Лёнька. Украденное детство

– Прости уж меня, а как звать тебя? – снова спросила Акулина, пораженная простотой и трагичностью рассказа незнакомки.

– Слушай, кончай ты все время извиняться. Ты ж ничего не сделала. А звать меня Людмилой. Звали Люськой-хохотушкой раньше… – грустно улыбнулась она. – Теперь вот Людкой кличут. Я у них вроде старшой в этой яме. Так что ты, тетка, держись меня. С пацаном придумаем, как быть. Утром решим. Ты ж помнишь, как в сказках народных: утро вечера мудренее. Иди ближе, давай спина к спине прижимайся! Я большая и теплая. А пацана лучше бы уложить на ровное, на землю. Только вот что, давай-ка подложи это… – Людмила скинула свой роскошный жакет и свернула его наподобие тюка, положив прямо перед Акулиной. После чего подхватила легко и ловко Лёньку и аккуратно опустила на сооруженную лежанку.

– Давай спать. Завтра силы понадобятся, – добавила она, дожевывая булку.

Через минуту Акулина почувствовала, как дрожит широкая спина, прижавшаяся к ней сзади, от могучего и размеренного храпа. Ее новая знакомая Люська-Людмила-Людка мирно спала, подпирая своей великанской спиной испуганную и измученную Акулину. Лёнька бредил во сне или забытьи, и мать прикладывала к его горячему лбу свою прохладную ладонь. Темная глухая ночь опустилась на лагерь, в котором ждали своей участи тысяча безвинных людей. На мрачном ночном небе, как и в жизни этих несчастных, не виделось ни малейшего просвета.

Глава двадцать третья Медкомиссия

Каждый рабочий должен пройти медицинский осмотр и дезинфекцию. Основной задачей отделов труда является предоставить в кратчайший срок необходимых врачей. В данном случае военных врачей для проведения медицинского осмотра и организации дезинфекции или дезинфекционных камер [89] .

Ранним утром в лагере началась суета. Едва открыв глаза, Акулина увидела странных людей в белых халатах, которые расхаживали между колючими заборами. Врачебная униформа была наброшена поверх черных мундиров. Они переговаривались с сопровождавшим их долговязым офицером, державшим под мышкой нечто вроде хлыста или тонкой палки. Остановились напротив отсека, в котором содержались женщины с детьми.

89

Письмо № 106 группы по использованию рабочей силы ведомства уполномоченного по четырехлетнему плану рейхсминистру оккупированных восточных областей и хозяйственному штабу «Восток» об использовании в качестве рабочей силы военнопленных и гражданского населения, г. Берлин, 13 декабря 1941 г. ЦГАОР СССР. Ф. 7445. Оп. 2. Д. 127. Л. 147–148. Перевод с немецкого.

– Внимание! Всем раздеваться и подходить каждый к забор! – на ломаном русском языке выкрикнула худая и очень некрасивая немка в пилотке и с пенсне на носу.

Она, как и трое других «врачей», была в немецкой форме с накинутым поверх нее халатом. На пилотке красовался блестящий на солнце череп с костями, от одного вида которого у всех детей без исключения задрожали колени. У нее в руках тоже оказался небольшой предмет, напоминавший указку размером тридцать-сорок сантиметров. Она ловко прятала ее в рукаве, достав в тот момент, как закончила свое объявление, словно сказочная фея свою волшебную палочку. Правда, больше она походила на злую ведьму, чем на добрую волшебницу, и от нее веяло опасностью.

Среди женщин началось волнение. Никто не мог толком понять, что именно требует эта суровая дама в больничном халате и пилотке с символами смерти. Матери обхватили детей и вместо исполнения команды старались отойти как можно дальше от колючего забора и прибывшей медицинской комиссии. Немцы равнодушно и презрительно глядели на сбившихся в кучу женщин и ребятишек, лениво переговариваясь в полголоса.

– Echte Vieh. Eine Herde stumpfer Ziegge! [90] – возмутилась дама небольшого роста с миниатюрными ножками в модных туфельках. Она постоянно бросала взгляд на сухопарого офицера, сопровождавшего их комиссию. Тот, ловя ее взгляд, отвечал открытой улыбкой, обнажая крепкие белые ровные зубы настоящего арийца.

90

Настоящие скоты. Стадо тупых коз! (нем.)

– Да, дорогая, вы абсолютно правы. Как прав и наш мудрый министр Йозеф Гебельс. Именно он отметил это стремление восточных народов к стадному поведению. Смотрите, как они сбиваются в кучу! Ха-ха! Ну настоящие овцы, увидавшие волков. Действительно тупы, как козы! Ха-ха-ха. Им всегда будет нужен пастух, – насмехался немец.

