Ленька-гимназист

Следующей ночью мы втроем — я, Свиридов и Пётр Остапенко — отправились на место. С собой несли лопаты, банки с тротилом, наш самодельный детонатор, телефонный аппарат, лейденскую банку и моток провода.

Работа была тяжелой и опасной. Нужно было незаметно подобраться к насыпи, выкопать яму под рельсом, заложить туда заряд и детонатор, а потом так же незаметно протянуть провода к укрытию, откуда можно было бы произвести взрыв. Мы трудились в полной темноте, опасаясь каждого шороха. Луна, к счастью, опять скрылась за тучи

— Не бывает тут разъездов? — спросил Остапенко у Свиридова, упрямо махавшего киркой.

— Да бис его знает! — тяжело дыша, откликнулся он.

— Если что, тикайте в плавни! — посоветовал я.

Вдруг впереди раздался гул и свисток паровоза.

— Бежим! — закричал Свиридов, и мы бросились с косогора, укрываясь за кустарником.

Электрический прожектор разрезал тьму, и мимо нас прогрохотал по рельсам курьерский поезд.

— Тьфу, напугал! — выругался Свиридов, с трудом поднимаясь с припорошенной снегом земли.

Когда заряд был заложен, встал вопрос о маскировке провода. Черный, изолированный провод был хорошо заметен на фоне светлой щебенки насыпи и покрытой инеем сухой травы.

— Закопать его надо, — прошептал Остапенко. — Хотя бы неглубоко!

— Да где ж тут копать, в щебенке-то? — возразил Свиридов. — Да и времени нет. Уж скоро рассвет!

Мы уже начали отчаиваться, как вдруг с неба посыпались первые редкие снежинки. Снег! В конце декабря в этих южных краях снег был редкостью, а сейчас он показался нам настоящим чудом. Сначала это была мелкая пороша, потом снег повалил гуще, крупными, мохнатыми хлопьями. Через час вся земля, включая нашу железнодорожную насыпь и протянутый по ней провод, была укрыта тонким, но плотным белым покрывалом.

— Ну, Ленька, ты точно в рубашке родился! — прошептал Свиридов, глядя на заснеженную землю. — Сама природа тебе помогает! Теперь наш провод никто не заметит.

Мы отошли на безопасное расстояние, в небольшой лесок у подножия насыпи, где и решили устроить наблюдательный пункт и место для подрыва. Подключили провода к телефонному аппарату и лейденской банке. Все было готово. Оставалось только ждать. Ждать, когда по этому пути пойдет бронепоезд. И надеяться, что наш план сработает.

Заряд был заложен, провода замаскированы снегом, наша «адская машинка» стояла наготове в укрытии. Мы ждали. Но бронепоезд «Дроздовец» все не шел. Вместо этого из города стали доноситься все более тревожные слухи, а потом и далекий гул артиллерийской канонады. Красные наступали. Линия фронта стремительно приближалась к Каменскому.

Через пару дней стало ясно: «Дроздовец» на фронт, ни под Царицын, ни под Конотоп, уже не пойдет. Его назначили для обороны нашей территории, спешно перегнали на железнодорожную станцию Каменского и поставили на запасной путь, откуда его тяжелые орудия могли вести огонь по наступающим частям Красной Армии, подпирая оборону белых.

Похоже, наш план с подрывом на перегоне рухнул.

Мы снова собрались в сарае Свиридова, мрачные и подавленные.

— Что ж теперь делать, Иван Евграфович? — спросил я. — Заряд там, под насыпью, так и лежит. А поезд здесь, на станции. Не достать его теперь!

— Да уж, — вздохнул Свиридов. — Опоздали мы. Теперь он тут как крепость на колесах. Будет огрызаться до последнего. А потом, если белые отступать начнут, либо с собой его утащат, либо взорвут сами, чтобы нам не достался.

Повисло уныние.

— Вот если бы их вызвали куда-нибудь под Екатеринослав, хотя бы! — мечтательно произнес Пётр. — Вот мы бы их и подловили!

— Ну это да. Но вызовут их или нет — неизвестно! Да и когда? Что нам, в засаде, все время сидеть, что ли? Замёрзнем!

Тут мне в голову пришла блестящая мысль.

— А что если их обмануть?

— Как это?

— Ну, если бы кто-то позвонил в штаб белых в Каменском, сказал бы что из Екатеринослава, что требуется срочная помощь бронепоезда. Ну, они бы и поехали… прямо на нашу мину!

— Дак кто позвонит-то? — не понял Свиридов.

— Мы и позвоним. Можно врезаться в телефонные провода, да позвонить самим! — пояснил я.

