Леди полночь

Она была раздета, но тело ее было прозрачным — можно было увидеть только его очертания, и звезды ночного неба просвечивали сквозь нее. Ее волосы спадали вниз, словно яркий свет, освещающий мир. Она вспомнила, что он говорил ей, когда они танцевали.

«Я думал нарисовать тебя. Нарисовать твои волосы. Мне пришлось бы использовать титаново-белый, чтобы получить нужный цвет, так как твои волосы почти светятся. Но это ведь не совсем сработает? Твои волосы - это не только светящейся золотой шелк: они янтарные и рыжие, карамельные, а также цвета пшеницы и меда.»

Она потянулась вверх, чтобы коснуться волос, которые она всегда считала просто белыми, а потом уставилась на картину, закрепленную на мольберте. Она была наполовину закончена, образ Эммы шагающей из океана, с Кортаной привязанной к ее бедру.

Ее волосы были распущены, как это было на большинстве картин, и он сделал их похожими на брызги океана на закате, когда последние лучи дневного света превращают воду в исключительное золото. Она была красивой, жестокой, убийственной, как богиня. Она закусила губу.

– Тебе нравится, когда мои волосы распущены, - сказала она.

Джулиан усмехнулся.

– Это все, что ты можешь сказать?

Она повернулась, чтобы взглянуть на него. Они стояли близко друг к другу.

– Такие красивые, - сказала она.
– Почему ты никогда не показывал их мне? Или кому-нибудь?

Он выдохнул, и расплылся в грустной улыбке.

– Эммс, любой, кто посмотрит на них, поймёт, что я к тебе чувствую.

Она положила руку на стойку. Ей было необходимо опереться на что-то, чтобы держаться крепко на ногах.

– Как давно ты рисуешь меня?

Он глубоко вздохнул.

Мгновение спустя его рука зарылась в ее волосы. Его пальцы накручивали пряди.

– Всю мою жизнь...

– Я помню, как ты рисовал, но потом перестал. – Она смотрела ему в глаза.

– Я никогда не прекращал. Просто научился это скрывать.
– Его улыбка исчезла.
– Мой последний секрет.

– Я сомневаюсь в этом, - сказала Эмма.

– Я лгал, лгал и лгал.

Джулиан говорил медленно.
– Я сделал себя экспертом по лжи. Я перестал думать, что ложь может быть разрушительной, даже злой. Пока я не стоял на берегу и не говорил, что я не испытываю к тебе тех же чувств.

Она так крепко ухватилась за стойку, что её рука заболела.

– Каких чувств?

– Ты знаешь, - сказал он, отходя от нее.

Вдруг ей показалось, что она сделала слишком много, слишком на него надавила, но отчаяние - знать, отвергло это.

– Мне нужно услышать это. Скажи это для меня, Джулс.

Он направился к двери. Схватил дверную ручку — на мгновение она подумала, что он собирается покинуть комнату — он захлопнул дверь маленькой комнаты.

Затем запер ее, закрыв их внутри. Повернулся к ней. Его глаза сверкали в тусклом свете.

– Я пытался остановиться, - сказал он.
– Вот почему я отправился в Англию. Я подумал, если буду далеко от тебя, может быть, перестану чувствовать то, что я чувствую. Но как только я вернулся, в первую же секунду как я увидел тебя, я знал, что ничего не изменилось.

Он оглядел комнату, выражение его лица было побежденным.
– Почему на всех картинах изображена ты? Потому что я художник, Эмма. Эти картины – отображение моё сердце. И если бы мое сердце было холстом, каждый его дюйм был бы изрисован тобой. – Она задержала свой взгляд на него.

– Ты имеешь в виду… - сказала она.
– Ты это серьезно?

– Я знаю, что солгал тебе на пляже. Но клянусь нашими клятвами парабатаев, что я говорю тебе правду сейчас.

Он говорил четко, обдуманно, словно он не смог бы вынести, если бы его слова, которые он говорил, были бы не поняты ею.
– Я люблю все в тебе, Эмма. Я люблю то, как я узнаю твои шаги в коридоре за дверью, даже когда я не знаю, что ты придешь. Никто другой не ходит, дышит или движется, как ты. Я люблю твое затрудненное дыхание во время сна, будто твои сны удивили тебя чем-то. Я люблю, когда мы вместе стоим на пляже, и наши тени сливаются в одну. Я люблю, когда ты пальцами пишешь что-то на моей коже, и я могу понять это лучше, чем если бы кто-то прокричал мне это в ухо. Я не хотел любить тебя вот так. Это худшее, что могла произойти, что я люблю тебя так сильно. Но я не могу перестать. Поверь, я пытался сделать это.

Боль в его голосе убедила её. Это была та же боль, которую она чувствовала в ее собственном сердце так долго, что уже и забыла, что было тому причиной.

Она отпустила стойку. Она сделала шаг к Джулиану, а потом еще один.

– Ты любишь меня?
– Его улыбка была мягкой и печальной.

– Ты даже не представляешь, как сильно.

Мгновение спустя она уже была в его объятиях и целовала его. Она не могла сказать, как именно это произошло, просто это казалось неизбежным. А всё из-за того, каким тихим был голос Джулиана, когда он говорил, его губы такими горячими, а тело жаждущим и отчаянным.

Он прижал ее к себе, его губы обводили контур ее рта. Ее руки яро потянулись к его волосам — она всегда любила его волосы, и теперь она могла свободно коснуться их, она зарылась руками в густые волны, обматывая их вокруг пальцев. Его руки скользнули вниз по спине к ее бедрам, и он поднял ее на руки, словно она была пушинкой. Она обняла руками его шею, прижимаясь, так как он держал её одной рукой.

Она видела, как он схватил документы, лежавшие на стойке, отбросил их на пол вместе с тюбиками красок, расчистив пространство, где он мог положить ее.

Она притянула его, обернув ноги вокруг его талии. Он не был похож на того зажатого, сдержанного Джулиана сейчас; их поцелуи становились все более глубокими, дикими, горячими.

– Скажи мне, что я не облажался навсегда, - выдохнул Джулиан между поцелуями.
– Я был таким идиотом на пляже, и когда я увидел тебя с Марком в твоей комнате...

Эмма скользнула руками по его плечам, широким и сильным под ее ладонями. Она была пьяна от поцелуев. Это было то, ради чего люди вели войны, то, ради чего убивали друг друга, и то, ради чего уничтожали свои жизни: это был щекочущий нервы микс страстного желания и наслаждения.

– Ничего не происходит.
– Он гладил ее волосы.
– Я знаю, что это смешно. Но когда ты была влюблена в Марка, в двенадцать лет, это был первый раз, когда я испытывал ревность. Это бессмысленно, я знаю, но вещи, которых мы больше всего боимся…не можем заставить себя отмахнуться от них. Если ты и Марк когда-нибудь... Я не думаю, что смог бы пережить это.

Что-то в неприкрытой искренности его голоса тронуло её.

– Каждый из нас чего-то боится, - прошептала она, прижимаясь к нему сильнее. Она скользнула пальцами под край его футболки.- Это часть бытия человека.
– Его глаза наполовину закрылись.