Леди и некромант. Тени прошлого
Шрифт:
Вздох.
И ощущение неправильности.
...все верно. Мне не хватает лишь уверенности в себе. Тот мир, в котором я росла, был несправедлив, но нынешний, стоит лишь пожелать, будет моим... я почти желала...
...почти.
Музыка звучала громче. И стала казаться назойливой, свет - чересчур ярким. Помещение - огромным. Оно давило позолотой и хрусталем, а я...
Я очнулась.
Нет ни зала. Ни бала. Ни верноподданных, жаждущих угодить мой особе. Есть октоколесер. Стол. И Гуля, положивший лапы мне на грудь. Он ворчит и скалится, а я гляжу на два ряда ровных
Больно не будет.
– Знаешь, - голос надсаженный и глухой.
– Что-то здесь не то... определенно не то...
Застывшие аррванты.
И ощущение исходящей от них опасности.
– Альер?
Не отзывается.
И Верховный судья исчез. Он не появится, пока мы здесь... откуда я это знаю?
Я кладу руку Гуле на макушку и прошу.
– Давай позже...
Он вздыхает и перехватывает пальцы. Ему достаточно стиснуть челюсти, чтобы я осталась без руки, но мне не страшно. Скорее любопытно.
– Грен?
Он пытался открыть дверь. Странно, раньше она отворялась легко, а теперь Грен отчаянно дергал за ручку и ругался. Крепко так ругался. И дергал. А я смотрела.
Потом, будто во сне - не отпускало ощущение, что все происходящее со мной нереально - я все же сделала шаг. И еще один. Пол был неподвижен, это я отметила краем сознания, но идти приходилось осторожно. Мое тело слушалось плохо.
Вообще не слушалось.
– Грен, очнись, пожалуйста, - сказала я и положила руку на его плечо.
– Этого нет.
– Чего нет?
– он вздрогнул и обернулся.
Взгляд мутный.
Он не здесь, а... где? В месте далеком и прекрасном, там, где его ценят... они всегда предлагают именно то, чего больше всего хочется.
Значит, мне хочется балов, танцев и всеобщего поклонения? Сомневаюсь.
Шепоток.
И надо бы прислушаться. Если прислушаюсь, мне расскажут, насколько счастливой я могу быть. Сопротивление бесполезно, мы все принадлежим пескам, но мы хотя бы можем умереть счастливыми.
– Обойдетесь, - сказала я голосам и, убедившись, что открываться дверь не планирует, набрала ковш воды и вылила на голову Грену.
Он вздрогнул.
Фыркнул.
И сказал:
– Не было печали, свинью выручали.
А потом икнул и зевнул. Потряс головой, отчего бантики, в волосы вплетенные, запрыгали. И произнес:
– Чего это было-то?
– А я знаю?
– я обошла телохранителей, которые ко хранению моего тела интереса не проявляли, а так и стояли, статуями, хорошо, хоть не делали попыток свернуть мою дурную голову. Револьвер лежал на месте, в сумочке, и с ним вот стало как-то спокойней.
Октоколесер же вздрогнул.
Заурчал.
И задрожал. За окном поползла желто-красная гладь пустыни. Такой вот классической пустыни, где песок и еще раз песок. Мы проплывали мимо величественных барханов, когда на вершине ближайшего появился вдруг человек.
И странное дело, пусть он был не так уж и близок, но я в мельчайших деталях могла рассмотреть его лицо. Узкое. Бледное. Аристократически-прекрасное.
Черный наряд его несколько не вязался с местом, все же в камзоле здесь несколько жарковато.
Мгновенье,
и рядом с мужчиной появилась женщина в легком лиловом платье. Она рассмеялась чему-то и, подняв руки к небесам, закружилась. Взметнулись шелковые юбки, и пески за ними... закружились, загудели, превращаясь в песчаный вихрь. И поначалу небольшой, карманный, он с каждым мгновеньем становился все больше.А у меня возникло такое вот нехорошее чувство, что одним вихрем дело не ограничится.
Пески зашевелились, ожили.
Они вдруг расползлись гнилою ветошью, выпуская из дыр людей. Этих людей были сотни и сотни.
Разные.
Вот толстая женщина в темных одеждах опирается на руку изможденного мужчины. Ноги его скованы цепью.
Разбойного вида мальчишка держит крупный камень.
И старик склоняется под тяжестью креста.
...и все же вот скованных, обритых, изможденных было в разы больше. Я чувствовала глухую их ненависть, а еще - тоску.
Жажду, утолить которую может моя никчемная жизнь...
...песок гудел.
Он поднялся волной, которая устремилась к нам, неся камни и кости. Она летела, напоенная совокупной силой их, уже не живых, но еще не мертвых. И я закрыла глаза, предчувствуя удар. Октоколесер мелко дрожал, разгоняясь, но я понимала: уйти от волны не получится.
Гуля заскулил и прижался к ноге.
Вздохнул Грен, пробормотав:
– Была б шея, а веревка сыщется...
...удара не было.
И не было.
И все еще не было... и я открыла глаза. За хрупкой преградой стекла виднелись лица. Перекошенные яростью, кипящие бессильной злобой. Они корчили рожи, кричали что-то, но к счастью своему, я не способна была различить ни звука. Песок поднимался стеной... в полуметре от окна. И стена эта тускло мерцала.
– Защита императорской дороги, - Альер все же возник.
– Надо же... вам повезло, что она работает.
Песок сползал, оставляя у камней подношения в виде мертвецов. Потемневшие мумифицированные тела издали походили на камни удивительных форм. И смотреть на них было не то, чтобы отвратительно, скорее уж немного неприятно.
Кем были эти люди?
– Что это?
– мой голос дрогнул.
И пришлось стиснуть кулаки. Успокоиться.
Ничего страшного не произошло... могло бы произойти, но... не стоит думать о том, что могло бы... и вообще...
– Магия, госпожа, - Верховный судья прилип к другому окну. Он всматривался в происходящее снаружи с жадным любопытством.
– Родовая магия Мах-Харни... мой старый друг все-таки сумел найти выход... позвольте...
...Верховный судья вдруг исчез.
Отмерли аррванты.
И левый заворчал, закружился. А правый вперился в меня взглядом.
– Ничего страшного не случилось, - револьвер убирать я не стала. Защита защитой, но... как-то мне было неспокойно, что ли...
...однако, несмотря на все мое беспокойство, к вечеру октоколесер дополз до края пустоши. К этому времени пески несколько успокоились, но мертвецы не исчезли. Они выстроились вдоль дороги молчаливой стражей и глядели на нас, близких и в то же время недоступных, с явною укоризной.