Лёнька. Украденное детство
Шрифт:
В нескольких десятках метров от пересылочного лагеря находился овраг. Он образовался очень давно, многие сотни лет назад из-за когда-то бежавшего здесь ручейка. Земля под напором настойчивого водного потока раскрыла свои теплые объятия и выпустила его на волю. Он весело зажурчал по камешкам и трещинкам раздвинувшего многометровые пласты песка, глины и камней гигантского рва, и они вместе стали беззаботно сосуществовать, давая тень, влагу и приют многочисленным птицам, зверушкам, ящеркам, паукам и жучкам. Появились здесь и лисьи норы, и кротовые лабиринты-ходы, и пещерки, скрывавшие летом от зноя, а зимой от стужи змей, ящериц и лягушек. В южном склоне ласточки-береговушки открыли целую колонию-поселение, из года в год высиживая птенцов в вырытых общими усилиями глубоких норках. За пролетевшие над оврагом и ручьем
Только ручей почти пересох да овраг от дряхлости осыпался по краям. В один прекрасный летний знойный день пришел человек. Серьезный, задумчивый, образованный. Развернул карту, отметил крестиками место, где стоял над ручьем и оврагом, и кликнул своих помощников. А помощники совсем рядом уже заканчивали какое-то важное строительство. Для людей важно все время что-то создавать, сооружать, строить. Так развивается жизнь, обустраивается земля, происходит прогресс. Вот и возле оврага появилось некое необходимое людям сооружение. Настолько нужное, что люди в форме его забором из шипастых нитей обнесли да вышки с пулеметами поставили да с круглосуточной охраной. И сутками сюда стали привозить толпы людей, разгружать, содержать, увозить. Видимо, очень важный, нужный и серьезный объект доверили ручейку и оврагу по соседству охранять и присматривать.
А через пару дней и к ним в гости пожаловали эти серьезные люди и начали складывать на самое дно возле слабенько бьющего родника… тела. Десятки, сотни, тысячи. Чем дольше соседи в новом сооружении работали, тем больше и больше привозили и складывали тел внизу. Разлетелись, разбежались в страхе все животные, птицы и звери, потому что дух пошел нестерпимый от сброшенных трупов, и пришли им на смену не добрые лягушки и ласточки, а жуки-могильщики, голодные шакалы, серые вороны и черви трупные. Страшным, угрюмым и опасным стало когда-то веселое и красивое место. Ручеек совсем замолчал под грудой тел человеческих, а овраг из могучего колосса превратился в братскую могилу. На краю все тот же серьезный человек в военной форме поставил трактор с ковшом впереди, который теперь еще и задвигал пластами земли овраг поверх сброшенных тел, засыпая его все больше и больше. Природа никогда не спрашивает человека, зачем и почему он приспосабливает ее творения под свои нужды, а лишь молча покоряется ему…
Ранним утром началась перепись всех заключенных. Немцы готовили оставшихся в живых, помытых и переодетых в одинаковые робы женщин и детей к отправке в ближайшее время. Лёнька очнулся от сна из-за странного чувства. Ему казалось, что какой-то жук заполз ему в нос и копошится внутри, шуршит и жужжит. Он тряхнул головой и услышал смех:
– Хи-хи-хи! Лёнька! Доброе утро.
Возле него стояли девочки. Настя Бацуева и Галя Колесникова. Они держали в руках длинные травинки с мохнатыми макушками. Такими обычно играют в «Угадай: курочка или петушок». Этими пушистыми метелками они и щекотали мальчишку в носу. Одеты они были в длинные не по размеру серые юбки и такие же мышиного цвета кофты и курточки. Вид был у них пугающий, но загорелые лица, выцветшие белесые хвостики волос и их открытые глаза притягивали сильнее, чем уродливые робы «трудовых заключенных».
– Привет! Чего надо вам? – насупился он, озираясь вокруг в поисках отсутствующей матери.
– А ты кого ищешь?
– Да мамка куда-то ушла, странно, – ответил растерянный парень.
– Ты не волнуйся. Их полчаса назад собрали десять человек и повели куда-то на работу. Моя мамка и твоя вместе пошли. Им сказали, что надо носить какие-то отбросы. На кухню повели, наверное. Может, что-нибудь поесть принесут, – предположила Галина.
Она действительно видела и слышала, как старшая по землянке Людмила позвала десять женщин с собой и вывела их под конвоем за забор. Вместе с ее матерью ушла и Акулина, оставившая спящего и еще не совсем здорового сына в землянке.
