Легенды Оромеры. Великий Орёл

А потом из плотно стоящего ряда книг в руки буквально выпрыгнул невзрачный томик в потрепанной бумажной обложке. Эмилия едва успела поймать его. И замерла – на обложке на фоне синевы неба и небывало зеленой листвы распростерся облачный силуэт летящей птицы. Только спустя долгие полминуты сумела рассмотреть, насколько тонкая обложка и пожелтевшие страницы отличаются от остальных книг, фундаментальных в своей массивной торжественности.

– Ты не смотри, что неказистая, это из другого мира книга, - прервал затянувшееся молчание книготорговец, - редкость, эксклюзив, можно сказать. Слова, правда, непонятные, но общий смысл ясен – про ваших, про птиц-оборотней.

Эмилия раскрыла томик наугад, вгляделась в незнакомые буквы.

– Но как же ее читать, я языка не знаю, - робко вымолвила она, не желая признавать очевидное и расставаться с книгой, которую она уже успела счесть своей.

– Эээ, ты получше погляди, она ж через Границу прошла, - с добрым смешком протянул торговец.

Слово «граница» явственно предстало для Эмилии с большой буквы, и девушка еще раз посмотрела на страницу. Незнакомые очертания букв дрогнули, поплыли и сложились в понятные слова: «Я пришел сюда из другого мира, – сказал он, – в дни, когда ты был еще совсем мал. А в тот, другой мир я пришел из третьего, и так далее. Всего я был в пяти мирах. Они такие же, как этот, и практически ничем не отличаются друг от друга…».

Эмилия захлопнула книжку и поспешно сунула ее под мышку – расставаться с автобиографией путешественника между мирами она не собиралась ни при каких обстоятельствах. Ну, может, кроме самых вынужденных.

– Сколько Вы за нее хотите? – от волнения голос чуть не сорвался в цыплячий писк.

– Нисколько, милая, - крякнул торговец, - такие книги не продают и не покупают. Их можно либо подарить, либо обменять. Подарить не могу – какой же я тогда продавец. Есть на что поменять?

Эмилия замялась, книга-то у нее с собой была. Но не на обмен, это уж точно. Семейные легенды важнее. И потом, информация, которая в ней содержалась, могла быть не предназначена ни для кого не из их клана. Уж простите, нет.

Девушка покачала головой и разом вспомнила все «взрослые» и «правильные» слова, которым учила ее мама и гувернантки:

– У меня с собой нет книги на обмен. Но если Вы согласитесь проехать со мной до нашей усадьбы, я сумею что-нибудь для Вас подобрать. Разумеется, о равноценном обмене речи быть не может, у меня не найдется настолько же редкостного экземпляра, но, может быть, две полноцветных больших книги сказок, «Авторские» и «Народные», Вас устроят?

Торговец с веселым недоумением – куда делась милая девочка и откуда взялась эта юная леди – почесал в затылке и согласился. Остаток пути Эмилия едва сдерживала нетерпение и постоянно прикасалась к новой книге, двум новым книгам, чьи контуры прощупывались сквозь тонкую кожу дорожного саквояжа. Хотелось пришпорить Дэвгри и пронестись галопом, стать кобылки это позволили бы, но тогда торговец с неуклюжей тележкой за ней бы не успел, и такое поведение было бы крайне непорядочно. Так что во двор усадьбы въехали чинно и неторопливо.

Там уже Эмилия не выдержала и, соскользнув с седла и бросив повод на руки мальчику груму, вихрем унеслась в дом. Проносясь мимо библиотеки, она распахнула дверь в надежде застать там отца. Едва увидев его фигуру, склоненную над письменным столом, она выпалила:

– Папа, я нашла книгу автобиографию иномирного птицы-оборотня, торговец просит на обмен, я ему сказки отдам, хорошо? – и не дожидаясь ответа, дробно стуча каблучками, унеслась к себе наверх. Там дернула рассохшуюся и от этого вечно заедающую дверцу «малышового» книжного шкафа и вытянула оттуда два увесистых тома – обещанные сказки. В последний раз прикоснулась к пестрым обложкам, провела пальцами по золоченым корешкам, прощаясь с друзьями детства.

– Пусть вы попадете к маленькой девочке, которая будет вас любить так же, как я, - загадала-пожелала шепотом и понесла книги вниз, прижав к груди.

