Ленька-гимназист

На третий день, когда обстрел чуть утих, я отпросился наверх «до ветру»… и не вернулся.

Опрометью добежав до Свиридова, узнал последние новости. Оказалось, еще 20 декабря войска 14-й армии под командованием командарма Уборевича взяли Кременчуг, а теперь вышли на берег Днепра. Осталось подождать, когда Днепр, по которому уже шла ледяная шуга, покроет прочный лед. И вот, после особенно морозного утра части 45 стрелковой дивизии начали наступление на наш городок.

— Так и будет бодание это, покуда бронепоезд этот паскудный не подстрелят! — пожаловался Свиридов. — Надо его как-нибудь вызвать в другое место, как ты предлагал. Я сейчас соберу своих хлопцев, и пойдём к Николаю!

Выбрав момент, когда на улице стало потише, Свиридов отправился собирать «на дело» оставшихся в живых подпольщиков. Явились Пётр Остапенко и еще двое незнакомых мне рабочих. У всех при себе были револьверы. Когда сбор был завершен, мы все отправились к дому Лиды. Без её отца, без его знаний и доступа к телефонной станции, наш план был неосуществим.

Дверь нам открыла мама Лиды, Елена Петровна, немало удивленная столь позднему визиту.

— Ленька? Что-то случилось?

— Елена Петровна, нам бы с Николаем твоим переговорить, — отодвигая меня в сторону, протиснулся вперед Свиридов. — Дело у нас до него есть важное!

Женщина нахмурилась, но пустила внутрь, проведя в небольшую, чисто прибранную комнату. Николай Валерьяныч сидел за столом под висячей керосиновой лампой и что-то чинил. Это был ещё молодо выглядевший, хоть уже тронутый сединой на висках мужчина, сухопарый, с тонкими, интеллигентными чертами лица и внимательными глазами за стеклами круглых очков в роговой оправе. Подняв голову на вошедших, он произнёс:

— А, Иван Евграфович, здравствуй! Леонид, проходи, садись. Чем обязан?

Я сел на краешек табурета, чувствуя себя немного неловко. Предстоял трудный разговор.

— Николай, — начал Свиридов, явно стараясь выглядеть как можно убедительнее, — дело у нас к тебе, такое… деликатное. И опасное. Но очень важное для революции.

Николай Валерианович, помрачнев, отложил инструменты, посмотрел на Свиридова внимательным взором.

— Слушаю! Что за дело?

Понизив голос, Свиридов рассказал наш план, как вызвать бронепоезд «Дроздовец» из Каменского под ложным предлогом, отправив его прямо на заложенную нами взрывчатку. Николай Валерианович слушал его молча, не перебивая, только пальцы его нервно теребили очки. Когда Свиридов закончил, он долго молчал, глядя в одну точку.

— Да-а, Иван Евграфович… — протянул он наконец. — Дело ты задумал… серьезное. И опасное, как ты правильно сказал. Очень опасное.

— Понятное дело, Николай! Так времена-то какие стоят? Но другого выхода-то нет! Этот бронепоезд, пока на станции стоит — красные в город не войдут, так и будут обстреливать из-за Днепра. А ежели, к примеру, мы его под откос пустим, поможем, значит, нашим… то есть, красным… быстрее победить — так и скорее тихо станет!

Николай Валерьянович тяжело покачал головой.

— Красным… белым… — он устало махнул рукой. — Все они хороши. Одни грабят, другие расстреливают. Порядка ни при тех, ни при других нет. Вон, казаки эти… — лицо его исказилось от неприятного воспоминания, — когда город взяли, так и к нам в дом вломились. Патефон забрали, новый почти, и машинку швейную… Сказали — для нужд армии. Какие уж там нужды… Просто грабеж. И управы на них никакой.

Я видел, что обида на белых в нем сильна. Это давало нам некоторую надежду.

— Вот видите, — подхватил я. — Они же не остановятся. Сегодня патефон, завтра — последнее отберут. А если мы этот бронепоезд… того… то им это будет хороший урок. И, может, они поскорее отсюда уберутся.

— Уберутся одни — придут другие, — вздохнул он. — Война эта, кажется, никогда не кончится. А что ты от меня хочешь, Иван? Я человек маленький, от политики далекий. Чем я могу помочь в таком деле?

— Вы же на телефонной станции работаете, Николай Валерьянович! — сказал я прямо. — Вы знаете все линии, все коммутаторы. Нам нужно… позвонить в штаб белых. От имени кого-то из ихнего начальства. И передать приказ — срочно отправить «Дроздовец» в Екатеринослав. Будто бы там прорыв, и он нужен для обороны. Вы смогли бы… устроить такой звонок? Или хотя бы подсказать, по какой линии это лучше сделать, чтобы не вызвало подозрений?

Отец Лиды замолчал, нервно потирая переносицу. Я видел, как в нем борются страх и желание отомстить за обиду, помочь общему делу.

— Это… это очень опасно, Леонид, — сказал он наконец. — Если узнают… меня же… к стенке поставят. А у меня дети, жена… Нет, я не могу так рисковать семьей.

— Я понимаю, — сочувственно произнёс я. — Но… подумайте. Если все получится, это будет большая помощь. И никто не узнает, кто звонил. Мы все сделаем так, чтобы на вас тень не упала.

— А если не получится? Если они что-то заподозрят? Начнут проверять…

— Не должны, — я постарался говорить как можно увереннее. — Сейчас у них паника, суматоха. Красные наступают. Они любому приказу поверят, если он будет звучать достаточно убедительно. А мы… мы все подготовим. Нужно только… чтобы кто-то знающий соединил с нужным номером. Показал, к какому проводу присоединиться. И больше нам ничего не надо!

Он снова замолчал. Я видел, как тяжело ему дается это решение. Он был человеком мирным, привыкшим к своей тихой, размеренной жизни, и ввязываться в такие опасные игры ему было не по нутру.

И тут Свиридов нарушил молчание.

— Ты меня прости, Николай, — произнёс он, доставая из-за пазухи наган, — но только выбора у тебя нет.

Он кивнул Петру, молча стоявшему в дверях. Тот обернулся и сделал какой-то знак другим подпольщикам.

— Что вы делаете? Боже! — раздался возмущенный голос матери Лиды. Через несколько секунд ее с двумя детьми втолкнули в комнату. Лида в ужасе косилась на Остапенко, наставившего на его мать ствол тяжелого «люгера».

Отец Лиды понял все правильно.

— Хорошо, — сказал он наконец, и голос его был глухим, но твердым. — Я помогу вам. Рассказывай, что и как нужно сделать. Но учтите, гарантировать успех я не могу. Если что-то пойдет не так… я умываю руки. Я ничего не знаю, ничего не видел.

Свиридов кивнул.

— Ты только покажи нам, что и как, а уж мы сами все сделаем. В крайнем случае, скажешь, что был под дулом пистолета. Тем более, так оно и есть!

Мы еще некоторое время обсуждали детали: по какой линии лучше звонить, в какое время, кто будет говорить, что делать, если возникнут подозрения. Как опытный техник, он даже дал нам несколько дельных советов. Чувствовалось, что он, раз приняв решение, уже не колебался, а старался сделать все возможное для успеха нашего рискованного предприятия. Затем он собрался, накинул темную, неприметную одежду, взял небольшой фанерный чемоданчик, где лежали его инструменты. Лицо его было бледным, но решительным.