Легенда Татр

– Ладно, – сказал он, думая о другом.

Три Топорихи, неся старуху на носилках, вышли на улицу; там никого не было: все пошли за Беатой. Перед избами стояли только три Топора. Поглядели и даже ничего не спросили: они это видели не раз.

– Порядок делаем у Собека, – сказала Лесная. – Марины нет, дьявола этого мы выгнали, теперь надо Собеку жениться.

Три Топора в знак одобрения молча кивнули головами.

А женщины той самой дорогой, которой гоняли от Топоров овец к Озерам, подошли к лесу и углубились в чащу.

– Где же мы ее оставим? – спросила Железная.

– У Плазова погреба, – отвечала Топориха из Мура.

Они отнесли свою ношу подальше и положили ее на мох.

– Здесь тебя смерть прикончит, – сказала Лесная.

– Ангелы и здесь тебя найдут, коли ты не грешница, – добавила Железная.

– Оставайся с богом! – сказала Мурская.

С минуту они глядели на старуху; спокойная, каменная покорность мертвым огнем светилась в глазах старой гуральки.

– Доски-то возьмем? – спросила Лесная.

– Да ведь это не телега, – ответила Мурская.

– А все-таки жалко, – сказала Железная. – Доски хорошие.

– Ясень…

– На мху ей еще лучше будет…

– Легче помереть.

– Да.

– Доски эти можно Собеку и не отдавать. У него их довольно.

– Возьмем себе каждая по одной.

– Ладно.

– Дома пригодится…

– Еще бы! Конечно, пригодится…

– Не все ли равно этой горемычной, на чем лежать?

– Да хоть бы и обидно ей было, – не скажет…

– Где уж!..

Они сняли неподвижное тело старухи с носилок и положили на мох.

– Ну, лежи себе здесь, лежи, – сказала Железная.

Потом разломали носилки, взяли каждая по доске под мышку и пошли в деревню.

После некоторого молчания Лесная сказала:

– Конца нет этому лесу…

– Верно. Страсть какой большой.

– И дремучий. Может, в нем сейчас не один такой старый человек лежит…

– А то и бродит… Когда Косля отца своего, Петра, в лес отвез, Петр еще хорошо ходил…

– Да, не мог Косля дождаться, когда помрет отец… Отчаянный мужик, злой, как собака…

– Мне Каська Мровцова как-то рассказывала, что кости старого Михала Мровца, деда ее мужа, пастухи весной нашли где-то под Кошистой. В этакую даль зашел! А Мацек, сын, отвез его в лес перед рождеством.

– Силы еще были, ну и шел, а домой возвращаться нечего было.

– Знаете, – сказала Лесная, – если так подумать, страшный же этот лес… Сколько таких в нем: одни полумертвые лежат, другие еще ходят… А кто и на четвереньках и на животе ползет…

– Вот, вот… Словно ящерицы…

– И стонут-то и вздыхают…

– Не дай бог зажиться на свете!..

– Подумать страшно! – говорила Лесная. – Лес глухой, идешь это по нему, – а тут вздохнет кто-то под кустами.

– Либо застонет.

– Ой, господи! Я бы со страху обомлела.

– Либо из темноты на карачках выползет прямо тебе под ноги.

– Глаза на тебя вытаращит…

– Из-за зубов-то, коли еще целы, язык вывалится…

– Поперек дороги ляжет да глянет снизу…

– Я бы так без памяти и грохнулась, – сказала Лесная.

– Я бы убежала, – сказала Железная.

– Я бы его ногой отпихнула: будь что будет! – сказала Мурская.

– Подумать страшно: этакий лес…

– Страшно…

Они вернулись к Собеку; три Топора сидели на земле перед домом.

– Где ж Собек? – спросила Железная.

– В избе, – ответил ее муж.

– Ну, пойдемте к нему.

Мужики поднялись и вместе с женами вошли в сени; Собек лежал на постели в курной избе.

– Собек, – сказал Топор из Мура, – я тут старший, и вот что я тебе скажу: остался ты один, добра у тебя довольно, – надо тебе жениться.

– Да на ком? – заметил Лесной.

– Девок на свете довольно. И после Лентовского дочка осталась, Ганка, девка хорошая и богатая.

– Есть у Станислава Новобильского две дочки. Золотые девки, – сказала Топориха из Мура.

– А под Копой, у Шимця Татара – Марыся, – сказала Лесная.

– Девок на свете довольно. Захочет – сам выберет, а захочет на нас положиться – мы ему выберем. Дело нетрудное…

В эту минуту услышали Топоры гнусавый голос Кшися, который пел:

Коли пить что – так уж водку.

Коль облапить – так красотку.

– Кшись из Ольчи, – сказал Топор Железный.

– Выпил, кажись.

Действительно, подвыпивший Кшись появился в дверях на своих коротких, кривых ногах, в шапке набекрень, с залихватским видом.

Прищурив глаза, он заглядывал в сени, а Топор из Мура заметил:

– Да, выпил, видно: ишь как пыжится!

– Есть здесь кто? – важно спросил Кшись, не здороваясь.

– Есть, – отвечали ему.

– Собек?

– Есть и Собек.

– Есть? А где он?

– Здесь. На постели.

– Ну, так пускай встанет! Яносик Нендза Литмановский на панов идет!

– Что? Что?

– А вот то, что слышите! Я с ним иду, захвачу только скрипку.

– Куда идет? Зачем?

– На панов! Народ защищать!

– Нендза? Разбойничий гетман?

– Он самый.

Собек сел на постели, потом вскочил, схватил чупагу и с непокрытой головой выбежал в сени, толкнув в дверях Кшися так, что тот покачнулся.

– Шапку возьми, пистолеты! – кричали ему вслед Топоры.

Но он выскочил на двор, влетел в конюшню, вывел за узду лошадь, вскочил на нее и помчался во весь опор.

– Пропадет! – сказал Топор из Мура, глядя ему вслед.