Во дворе папа уже общался с торговцем, закопавшись в тележку по пояс, то и дело выныривая оттуда с очередной добычей в руках, просматривал и либо откладывал в сторону, либо ставил на место. Не слишком заостряя внимание на то, что он там выбирает, Эмилия протянула книги сказок торговцу:

– Вот, мои любимые, в детстве были. Возьмете?

– Конечно, - торговец перехватил тяжелые тома, - отличные сказки, я найду им самую лучшую хозяйку, им будет приятно, можешь мне поверить.

Эмилия сама от себя не ожидая, серьезно кивнула, и тут же улыбнулась:

– Спасибо, рада была познакомиться. А теперь я Вас покину, меня ждет иномирный эксклюзив.

***

Проводив племянницу, Оддбэлл долго пристально смотрел не то вслед давно исчезнувшей за холмами лошади, не то куда-то в одному ему ведомые дали и глубины. Затем пробормотал: «Всё правильно, малышка. Время пришло удивлять и удивляться. Ах, если бы всё было так просто, если бы! А то ведь всё гораздо проще», улыбнулся, и, насвистывая нехитрую мелодию и периодически подпрыгивая на одной ноге, удалился в глубину сада.

Вернувшись домой, мистер Блэст отсчитал седьмую дверь от входа и осторожно открыл её. В призрачном свете разгорающихся газовых фонарей за дверью проступила лестница. Через пару десятков ступеней она резко, под острым углом, заворачивала, или вернее будет сказать - «переламывалась», вправо, затем ещё через такой же отрезок — снова, образуя таким образом треугольник. Но треугольник не замыкался. Последний пролёт краем уходил под начало первого, и, по всей видимости, продолжался дальше, образуя новое колено. Кроме того, при внимательном рассмотрении лестница оказалась словно перекручена: ступеньки последнего пролёта располагались уже не в горизонтальной плоскости, а постепенно переходили на вертикальную, причём чёткой границы, где происходил переход, проследить было невозможно. Человеческий мозг и, следовательно, глаза отказывались серьёзно воспринимать логику этой архитектурной конструкции. Выражаясь коротко, лестница была построена по принципу пенроузова треугольника. А эта фигура, как известно, считается возможной лишь теоретически, в виде оптической иллюзии. Здесь же всё было абсолютно реально и осязаемо. Ничуть не смутившись, дядюшка Оддбэлл зашагал по невозможной лестнице, словно проделывал это с детства несколько раз на дню, и вскоре скрылся за-под верхним пролётом, перейдя под конец из координатной плоскости «Y» в плоскость «X», вопреки всем физическим законам.

Одолев таким образом четыре триады и одному Мастеру Метаморфоз известно, сколько граней пространства, Оддбэлл открыл очередную дверь, перед которой лестница заканчивалась, и оказался в огромном зале с тёмными, каменными на вид стенами и высоченным сводчатым потолком. Светильники здесь были не газовые, а электрические. Горели они значительно ярче, но зато были включены лишь на небольшом участке, простирающемся метров на десять от входа. Остальное помещение было погружено в полумрак, и лишь неясные лохматые тени угрюмо ёжились вдоль стен, недовольные спонтанным визитом хозяина. Постороннему слушателю даже могло послышаться, как из какого-то особо затемнённого закоулка донёсся тихий, похожий на дальнее лесное эхо голос: «Предупреждать надо...адо...адо...»

– Сделай милость, потрудись не учить меня, когда и куда ходить в собственном доме, - буркнул мистер Блэст, открывая массивный щиток на левой стене и щёлкая скрытыми под ним переключателями. Что-то загудело, набирая громкость и плавно меняя тональность, и вдоль стен зала с отчётливыми щелчками запитывающих реле стали вспыхивать длинные яркие лампы, заливая помещение холодным голубоватым светом. Свет моментально разогнал тени, выхватил, чётко обозначил и словно зафиксировал на своих местах каждый предмет из тех, что во множестве обнаружились на полу, а особенно под стенами. То были различные мелкие элементы крепежа, вроде болтов, гаек и шайб, какие-то скобы, проушины, тяги, трубки и кусочки шлангов, а также отвёртки и гаечные ключи всех мыслимых размеров и форм. Глядя на эти развалы, можно было сделать вывод, что на тему порядка у дядюшки Оддбэлла имеются весьма альтернативные соображения. Впрочем, при таком образе жизни и мышления это совершенно не удивительно.