– Лёнь, а ты помнишь Галю? Познакомься! – сказала сестра Ваньки Бацуева. Девочки были одного возраста и учились в параллельных классах. Сейчас они быстро сдружились и, несмотря на чудовищную ситуацию, не замечали ни грязи, ни опасности, ни унижений. Детская психика очень гибкая и быстро адаптируется
к любой тяжелой ситуации.– Ага. Ты к нам приходила в класс. В пионеры звала. Ну рассказывала, как там здорово, – охотно откликнулся мальчишка, продолжая высматривать мамку.
– Точно. Приходила. Это было задание председателя совета дружины, – кивнула Галина.
– А к вам мой брат Ваня раньше тоже приходил, – обращаясь к Галине, поддержала тему Настя и тяжело вздохнула. Она не знала, где находится ее старший брат, но зато теперь точно знала, что приключилось с ее мамой и младшим братом. Изредка она забывала, а точнее, старалась вымарать из своей детской памяти эти жуткие события, произошедшие по пути в пересылочный лагерь.
Лёнька понял, что еще ничего не рассказал Ваниной сестре об их похождениях и недолгой службе в партизанском отряде «Красный Бездон». И он, усадив девочек подле себя, поведал им, как здорово им было воевать и жить в лесу. И о том, какой Ваня молодец и что он обязательно разыщет Настю и отомстит за мамку и брата. На этих словах Настя снова всплакнула, утирая слезы закатанным рукавом серой арестантской куртки.
Две группы женщин по десять в каждой под начальством немки-надзирательницы привели к оврагу и раздали лопаты. Они должны были забрасывать землей и песком недавно сброшенные в яму трупы умерших и убитых пленников переселенческого лагеря. Нескольким из них вручили мешки с гашеной известью, чтобы пересыпать слоями закапываемые тела. Шесть женщин во главе с младшей надзирательницей-хорваткой увели обратно в лагерь к соседней землянке, где ночью несколько человек не успели увернуться от проворного стрелка, и теперь их тела нужно было вынести в овраг, что и было поручено этой группе.
Четырнадцать женщин в серых, как шкурка полевой мыши, куртках, юбках и косынках копали и бросали землю. Они копали ее очень умело и ловко. Эти трудолюбивые женские руки за свою жизнь перелопатили тонны родной земли, вскапывая грядки, устраивая огород, перекапывая палисадники. Они привыкли сажать, растить, обрабатывать, собирать зерно, овощи, фрукты. Они копали ее так, как были привычны к этому труду и умели это делать. Невозможно сосчитать и даже примерно представить, сколько лопат, килограммов, тонн, кубометров земли перемесили эти женские руки. Сегодня они впервые закапывали людей, своих сестер и детей… Земля, призванная рожать и растить урожай, превратилась в одну большую могилу. Она хоронила своих детей.
И, словно видя их печальную подневольную работу, небеса зарыдали холодным, колючим и горьким проливным дождем.
К выполнявшим самую скорбную работу на свете женщинам подошли, прикрываясь накидками от дождя, двое усташей. Одном из них оказался Бранко Вёрёш, по-прежнему искавший повод отомстить насмешнице Людке. Она, в этот момент уже основательно промокшая от затяжного дождя, помогала своим новым соратницам закрывать землей и известью убитых людей. Ее отправили командовать «похоронной бригадой», но она не могла просто отдавать приказания и вести себя как начальница. Она была одной крови с этими несчастными женщинами и точно так же, как они, впряглась носить тела и закапывать покойников. Свои хоронили своих же. Ее отличали не только рост и телосложение, но и периодически произносимые, нет, даже не команды, а ободряющие окрики. В той ситуации, когда страшнее и ужаснее работы нельзя было и придумать, она по-своему старалась их поддерживать и ободрять:
– А ну, не грустить, бабоньки! Не вешаем носы! Пока мы их, а не они нас хоронят. Надо ж понимать, что живы мы. Живы! Давай-давай, сердешные, плотнее укладывай. Присыпайте известью, присыпайте. И сверху землицей. Наша землица, родная. Она и укроет, и сохранит. А коли суждено нам всем в нее полечь, так на то, значит, воля судьбы. Все одно из нее, родной, вышли мы и в нее, родимую, и ляжем.
Покрикивая и подсказывая, она одна руководила двумя большими группами женщин – заключенных лагеря, которые почти закончили эти своеобразные похороны. Она не заметила, как сзади тихо, беззвучно усмехаясь, подошли усташи. Бранко Вёрёш улучил момент, когда Людка, стоя спиной к нему, оказалась на самом краю оврага и оттуда показывала, куда переложить последние тела. Он размахнулся и с силой пнул ее в спину ногой. На его удивление Людка от мощного удара не упала, а развернулась от этого пинка вокруг себя.