязный пылкий лепет. Что не нашло имен на языке людском, А в женском трепете и трепете мужском Уже торжествовал единый слитный трепет. Еще, казалось, миг – и пыл безумья слепит Два тела девственных в горении плотском И наслажденье даст им в искусе таком, Какой еще нигде никем от века не пит. Но не огнем земным был тот пожар поим: Как молния небес, их пламенем своим Прожгла могучая сверхжизненная сила И в единении, не снившемся двоим, Любовью не тела, а души их смесила… Слиянье высшее доступно стало им. XXXVI
В мистерии любви, раскрытой до конца, Где без границ восторг, а страсть – без истощенья, Достигли полного глубинного общенья Два естества людских – два вечных близнеца. И в радостных лучах нетленного венца, Как в царственном кольце – эмблеме посвященья, Двух светлых лиц черты, в грозе совоплощенья, Слились в двойных чертах единого лица. В конечной близости своей, как откровенье, Они изведали бессмертья дуновенье И в новый, светлый мир – непостижимый сдвиг… И явь… И сон… И бред… Живое все забвенье!.. Минуты?.. Иль века?.. Пусть только краткий миг, – Они бы вечности не взяли за мгновенье!.. XXXVII
Под утро дождь прошел. В тумане предрассветном Опалы первые нанизывал восток; Навстречу солнцу слал привет свой ветерок, И отзывался лес приветствием ответным. Пологою волной, как вздохом, чуть заметным, Дышал сквозь сон Кефисс, разнеженно-широк, И, как во власти грез, его живой поток Вдруг отвечал заре отливом многоцветным. Рыбачьи челноки качались на мели; Орел по небу плыл, а за рекой вдали На заливных лугах кричали звонко цапли. И с трепетных ветвей, поникших до земли, Спадали четкие серебряные капли… В тиши сестра и брат тропой прибрежной шли.
Поделиться с друзьями: