Леди полночь
Шрифт:
Неудобная?! Особенно для тех, кто на ней умер, подумал Джулиан, но его дядя уже неодобрительно тряс головой, его костяшки побелели вокруг ручки чемодана.
– О, нет, нет,- сказал Артур.
– Это и вовсе не подойдет.
Затем он отвернулся от окон, Джулиан увидел, что он побледнел и покрылся испариной.
– Слишком много стекла,- сказал он, его голос перешел на бормотание.
– Свет – слишком яркий. Слишком много.
– Он закашлялся.
– А чердак здесь есть?
Джулиан не был
Дядя Артур поставил на пол свой чемодан.
– Идеально,- сказал он.
Джулиан не видел его до следующего вечера, когда, должно быть, голод, привел дядю вниз. Артур сидел за обеденным столом в тишине, воровато поедая пищу. Эмма пыталась говорить с ним в тот вечер и на следующий тоже и после. В конце концов, она сдалась.
– Мне он не нравится, - сказала однажды Друзилла, хмурясь, когда она возвращалась вниз, в гостиную - Не может ли Конклав прислать нам другого дядю?
Джулиан обнял ее.
– Боюсь, что нет. Он – единственный дядя, который у нас есть.
Артур становился все более замкнутым. Иногда он говорил отрывками из стихов или несколькими словами на латинском, раз он попросил Джулиана передать соль на древнегреческом. Однажды, Диана осталась на обед, после того, как Артур ушел спать, она отвела Джулиана в сторону.
– Возможно, было бы лучше, если бы он не ел с семьей, - тихо сказала она.
– Ты мог бы относить ему поднос вечером.
Джулиан кивнул. Гнев и страх, прочно угнездившиеся в его голове, поутихли из-за глухо пульсирующего разочарования.
Дядя Артур не собирался полюбить его братьев и сестер. Он не собирался укладывать их спать и целовать их содранные коленки. Он вообще не собирался никак помогать.
И тогда Джулиан решил, что будет любить их в два раза сильнее, чем смог бы любой взрослый. Он сделает для них все, он думал, когда он поднимался однажды вечером на чердак, где его дядя жил уже несколько месяцев.
Он открыл плечом чердачную дверь. На мгновение заморгав от резкого перехода из света в полумрак, он подумал, что комната была пуста. Что его дядя ушел, или был внизу, как он иногда делал в нечетные часы.
– Эндрю?- голос шел от пола. Там был дядя Артур, сгорбившийся, его спина прижата к огромному столу. Казалось, он сидит в луже чего-то темного. У Джулиана заняло лишь мгновение понять, что это была кровь – кровь в тусклом свете, липкие лужицы были повсюду, засыхающие на полу, склеивающие бумажные странички монографий дяди. Рукава рубашки Артура были закатаны вверх, его рубашка обильно перепачкана кровью. Он сжимал тупой нож в правой руке.
– Эндрю, - сказал он приглушенным голосом,
медленно поворачивая голову к Джулиану.
– Прости меня. Мне пришлось сделать это. У меня было слишком много мыслей. Снов. Их голоса приходят ко мне через кровь. Я проливаю кровь и перестаю слышать их…
– Чьи голоса?- к Джулиану вернулась способность говорить.
– Ангелов с Небес, - сказал Артур.
– И демонов из морских глубин.
Он надавил подушечкой пальца на кончик ножа и уставился на крошечную каплю крови, моментально выступившую на его бледной коже.
Но Джулиан едва слышал его. Он думал о Конклаве и Законе., если кто-то начинал слышать голоса, говорившие лишь с ним одним и которые больше никто не мог слышать, если кто-то видел вещи, которые больше никто не мог видеть, они называли это «безумием».
И таким людям точно не позволяли управлять Институтом.
Оказалось, быть не любимыми не самый ужасный удел для детей Блэкторнов, с которым им пришлось столкнуться за свою не слишком-то длинною жизнь.
Глава 20
Давным-давно
Официальная столовая в Институте редко использовалась - обычно семья ела на кухне, за исключением редких случаев, когда дядя Артур был с ними. Комната была увешена портретами Блэкторнов, привезенными из Англии, их имена были запечатлены под изображениями. Руперт. Джон. Тристан. Аделаида. Джесси. Татьяна. Они пристально и безучастно смотрели вниз на длинный дубовый стол, окруженный стульями с высокими спинками.
Марк устроился на столе, рассматривая стены вокруг.
– Мне они нравятся, - сказал он.
– Портреты, я имею в виду.
– Они кажутся тебе дружелюбными?
– Эмма прислонялась к дверному проему. Дверь была сломана и частично открыта, и через нее она могла видеть холл и Джулиана, разговаривающего с братьями и сестрами.
Ливви взяла свою саблю, с которой она выглядела разъяренной. У Тая, находившегося рядом с ней, было чистое лицо и занятые распутыванием и запутыванием веревки руки.
– Тавви проснулся и играет наверху, - сообщила Друзилла. Она была в пижаме и со спутанными волосами каштанового цвета.
– Будем надеяться, он устанет и выбьется из сил. Обычно, он может спать даже во время войны. Я имею в виду...
– Это не было войной, - поправил Джулиан.
– Хотя, было несколько плохих моментов до того, как Малкольм появился.
– Джулиан звонил Малкольму, да?
– заметила Эмма, вернувшись в столовую.
– Даже при том, что ты был здесь, Малкольм не знал, что ты вернулся?
– Он знал, - сказал Марк, и Эмма была поражена тем, насколько по-человечески звучал его голос. Человечности ему придавало так же то, что он был в джинсах и свитере, и небрежно сидел на столе.
– Там было триста Последователей, окруживших место, и мы не могли позвать Конклав.
– Он, возможно, попросил бы тебя спрятаться, - отметила Эмма. На ее куртке была грязь, смешанная с кровью. Она бросила ее на спинку соседнего стула.
– Конклав так и сделал, - проговорил Марк.
– Я отказался.