Лекарь Империи 10

Семнадцать.

Семнадцать раз за последние восемь часов я убил Ксению.

Поначалу это был профессиональный азарт. Команда, собранная Императором, скрипя зубами, но взялась за работу. Академик Неволин цедил сквозь зубы, но ассистировал. Астафьева следила за «нервами» симулятора, Доронин колдовал над своим зондом. Мы были полны энтузиазма.

Первая «смерть» была быстрой. Я не учел пульсацию мозговой ткани. Зонд сместился на долю миллиметра и проткнул артерию. «Критическое повреждение сосудистого центра. Смерть». Урок усвоен.

Мы попробовали другой подход. Через ликворную цистерну, чтобы меньше травмировать ткань. Я шел идеально, обходя нервные ядра, которые видел только я.

Неволин даже пробормотал «невероятно». Я почти дошел. И снова визг сирены. «Необратимый вагусный криз. Смерть». Оказалось, я пересек пучок блуждающего нерва под неверным углом. Еще один урок, купленный ценой еще одной виртуальной жизни.

Мы меняли тактику. Пробовали входить с разных сторон, меняли скорость, температуру. И каждый раз нас ждал провал. Смерть от отека. Смерть от кровоизлияния. Смерть от рефлекторной остановки сердца. Мы изучили все способы, которыми ствол мозга может убить себя, защищаясь от вторжения.

На десятой попытке закончился кофе. На четырнадцатой — терпение.

Я пытался спорить. Кричал, что это не игра в дартс, что каждая неудача — это не провал, а бесценные данные. Что мы не проигрываем, а составляем карту минного поля, по которому нам предстоит пройти всего один раз.

Но они меня не слышали. Они видели только семнадцать смертей. Семнадцать доказательств того, что они были правы с самого начала.

И вот теперь… семнадцатая попытка. Она была идеальной. Я учел все. Каждый нюанс, каждую ошибку. Я довел зонд до цели. Я активировал его. Я видел своим Сонаром, как «сердце» опухоли начало таять, разрушаться под действием температуры. Я почти закричал от триумфа. Мы побеждали.

А потом симулятор завыл, как сирена воздушной тревоги. «Массивный отек ствола мозга. Остановка дыхания через 15 секунд. Смерть через 6 минут».

Я смотрел на монитор, не веря своим глазам.

— Но… но я все сделал правильно! Опухоль уничтожена!

— Именно поэтому! — Астафьева вскочила, тыча пальцем в экран, ее лицо исказилось от ужаса и понимания. — Смотрите! Некроз опухоли вызвал массивный выброс токсинов! Клеточный детрит, свободные радикалы, медиаторы воспаления! Все это хлынуло в окружающую здоровую ткань!

— И вызвало отек, — закончил Неволин. Его голос был глухим, мертвым. Он выглядел постаревшим на десять лет. — Мы не учли постабляционный синдром. Опухоль можно уничтожить. Но продукты ее распада убьют пациента быстрее, чем сама опухоль.

Тишина. Мертвая, оглушающая тишина.

А потом Неволин взорвался.

— ХВАТИТ! — он с силой ударил кулаком по столу. Инструменты подпрыгнули со звоном. — Достаточно! Это бессмысленно!

Он бьет не по моей технике, не по моим знаниям. Он бьет по моей вере. По той самой надежде, которую я им продал. И он прав. Семнадцать из семнадцати — это не статистика. Это приговор.

— Вы говорили — десять процентов! ДЕСЯТЬ! — кричал он, его лицо налилось кровью. — Это значит, что из десяти попыток одна должна быть успешной! А мы провалили СЕМНАДЦАТЬ! Не десять, не пятнадцать — СЕМНАДЦАТЬ!

Он подошел ко мне вплотную.

— Знаете, что это значит, юноша? Это значит, что ваши десять процентов — ЛОЖЬ! Реальные шансы не десять процентов! Они НОЛЬ! НОЛЬ, вы понимаете?!

— Виктор Семенович… — попыталась вмешаться Астафьева.

— Молчать! Мы тут восемь часов убиваем виртуальную девочку! Восемь часов! И каждый раз — смерть! Мы не лекари, мы палачи! Экспериментаторы над трупами!

Он сорвал с головы хирургическую шапочку, скомкал и швырнул на пол.

— Я ухожу. И советую всем сделать то же самое. Это не медицина. Это шарлатанство! Попытка выдать желаемое за действительное!

Он развернулся и, не оглядываясь, направился к двери.

Доронин молча, сгорбившись, начал собирать свое оборудование. Его движения были медленными, как у старика.

Астафьева сняла очки, устало потерла переносицу.

Матрона Егоровна встала, ее суставы громко хрустнули в тишине.

— Парень, старик прав. Мы попробовали. Семнадцать раз. Этого достаточно, чтобы понять — не выйдет. Бывает.

Они уходили. Все. Один за другим. Даже Артем смотрел на меня с таким сомнением и жалостью, что мне стало тошно.

А я стоял посреди комнаты, глядя на семнадцатый «мертвый» симулятор, и не мог произнести ни слова.

Потому что возразить было нечего. Они были правы.

Комната опустела. Гудящая тишина давила на уши после яростных криков Неволина. Остались только я, Артем и Филипп Самуилович. Ну и симулятор номер семнадцать, светящийся в полумраке, как надгробие на могиле моей самоуверенности.

Артем подошел, осторожно положил руку мне на плечо.

— Илья… может, они правы? Может, стоит признать…

— Что? — я резко обернулся, и в моем голосе прозвучала горечь, которой я сам от себя не ожидал. — Что я обнадежил умирающего ребенка зря?

— Что ты человек, — тихо сказал он. — У людей есть пределы.

Он сжал мое плечо и ушел, оставив меня одного. Даже Филипп, что-то неразборчиво пробормотав про необходимость отдохнуть, тихо выскользнул за дверь.

Я опустился на пол прямо там, где стоял, прислонившись спиной к холодной, гладкой стене симулятора. Голова откинулась назад. Пустота.

Семнадцать раз. Семнадцать способов убить Ксению. Я перебрал их все. Как искусный палач, изучающий анатомию для более эффективной казни. Может, восемнадцатый способ — это пуля в мою собственную голову? Быстро, эффективно и милосердно. По крайней-мере, для меня.

— Лекарь…

Голос Ррыка прозвучал неожиданно мягко, без обычной ленивой насмешки. Огромный лев материализовался рядом, его призрачное тело отбрасывало мягкое золотое свечение на кафельный пол.

— Возможно, они правы. Возможно, эта задача действительно невыполнима. Даже для тебя.

Он лег рядом, положив массивную голову на передние лапы, и посмотрел на меня своими древними, мудрыми глазами.

— Я видел многих целителей за свои две тысячи лет. Великих и бездарных. Упрямых и сдающихся. Ты — из упрямых. Но упрямство имеет оборотную сторону. Иногда оно заставляет биться в закрытую дверь, когда рядом есть окно.

— Какое окно? — устало спросил я. Голос был чужим, безжизненным. — Тут глухая стена. Со всех сторон.

— Может быть. А может, ты просто не видишь окна из-за усталости. Ты уже семнадцать раз убил ее, лекарь. Виртуально, но убил. Может, хватит?