Лекарь Империи 10
Шрифт:
Они остались. Не из веры в меня — ее не было. Не из сострадания к Ксении — они ее даже не видели. Они остались из профессионального азарта.
Из страха упустить шанс сделать невозможное. Из опасения, что какой-то мальчишка может оказаться прав, а они — нет. Но остались. И это все, что мне было нужно.
Симулятор гудел как потревоженный улей. Десятки проводов тянулись от него к мониторам, на экранах которых уже бежали бесконечные столбцы цифр, графики и трехмерные диаграммы.
Доронин носился вокруг установки с какими-то приборами, что-то измерял, калибровал, бормотал
— Готово! — выкрикнул Доронин, отскакивая от установки, словно она была раскаленной. — Зонд откалиброван! Диаметр — пятьдесят три микрона! Температурный диапазон — от тридцати семи до девяноста градусов с точностью в одну десятую! Скорость нагрева — два градуса в секунду!
— Мониторинг подключен, — доложила Астафьева, не отрывая взгляда от своих экранов. Ее пальцы летали над сенсорной панелью. — Отслеживаю активность шестнадцати ядер ствола. Пороговые значения установлены. При приближении к критическим параметрам — звуковой сигнал.
— Инструменты готовы, — Матрона Егоровна разложила на столике все необходимое с маниакальной аккуратностью. Скальпели, пинцеты, ретракторы — все блестело стерильной чистотой. — Хотя какие тут инструменты… Одна игрушка светящаяся.
Неволин надел хирургические очки с мощным увеличением, превратившись в некое подобие стрекозы.
— Начинаем. Разумовский, вы ведете зонд. Я контролирую общую траекторию по данным рамы. Малейшее отклонение — останавливаемся.
Я взял манипулятор. Тонкая, почти невесомая рукоятка, похожая на стилус для планшета, только в сто раз точнее. От нее тянулся световод — тоньше человеческого волоса, гибкий, светящийся изнутри мягким голубым светом.
Глубокий вдох. Выдох. Еще один вдох.
Сонар активировался мгновенно. Мир вокруг словно расслоился. Я видел симулятор не как розовую гелевую массу в прозрачной капсуле, а как живую, пульсирующую трехмерную карту. Каждый «сосуд», каждое «ядро», каждый «проводящий путь». Алхимики и маги постарались на славу — имитация была почти идеальной.
— Начинаю введение. Точка входа — пять миллиметров каудальнее большого затылочного отверстия.
Зонд коснулся поверхности. Я почувствовал на кончиках пальцев легкое сопротивление — «твердая мозговая оболочка». Чуть больше давления — мягкий прокол.
— Прохожу оболочки… Вхожу в ткань… Глубина — пять миллиметров.
На мониторах Астафьевой забегали зеленые линии ЭЭГ. Симулятор «ожил», имитируя реакцию живого мозга на вторжение.
— Параметры в норме, — подтвердила она своим ровным, бесцветным голосом. — Продолжайте.
Глубже. Десять миллиметров. Пятнадцать. Зонд медленно, микрон за микроном, погружался в вязкую, податливую массу, оставляя за собой тончайший, почти невидимый канал. Все шло по плану.
— Приближаюсь к первой опасной зоне. Позвоночная артерия справа.
Вот она. Пульсирует в такт невидимому сердцу. Сонар показывает ее как алую реку жизни. Всего полмиллиметра зазора. Одно неверное движение — и я проткну ее. В реальности это означало бы массивное субарахноидальное кровоизлияние. Мгновенная смерть. Спокойно. Дыши. Ты делал и не такое.
— Корректирую траекторию.
Отклонение влево на ноль-два миллиметра.— Вижу на мониторе, — подтвердил Неволин. Его голос был напряженным, но все еще ровным. — Хорошо. Продолжайте.
Двадцать миллиметров. Тридцать. Зонд послушно шел вперед, погружаясь в тайны самого древнего и самого важного участка мозга.
— Вхожу в ствол мозга. Продолговатый мозг, уровень перекреста пирамид.
Напряжение в комнате можно было резать ножом. Даже Филипп Самуилович, стоявший в стороне, замер и, кажется, перестал дышать. Доронин впился взглядом в свой монитор, его пальцы нервно постукивали по краю стола.
— Сорок миллиметров… Пятьдесят… Прохожу ретикулярную формацию…
— Осторожно! — предупредила Астафьева. — Вижу нарастание активности! Еще немного и…
— Контролирую. Шестьдесят миллиметров… Семьдесят…
Цель была близко. Я видел ее Сонаром — яркое, злое пятно, пульсирующее чужеродной, раковой энергией. Метаболическое ядро опухоли.
— Подхожу к цели… Еще три миллиметра… Два…
— Давление растет! — крикнул Артем, не отрывая взгляда от своего монитора. — Сто шестьдесят на сто!
— Это нормальная реакция, — отмахнулся я, полностью сосредоточенный на кончике зонда. — Еще миллиметр…
И тут симулятор взвизгнул. Пронзительно, оглушительно, как пожарная сирена.
На главном мониторе вспыхнула надпись, выжженная на сетчатке кроваво-красными буквами:
«КРИТИЧЕСКОЕ ПОВРЕЖДЕНИЕ СОСУДОДВИГАТЕЛЬНОГО ЦЕНТРА. НЕОБРАТИМЫЙ КОЛЛАПС. СМЕРТЬ ЧЕРЕЗ 0.3 СЕКУНДЫ.»
Я рефлекторно отдернул руку, но было поздно. Симулятор «умер». Индикаторы погасли, на всех мониторах вытянулись идеально прямые, безжизненные линии.
— Какого черта?! — я в ярости ударил кулаком по столу. — Я шел идеально! По всем расчетам до сосудодвигательного центра было еще полтора миллиметра!
Невозможно! Я все рассчитал! Траектория была идеальной! Я чувствовал расстояние, каждый микрон! Какого черта?!
Астафьева, единственная сохранившая ледяное спокойствие, подошла к мониторам и пролистала запись последних секунд:
— Пульсация ткани. Смотрите — вот здесь, на отметке семьдесят один миллиметр. Систола сердца вызвала микросмещение ткани мозга. Всего на ноль-два миллиметра. Но зонд в этот момент оказался ровно напротив критической зоны.
— Вы хотите сказать, что мозг… двигается?
— Конечно, двигается! — рявкнул Неволин, подходя ближе. Его лицо побагровело от раздражения. — Это не мертвый препарат в формалине! Живая ткань пульсирует в такт сердцу! Смещается при дыхании! Любой первокурсник это знает!
— Опаньки-опаньки! Первый блин комом! — прокомментировал в голове Фырк. — Или, в нашем случае, первая дырка в мозгах. Ничего, двуногий, со всеми бывает! Главное — не проткнуть настоящий мозг!
Черт. Конечно, знаю. Но одно дело — знать теоретически, как аксиому из учебника. Другое — ощутить это на кончиках пальцев. Учесть этот микроскопический танец живой ткани.
Я сделал глубокий вдох, заставляя ярость отступить.
— Перезапускаем. Доронин, перенастройте симулятор.
— Уже делаю! Две минуты!