Легенды и сказы лесной стороны

женщины пряли пряжу и ткали льняные холсты-по-

лотна. Все, как в родном его племени, в низовьях двух

больших рек.

Зато здесь никто лучше Чура не стрелял из лука,

никто так быстро не ходил на лыжах. Только он умел

так искусно настораживать западни-самоловы и луки-

самострелы на зверей и больше всех добывал дорогих

мехов. Но русы были люди независтливые и, не счи-

тая охоту средством к жизни, искусству его дивились,

а удачами восхищались. И семья Усти, и все другие

жители селения были с ним добрыми и честными.

Только один раз заметил Чур, что по его лесным

тропам и урочищам кто-то ходит из селения и уно-

сит из западней самую ценную добычу. Но не зря он

был сыном догадливой Кокшаги и следопыта Черка-

на и давно научился узнавать человека по его следу,

не столько по величине и форме следа, сколь по по-

ходке. Стоило ему пройти несколько шагов, ступая

точно в след неизвестного человека, как в его пред-

ставлении возникала походка этого незнакомца.

Так и в этот раз Чур пошел, ступая строго след в

след, наблюдая за собой: он шел теперь, как слегка

косолапый человек, неловкой и грузной походкой,

раскачиваясь как утица. И остановился, раздумы-

вая: «Чья же это походка? Кто из селения русов хо-

дит так вразвалку и ставит ступни пальцами слегка

внутрь следа?» И вдруг вспомнил: «Это он! Надо

проучить эту двуногую росомаху!» В тот же час Чур

насторожил на своем следу у куньей ловушки нетол-

стую сосновую лесинку-жердь. Стоило вору невзначай

тронуть ногой волосяной шнур и спустить сторожок,

как эта жердь обрушивалась ему на шею. Он нароч-

но выбрал такую жердь, чтобы не придавила вора, а

только больно ударила по шее. Не прошло и недели,

как жадный старик из божьего дома стал ходить сгор-

бившись, по-волчьи, глядеть исподлобья, словно шея

его совсем не гнулась. С той поры никто не ходил по

тропам и урочищам Чура и никто не тревожил его

западни и самострелы.

После первой половины зимы налетели на Дикую

реку метели, навалило много снегу, и промысел по-

шел вяло. Зато у русов началась веселая пора, один

за другим пошли праздники. По утрам люди толпа-

ми и вереницами ходили в большой дом, где жгли

восковые палочки и кланялись и кланялись, крутя

правой рукой вокруг своего носа, либо размашисто

стучали себя по плечам, животу и по лбу. Для Чура

все это было диковинно, интересно, но в большой дом

он не заходил, а наблюдал сквозь открытые двери и

окна. От безделья и праздников жизнь в поселке для

него вдруг поскучнела, и он засобирался домой, к

матке Кокшаге. Но Устя, проведав о том, щепнула

ему:

— А зачем тебе уходить? Ведь ты сам говорил,

что там тебя никто не ждет!

А отец и братья девушки сказали:

— Оставайся с нами. Мы построим тебе простор-

ную избу из самых толстых бревен, и ты будешь жить

в нем вместе с Устей. Ты смекалистый и добрый па-

рень, и мы охотно тебе во всем поможем.

И Чур согласился, но с уговором, что мать Кок-

шага будет жить с ним. Потом семейные Усти, посо-

ветовавшись между собой, решили поговорить с от-

цом Никодимом, хозяином божьего дома. Из их раз-

говора Чур понял, что если с этим стариком не сго-

вориться, то он может причинить много зла. Тут он

ощупал на груди кожаный мешочек и усмехнулся:

не так-то легко и просто кому бы то ни было по-

спорить с волей хозяйки Дикой реки и наговорами

его матки Кокшаги!

Позвали в свою избу и посадили за стол хозяина

божьего дома и долго всякой всячиной угощали. Он

сказал, что можно оставить Чура в семье русов на-

всегда, но надо сначала его окрестить. Чур понял,

что для этого придется ему искупаться в речной по-

лынье и трижды окунуться с головой, пока старик

бормочет над ним свои заклинания и наговоры. За

это он, Чур, должен будет отдать старику все меха,

что добыл на Дикой реке, а Устя подаренное ей оже-

релье и серьги. После этого их обвенчают в божьем

доме. Так понял Чур. И сказал, что он готов иску-

паться в полынье хоть пять, хоть десять раз, но не

понимает, за что он должен отдать с таким трудом

добытые меха? Не за то ли, что будет купаться зи-

мой в реке на потеху всем русам? На это ему ска-

зали, что так надо, так велит их бог.

И в день крещения все пошли к реке. Когда Чуру

объяснили, что надо делать, он быстро разделся и,

придерживая рукой мешочек с амулетом, нырнул в

полынью. И три раз погружался в воду с головой,

пока хозяин божьего дома говорил непонятные сло-

ва. После того он выбрался из полыньи, оделся, и все

ушли в избу. Там этот старик, отец Никодим, украд-

кой сверкнув на Чура недобрым взглядом, строго

спросил:

— А научили ли вы этого парня молиться и крес-

титься? — И поднес к его лицу свой тяжелый мед-

ный амулет. Чур не знал, что делать, и стоял в не-

доумении. Тут Устя показала ему, как надо перекрес-

титься и приложиться губами к медному кресту. За

ней все это повторил и Чур.

— Вот хорошо! — сказал старик. — А теперь

сбрось свои побрякушки и надень святой крест, как

христианин!

И подал медный крестик на шнурке, какие носи-

ли все русы. Чур с готовностью распахнул одежду и

хотел повесить крест рядом с кожаным мешочком*

Но хозяин божьего дома рассердился:

— Свой мешочек брось в огонь, а крест носи!