Идея была настолько простой и одновременно настолько дерзкой, что все на мгновение опешили. Вызвать вражеский бронепоезд по телефону! Под ложным предлогом! Для этого времени мысль показалась необычайной и свежей.

Однако Свиридов, мрачно почесав небритый, покрытый седой щетиной подбородок, покачал головой.

— Мысль хорошая, но, Лёнька, в этот раз не выйдет у тебя кролика из шляпы вынуть, фокусник ты наш!

— Почему это? — не понял я.

— Дак вот посмотри на провода-то эти! Видишь, сколько их? И какой резать, и по какому звонить?

Тут только я понял, что он имел в виду.

На столбах, поддерживавших телефонные и телеграфные линии в Каменском, этих самых проводов висело по 25–30 штук. Действительно, в какой именно надо врезаться? Будь у нас время попробовать прослушать переговоры по каждому проводу, возможно, мы бы нащупали те, по которым осуществляются звонки в штабы деникинских войск, защищающих Каменское. Но времени на это не было.

Все молчали. Перспектива была безрадостной. Выручил Гнатка, который до этого сидел нахохлившись, как воробей, а тут вдруг спросил:

— А помните, Костик говорил… про отца Лиды? Что он телефонистом на станции работает?

Мы удивленно посмотрели на него. При чем тут отец Лиды?

— Ну, говорил, — подтвердил Костик. — Только не телефонистом — на связи там барышни сидят — а техником. А что?

— А то, — продолжал Гнатка, и в глазах его мелькнул знакомый хитрый огонек, — что если… если с его помощью… позвонить куда следует? Ну, в штаб ихний белый? И сказать, что «Дроздовец» этот… он срочно нужен где-нибудь в другом месте? Ну, там, в Екатеринославе, например? Он-то, раз техник, наверняка все линии знает! И как в штаб ихний позвонить, тоже!

— А ведь это мысль! — первым опомнился Свиридов. — Если удастся убедить их, что приказ настоящий, непременно вышлют бронепоезд. Они же сейчас в панике, наши наступают, им мост через Днепр у Екатеринослава страсть как надо удержать, а связь может барахлить… Могут и поверить! Ленька, — он повернулся ко мне, — ты с отцом Лиды знаешься? Чем он дышит? За большевиков, аль как?

Насколько я понимал, с отцом Лиды я был в никаких отношениях. Но та история, когда их ограбили казаки, и мать Лиды прибегала к моей жаловаться, прекрасно сохранилась в моей памяти. Тогда, насколько я помню, Николай Валерьянович еще и отхватил тумаков по личности… Не знаю, как он, а я бы на его месте такое свинство запомнил бы. И не отказался бы отомстить!

— Думаю, поговорить стоит, — наконец произнёс я, чувствуя, как снова начинает колотиться сердце. — А если не согласиться — есть чем надавить!

Следующим утром все проснулись от звуков канонады. Далеко, где-то в районе станции, взорвались первые снаряды красных.

— А ну-ка, все в подпол! — не терпящим возражений тоном приказал отец.

Мы просидели под обстрелом два дня. Началась жаркая пора: Каменское, опоясанное окопами и опутанное паутиной колючих заграждений, просыпалось и засыпало под оханье орудий и клекот ружейной перестрелки. Лишь глубокой ночью становилось тихо. Изредка срывали тишину испуганные залпы: это искали во тьме друг друга «секреты». А на заре на станции у бронепоезда «Дроздовец» начинали копошиться люди. Его мощные, 42-х линейные орудия с грохотом изрыгали смерть, посылая за Днепр снаряд за снарядом. На высоченной водокачке возле станции примостились на настланных досках деникинский офицер и телефонист. Отсюда они управляли артиллерийской стрельбой. В «цейсе» артиллерийских наводчиков прекрасно было видно движение красных частей. Вот на днепровский запорошенный снегом лед высыпали пехотные цепи в долгополых серых шинелях. Несколько раз красные бросались в атаку, пытаясь захватить городок, но деникинцы хорошо укрепились на подступах, окопались. Раз за разом вскипали ураганным огнем окопы, все кругом наполнялось сумасшедшим стрекотом выстрелов. Бронепоезд белых служил центром, становым хребтом их обороны. Красные то и дело пытались нащупать его огнём своих батарей, но «Дроздовец», маневрируя по путям возле станции, всегда благополучно избегал попаданий. И, залитые свинцовым ливнем, не выдерживая нечеловеческого напряжения, цепи большевиков отходили назад, оставляя на льду неподвижные тела.