Леденцы босоногой графини

— Хорошо, дяденька, вы идите, мы за вашей бричкой присмотрим, идите, — Миша, наконец, прожевал пирог и тоже вставил свою копейку в разговор.

Стоило почтальону уйти, староста, решился:

— Это что ж получается, новые хозяева над нами? А как теперь? — довольно громко и грубо, но в голосе яркое недоумение появилось.

— А меня не волнует, как. Мне надоело вас терпеть. Поезжайте, радуйте своих, делу уже не поможешь, я отказную еду подписывать. И надеюсь, что вашу физиономию больше не увижу! И надеюсь, что княгиня и её деспотичный управдом обломает вам рога. Прощайте и не мешайте нам с Мишей завтракать!

— Ай! — в сердцах махнул рукой и, поднимая пыль, потащился к своей бричке, что-то матерное крикнул своему конюху. Вскарабкался, уселся, заставив повозку просесть, и умчался в сторону деревни.

Вот правда, зачем терпеть такое хамло, Офелия против таких людей — божий одуванчик, поди много раз рыдала в подушку от хамского отношения. А теперь всё изменится.

Мы доели свой вкусный завтрак, Миша унёс посуду в харчевню, умылись, посетили «заведение» для путников и через несколько минут тронулись в путь, теперь в сопровождении почтовой брички. Она поднимает пыль, потому пришлось немного ускориться, ехать первыми по разным краям дороги.

Да, на самом деле, мне почему-то совсем нестрашно.

Глава 11

Петрович

Сразу по приезде в поместье Даниил Петрович кратко представился, сам выбрал подходящую для себя комнату на втором этаже. Просторная, вполне сносно обставленная, но недопустимо пыльная, как и весь дом.

Осмотрелся, поморщился, приказал подготовить постель, и хоть немного протереть пыль, хоть бы ради приличия. Евдокия окатила суровым взглядом незваного командира, но требование выполнила.

А потом завертелось-закрутилось, как калейдоскоп. Знай он, что эта должность с хорошим доходом окажется такой заковыристой, отказался бы. Но княгиня Дюжева умеет быть убедительной. Дала задаток, сыграла на порядочности. А теперь эта самая порядочность боком выходит.

И девчонку жалко, и работу выполнять надо. Опись делать особо и не пришлось, дом в упадке, конюшня накануне сгорела. И главная ценность поместья — юная Офелия-Лия Андреевна. Девица романтического склада, к жизни совершенно неприспособленная, дурочка, и, скорее всего, забитая, и запуганная, а посему с радостью сядет, хвост прижмёт и согласиться на должность «девочки для битья» при своенравной Пелагее Дюжевой.

Ан, нет.

Романтической дури в девочке ноль!

Разумная, деловитая, слегка своенравная, языкастая и рукодельница такая, что любая кухарка позавидует. И это не считая смелости, с какой она кинулась спасать свою любимую лошадь.

Про красоту и вовсе лучше не вспоминать, уж как этот конюх залётный пожирал глазами прелести Офелии.

Будь она постарше, хоть бы годков на пяток, не задумываясь сам приударил бы за ней. Но она почти ребёнок.

Вчерашние леденцы — окончательно выбили почву из-под крепких ног Даниила Петровича. Не такого уж большого любителя сладостей, но как она умудрилась за день из мусора, из конского корма создать нечто такое, от чего на душе соловьи поют.

Неразрешимая дилемма заставляет сердце конфликтовать с разумом. Никогда бы не подумал, что мелкая пигалица, сможет вот так захватить его воображение полностью.

Ночь проворочался, а под утро крепко уснул и проспал неприлично долго, как уже рассвело и внизу Маруся уронила ведро, устроив резкую побудку управляющему и коту.

Пришлось вставать. И первая мысль: «Надо бы как-то ласковее и подход найти, да слова правильные».

Преисполненный решимости найти подход к Лии, Даниил спустился с полотенцем на плече, на улице у ручья, громко фыркая, умылся, обтёрся. И заметил, что дальняя коновязь, к какой вечером была привязана Фрейя — пустая.

Нехорошее предчувствие впилось, а потом проползло под кожу и неприятным покалыванием заставило тело почувствовать давно забытое напряжение, словно перед боем.

Почти бегом вернулся в дом, пытаясь сохранить приличие, да куда там:

— Лия! Офелия! — крикнул в темноту сначала первого этажа, потом второго.

— Да они с Мишкой уехали. Вы ж сами их выгоняли. Ну вот, утречком до рассвета и сбежали, — из кухни вышла заспанная Маруся и зевнув, подтвердила худшие опасения.

— То есть как сбежали? — язык, словно отстающий, только-только догнал и переспросил то, что разум уже и так понял.

— Да молча, Миша шепнул Федоту вчера, что коней заберут, и попрощался. Мальчонка и документы свои собрал. На работу, видать, наниматься. Она кухарка-то знатная оказалась. Кто бы мог подумать, что у нашей босоножки такие руки золоты, приспичило, и смогла.

Задумчиво проговорила и вернулась на кухню греть завтрак.

Постояв в дверном проёме, слегка остыв от потрясения, кулаком несколько раз стукнув в ладонь, решился.

Княгиня Дюжева клялась, что у неё есть точные сведения, со дня на день нотариус вскроет завещание, и имение будет её, а безродную девочку выселят или пристроят.

Но в словах новой хозяйки показалось слишком много сослагательных наклонений, и чтобы самому удостоверится в законности действий княгини, решил обыскать дом, сразу, как приехал, и пока Офелия лежала в беспамятстве. Никаких бумаг не нашлось, даже намёка на документы.

— Что-то в этом деле есть эдакое. Кабинет и спальня графа пустые, как сусеки бедняков. В библиотеке кроме книг тоже документов нет. Даже имени нотариуса нигде не указано. Что-то тут нечисто.

Поднялся в ту единственную комнату, какую ещё не обыскал. Спальню самой Офелии.

В комнате Лии довольно чисто. Видно, что она собиралась наспех и ничего не взяла. Да тут и брать нечего. Платья все старые. В таких и по дому-то ходить стыдно.

Кстати, о платье. Одно из них лежит на заправленной постели, то самое, в каком она вчера старательно варила приворотные леденцы и также старательно изводила его своими колкими фразами.

Не устоял, взял в руку платьице и поднёс к лицу. Едва заметный запах женского тела, мыла, жасмина и дыма. Возбуждение жаром пробежало по телу.

Вздрогнул и стряхнул с себя наваждение.

Ух, проняло!

Осмотрелся, в шкафу ничего нет. Ещё раз перепроверил полки комода, пусто. Никаких отеческих писем и наставлений, какие обычно пишут отцы детям, предчувствуя скорый уход в мир иной.

Собрался было выйти, но заметил небольшой портрет на маленьком столике в углу. Фотографический портрет графа Цветкова.

«Любимой дочери»

Перевернул — и вот оно…

Под картонку засунута записка, судя по затёртости, много раз прочитанная. Переступил через порядочность, развернул, прочитал один раз. Потом второй и охнул.