Леди полночь

– Мантиды, вообще-то, технически не кузнечики...

Эмма взглянула на него. Диего пожал плечами и побежал к подножию лестницы. Он остановился и посмотрел на нее через плечо.

– Кто-нибудь еще в Конклаве знает о вашем расследовании?
– спросил он.
– Кто-нибудь, кроме твоей семьи?

– Только Диана, - ответила Эмма.

– Диана - ваш наставник?

Когда Эмма кивнула, он нахмурился.

– Разве Джейс Эрондейл и Лайтвуды не были преданы своим наставником?

– Она бы никогда не сдала нас, - сказала Эмма возмущенно.
– Ни Конклаву, ни кому-либо еще. Ходж Старквезер был другим.

– Насколько другим?

– Старквезер не был Дианой. Он был приспешником Валентина. Диана - хороший человек.

– Ну и где она сейчас?
– Диего спросил.
– Я бы хотел с ней встретиться.

Эмма заколебалась.

– Она...

– Она в Таиланде, - сказал голос за ними. Это был Джулиан. Он пожал плечами; на нем была куртка с капюшоном, натянутой на футболку и джинсы.

– Там находилась ведьма, которой она хотела бы задать вопрос об энергетических заклинаниях. Которую она знала, когда была младше, - он сделал паузу.
– Мы можем доверять ей.

Диего склонил голову.

– Я не то имел в виду.

Джулиан облокотился на одну из опор, он и Эмма смотрели как Диего шел через помятую лужайку и направился вниз по дороге. Луна полностью исчезла, и небо с востока начинало розоветь.

– Что ты здесь делаешь?
– наконец спросил Джулиан тихим голосом.

– Я не смогла заснуть, - ответила Эмма.

Джулиан задрал голову, как будто купался в тусклом свете зари. Странный свет сделал из него кого-то другого, кого-то, сделанного из мрамора и серебра, кого-то, чьи темные кудри прилипли к вискам и шее, как листья аканта в греческом искусстве.

Он не был идеален, как Диего, но для Эммы не было никого прекраснее.

– Мы должны поговорить об этом, в конце концов, - она сказала.
– О том, что ты рассказал мне и Марку.

– Я знаю, - он посмотрел на ее длинные ноги, закатанные подолы ее джинс, на ее обувь. – Я надеялся… Надеялся, что это никогда не произойдет, или, по крайней мере, мы будем взрослыми, когда это случится.

– Так давай станем взрослыми ради этого. Почему ты не сказал мне об этом раньше?

– Ты думаешь, мне нравится хранить секреты от тебя? Думаешь, я не хотел рассказать тебе?

– Если бы ты хотел, рассказал бы.

– Нет, я не мог, - сказал он с тихим отчаянием.

– Ты не доверял мне? Ты думал, что я на тебя доложу?

Джулиан покачал головой.

– Это не так.

Достаточно света разлилось по земле, чтобы сделать цвет его глаз видимым в темноте. Они выглядели, словно искусственно освещенная вода.

Эмма подумала о той ночи, когда мать Джулиана умерла. Она была сильно больна, Безмолвные братья подготовили ее к кончине. Были такие болезни, которые не могла вылечить даже магия нефилимов: у его матери был рак костей, и он убил ее.

Эндрю Блэкторн, недавно овдовевший, был слишком опустошен, чтобы подойти к плачущему ночью Тавви. Хелен помогала: разогревала смеси, меняла подгузники, одевала его.

Но Джулиан был тем, кто оставался с ним в течение дня. Пока Марк и Хелен тренировались, Джулиан сидел в комнате Тавви, делал наброски или рисовал. Эмма была с ним временами, и они могли играть, как и обычно, с агукающим младенцем в своей кроватке в нескольких футах от них.

В то время Эмма не слишком уж сильно и думала об этом. Ей, как и Джулиану, было всего 10 лет. Но она вспомнила это сейчас.

– Я помню, как твоя мать умерла, - она произнесла. – Как ты заботился о Тавви в те дни. Я спросила тебя, почему и я помню, что ты ответил. А ты? Помнишь?

– Я сказал, что делаю это, потому что никто другой не хочет или не может, - ответил Джулиан, глядя на нее насмешливо. – Марк и Хелен должны были заниматься… Мой отец… ну, ты знаешь, в каком он был состоянии.

– Все, что ты когда-либо сделал, ты совершил, потому что никто другой не мог. Если бы ты не покрывал Артура, никто бы даже не подумал об этом. Если бы ты был не настолько решительным, чтобы держать все вместе, то никто бы не стал этого делать за тебя. Может, это все началось тогда, когда ты начал заботиться о Тавви. Возможно, именно это подтолкнуло тебя.

Он шумно выдохнул.

– Может. Я не знаю себя настолько хорошо.

– Я все еще думаю, что лучше бы ты рассказал мне все раньше. Я знаю, ты думал, что делал что-то бескорыстное…

– Это не так, - он сказал.

Она удивленно посмотрела на него.

– Я делал это исключительно из корыстных целей, - он продолжил. – Ты была моей отдушиной, Эмма. Ты была моим последним спасением от всего ужасного. Когда я был с тобой, я был счастлив.

Эмма поднялась.

– Но время, проведенное со мной, не могло быть единственным, когда ты был счастлив.

– Конечно, я счастлив со своей семьей, - сказал он. – Но я ответственен за них – я никогда не был ответственен за тебя – мы были ответственны друг за друга. Это и значит быть парабатаями, разве ты не понимаешь, Эмма? Ты единственная, единственная когда-либо предназначенная присматривать за мной.

– Тогда я подвела тебя, - произнесла Эмма, чувствуя разочарование в самой себе глубоко-глубоко внутри. – Я должна была знать, что ты проходил через все это, а я…

– Никогда не смей так говорить! – он оттолкнулся от колонны. Восходящее солнце сделало кончики его волос медными по цвету. Эмма не могла видеть его выражение лица, но знала, что он был в ярости.

Она поднялась на ноги.

– Что, ну что я должна была знать? Что я не должна…

– Что ты подвела меня, - он произнес горячо. – Если бы ты знала: все, что ты делала - это держала меня на плаву неделями, иногда и месяцами. Даже когда я был в Англии - мысли о тебе давали мне силы. Вот почему я должен быть парабатаем с тобой – это совершенно эгоистичный поступок – я хотел привязать тебя ко мне, несмотря ни на что, даже если я и знал, что это было плохой идеей, даже если я и знал, что…

Он не договорил. Ужас мелькал на его лице.

– Даже если ты и знал что? – Эмма потребовала. Ее сердце выскакивало из груди. – Даже если ты и знал что, Джулиан?

Он покачал головой. Ее волосы выбились из хвоста, и ветер играл с этими светлыми прядями. Он протянул руку, чтобы заправить их за ухо. Джулиан выглядел, словно был поймал спящим, пытающимся проснуться.

– Это не важно, - ответил он.

– Ты любишь меня?
– ее голос был шепотом.

Он закрутил прядь ее волос вокруг пальца, словно серебристо-золотое кольцо.