– Господин лагерфюрер, прошу не забывать, что мы здесь не для того, чтобы изучать стадные инстинкты этих людей. Мы здесь для того, чтобы провести осмотр и выбраковать мусор. Давайте приступать! Нам дано два часа на полный осмотр этих тупых баб с их ублюдками, – сурово отреагировала та, что делала объявление на русском языке о необходимости раздеться.

– Зачем тратить целых два часа? Я бы их расстрелял за пять, нет, даже за две минуты. Экономия! Ведь их придется еще и кормить. Если Красный Крест и эти блаженные самаритяне перестанут носить еду, я их точно не прокормлю. Кстати, когда же планируется их перевозка дальше? – рассуждая, осведомился лагерфюрер.

– Герр гауптштурмфюрер, как бы вам ни хотелось их уничтожить, будьте любезны сохранить этих людей для той миссии, которую им предстоит исполнить! – отрезала дама в пенсне. Оглядев костлявую фигуру вытянувшегося начальника лагеря, она добавила: – Если осмотр пройдет штатно, то завтра сможете отправить их на ту сторону и уже там погрузить в спецсоставы. По моим данным, сегодня к вечеру наши немецкие поезда будут поданы. Завтра же прибудет уполномоченный по пересылке «рабочей силы» и отдаст все необходимые распоряжения по этим баранам или козам, как вам будет угодно их называть. Им предстоит еще долгий путь до Франкфурта, где их заждались на бирже. Я слыхала, что там уже волнуются в ожидании свежих поставок. Так что давайте не тратить время попусту и скорее проведем этот осмотр. Поверьте, мне он тоже не доставляет никакого удовольствия.

Она развернулась к перепуганным и жмущимся друг другу людям и вновь, но уже резче и громче выкрикнула:

– Ахтунг! Внимание! Слушать внимательно! Приказываю! Раздевайтесь сейчас! Снимайте всё! Одежда будет менять! Эта стирать и менять! Понимайт? Бистро! Шнелл!

Она кивнула двум полицаям из числа гражданских, присягнувших «новой власти», стоявшим неподалеку и глазевшим с нетерпением на обещанное представление, когда несколько сот женщин нагими будут проходить осмотр. Те сразу же подбежали к ней:

– Фрау доктор, чего изволите?

– Собирайт вся одежда и отправляйт на вода. Вашен. Стирайка. Ферштейн? – брезгливо и сердито скомандовала «фрау доктор».

– Так точно! Яволь! – хором отрапортовали полицаи.

В этом пересылочном лагере им приходилось выполнять и такую функцию. Хотя, как правило, они, получив приказ, тут же перекладывали его исполнение на самих заключенных, выбрав из них нескольких крепких женщин. Вот и сейчас они суетливо бегали вдоль изгороди, высматривая тех, что покрепче и покрупнее. Конечно же они увидели Люську-Людмилу, которая уже зарекомендовала себя дисциплинированной исполнительницей, и заорали:

– Эй, ты! А ну иди сюда! Будешь ответственной за сбор и стирку тряпок. Скажи, чтоб эти курицы скорее скидывали одежду и подходили к фрау доктору.

– Чо скуксились, девки?! – загоготал второй полицай. – Не боись! Глубоко не полезут. Гы-гы-гы!

– Ну давай, давай, подгоняй этих лахудр. А не то начнем свинцом их ускорять. Ты ж опытная, Людка, сама знаешь, – объяснял уже знакомый Люсе надсмотрщик.

– Да знаю. Видала, как вы третьего дня изгалялись, нелюди, – огрызнулась Люська, но при этом уже встала и подталкивала баб вперед к ограде, за которой нетерпеливо постукивала «волшебной палочкой» старшая врачиха в пенсне.

– Ой, бабоньки, это ж срам какой?! – воскликнула мама Галины, взявшая опеку кроме дочери и над оставшейся сиротой Настей Бацуевой. Она указала на продолжавших бесстыдно глазеть полицаев, ожидавших трагического представления.

Женщинам приходилось подчиняться, несмотря на унижение, обиду, боль и присутствие посторонних мужиков.

– Да, пропадите ж вы пропадом! – возмущенно выкрикнул кто-то.

И одна за другой женщины стали снимать одежду. Дети пока ошеломленно смотрели на своих раздевающихся матерей. Наконец пришла и их очередь, так как немецкая комиссия не успокаивалась и продолжала отдавать указания: