Легенда

приемщика, как я; он замешкался у бадьи, шофер

задним ходом подал машину и прижал его бортом к

бадье, сломал два ребра. Это могло случиться и со

мной.

С эстакады упал и разбился вдребезги самосвал. Во-

дитель успел выпрыгнуть, но в кабине ехал мастер. Его

привезли еще живого, и он умер на операционном

столе.

Ночью привезли девушку, раненную ножом в спи-

ну. Шаркали в коридоре ногами, стучали кроватью.

И положили ее прямо в проходе, у нашей двери: нет

мест. Ее ударил жених: он напился пьяный, пришел к

11 Продолжение легенды

161

ней, стал приставать, в чем-то обвинять, потом выхва

тил нож и ударил. Утром он прибежал бледный, до

смерти перепуганный, принес ей бутылку молока;они

сидели, взявшись за руки, и плакали…

Я дивлюсь докторам, милиции и судьям. Они видя

жизнь только в страданиях: несчастные случаи, беды

преступления. Казалось бы, они должны быть самым

мрачными и уставшими людьми. А наши, к примеру

доктора — веселые, беззаботные, цветущие. Это сплош

женщины. Полина Францевна, врач, которая делает

обход в нашей палате, не рисуется, не принимает бод-

рого вида, она просто словно бы считает нас бездельни-

ками и тряпками:

— Так-так… Ну-ну, еще закричи «мама»! Бог ты

мой, какой ужас — шприц! Ну, так что: будем плакать

или лечиться? А ну, вставайте мух бить! Развели тут

зверинец, валяются, как поросята, в шкафчиках поряд-

ка не наведут! Привыкли, что за вас жены работают!

Я вас отучу от этой привычки! Вставай, байбак, бери

полотенце!

— Я не могу правой…

— Левой бей! В домино играть умеешь? Видела,

видела, как стучал, чуть стол не разбил. Все вы симу-

лянты! Вас всех в один мешок — да в реку!

— Поленька, дорогая, подожди немного — мы са-

ми загнемся с вашим лечением.

— Да, с такой рожей, как у тебя, загнешься! Ишь,

отрастил подбородок, как купец! А ну, зубы не загова-

ривать! За полотенце!

И мы знаем, что мух должны выгнать сестры, и

мух-то налетело всего с десяток, но мы целый час охо-

тимся за ними, взбираемся на стулья, идем широким

фронтом и хлопаем, пока не остается ни одной. Хоро-

шая гимнастика!

Только сегодня я впервые увидел Полину Францев-

162

ну озабоченной, почти испуганной — когда принесли

Мишу. Она была бледная, осунувшаяся, ни разу не по-

шутила, регулярно каждые пять минут входила и щу-

пала его пульс.

Потом принесли высокое сооружение с длинным

стеклянным цилиндром, доверху наполненным кро-

вью, как сироп в ларьках с газированной водой. Ми-

ша уже пришел в себя. Полина Францевна натерла ему

спиртом руку у локтя, с хрустом всадила иглу — у ме-

ня мороз по коже пошел,— и кровь стала медленно пе-

реливаться в Мишкино тело. Мы молча смотрели на

это священнодействие. Кровь шла капля по капле.

— Ничего?

— Порядок.

Тихо. Сидим затаив дыхание.

— Миша, а тебе больно?

— Да нет, даже и не чувствую. А долго так ле-

жать?

— Лежи, лежи. Сколько влезет.

И Полина Францевна ушла.

Миша, улыбаясь, наблюдал, как понижается в ци-

линдре уровень — стеклянные стенки оставались жел-

тые, в подтеках.

— Хм!.. Вот странно: чужая кровь… Кто-то где-то

ее отдал, а теперь она будет во мне. Если бы узнать это-

го человека! А вдруг это была красивая девушка? И у

нас с ней теперь «кровное родство»! Здорово, а? Вот

так, Толя, даже кровь люди отдают друг другу. Понял?

Да. Я начинаю это понимать.

Неделю назад Миша шел с работы. На пустыре, за

болотом, он услышал крик:

— Помогите! Ой, помогите же! Не проходите, куда

вы проходите!

Перед Мишей шел какой-то рабочий; он услышал и

ускорил шаг — прочь, почти побежал. Миша крикнул

11*

163

ему вдогонку: «Трус!» — и поспешил на голос. Трое

пьяных окружили женщину. То ли они ее грабили, то

ли хотели насиловать. Миша налетел и расшвырял их.

Женщина подхватила корзину и с плачем убежала, а

пьяные начали драку. Миша дрался так яростно, что

они, матерясь, отступили и скрылись в темноте. Тогда

он заметил, что из руки у него хлещет кровь: ударили

ножом. Он пришел в больницу.

Кто эта женщина, кто эти пьяные?

— А кто их знает! Видно, что тетка простая, по-

шла через пустырь, глупая, одна… Не стоять же смот-

реть, как на человека нападают?

Миша — бурят. Он родился на Байкале, на острове

Ольхон, и фамилия у него Ольхонский. Когда утром я

проснулся и впервые увидел его, я ожидал, что он за-

говорит ломаным языком, что-то вроде «наша-ваша,

мала-мала». Он улыбнулся и спросил, абсолютно без

всякого акцента:

— Ну что, ожил? Еще одна жертва цивилизации.

Я до сих пор не могу привыкнуть к тому, что чело-

век с такими раскосыми глазами, монгольскими ску-

лами, бронзовый и коренастый говорит таким чистым

русским, московским языком, во всех спорах бьет ме-

ня, цитирует Кампанеллу и Руссо, книги, которых я

еще в глаза не видел. Мы спорим с ним дни и ночи. За

этими спорами, за разными происшествиями я не за-

мечаю, как понемногу выздоравливаю.

РОДНЫЕ МОИ!

В окно из нашей палаты как на ладони видны Ан-

гара и понтонный мост через нее. Мы подолгу стоим и

смотрим, смотрим… Больница на краю города, никто

сюда не заходит, не ездят машины, профырчит только