Леший знает что!

– В жизни такого кайфу не было... Везёт же!

Буська с запозданием сообразил наконец, что делать. Он схватил висевшее на гвозде старое полотенце, обмотал им руку, чтобы Зараза не кусалась, и извлёк белку из жбана. С неё капало пиво.

– Фу, липкая вся, - поморщился он и стал вытирать её. Сидя на полотенце, белка моргала.

– Уйди, балбес лохматый, - проговорила она, глядя на Буську стеклянными глазами. Видимо, всё-таки немало пива попало к ней внутрь. Буське ужасно захотелось послать её к Меше, но он сдержался и понёс её на кухню отмывать в тазу.

Не обращая внимания на ругань, он посадил Заразу в воду, насыпал туда порошка мыльного корня и принялся намыливать белкин мех. Очутившись в пене, Зараза тут же потеряла желание укусить (кому хочется, чтобы в рот попало мыло?) и лишь отчаянно верещала - подогревать воду для пьяной белки Буська, конечно, не стал.

– Ой, моро-оз, моро-оз, не морозь меня! Н-не морозь меня, моего коня! Застудишь насмерть, идол! В той степи-и-и глухой за-а-амерзал ямщик!

– Хоть бы ты заткнулась на минутку, - не выдержал Буська. Чья-то фигура заслонила свет в дверном проёме позади него.

– Так... Это ещё что такое?!

Буська вздрогнул. Зараза от испуга икнула и чуть не утонула в тазу. Придержав её за уши, Буська обернулся. На пороге - руки в боки - стояла Тяпа.

– Язык проглотил, что ли?
– сестра посмотрела на Буську в упор жёлтыми злыми глазами. Шерсть у неё ощетинилась.
– Я спрашиваю тебя, это что такое?

Буська виновато опустил глаза.

– Это?
– промямлил он.
– Это Зараза.

– Вижу, что зараза, - оборвала Тяпа.
– Я спрашиваю тебя, что она тут делает?

Глава 6,

в которой решается судьба Заразы

Всё семейство леших было в сборе вокруг летнего обеденного стола, врытого в землю перед домом, под молодыми тёмно-зелёными ёлочками. Посреди стола на стопке кленовых листьев, служивших салфетками, сидела белка Зараза. Вид у неё был понурый. После купания в пиве у неё болела голова. У Буськи вид был такой же, только у него болела другая часть тела. Хотя папа обычно был противником телесных наказаний, в этот раз он не сдержался и стегнул Буську ореховым прутом.

– Это немыслимо, - хмуро произнёс папа и поглядел на Буську. Тот потупился. Что тут говорить, когда и так всё ясно?

– Буся, - вздохнула мама, - если тебе непременно нужно держать дома зверей, то неужели нельзя было найти кого-нибудь поприличнее? Живёт же у Роси Вьюнок - скромный, воспитанный. И полезный - рыбу ей ловит.

– Я тоже полезная, - заупрямилась Зараза. Тяпа тут же поинтересовалась:

– А что ты умеешь делать?

Белка задумалась, но придумать так и не смогла.

– Короче говоря, - заявил папа, - выпусти её в лес.

– А вот дудки!
– Зараза распушила усы и скрестила лапки на брюхе.
– Никуда я от вас не пойду.

– Опаньки!
– изумился Буська.
– Ты, кажется, на волю хотела.

– Хотела, хотела и перехотела. Что я, дура? Меня тут кормят.

– На тебя не угодишь!
– воскликнул Буська.
– Раз ты такая вредная, то я, пожалуй, и в самом деле тебя выкину. И подальше!

На душе у него тут же полегчало. Сходив в дом за рюкзаком, он схватил белку и принялся запихивать её туда.

– Кар-раул!
– заорала Зараза.
– Нарушение прав личности! Я буду жаловаться!

Буська ткнул её кулаком, и она свалилась на дно рюкзака. Он тут же затянул завязки и взвалил рюкзачок на спину.

– То-то же, - наставительно сказал папа. Он сразу подобрел.
– Выпусти её в орешнике за ручьём.

– К Вазге зайди за ножницами, - напомнила мама.

– Ладно, - сказал Буська и потопал сквозь ельник. Белка за спиной у него дёргалась и выкрикивала всякие гадости, приглушённые рогожкой рюкзака.

Орехи Буська любил, а орешник не очень - меж кустов в нём были заросли травы чуть ли не по пояс высотой, в которой обязательно попадались либо репьи, застревавшие в шерсти, либо крапива, жалившая руки, а то ещё какая-то вонючка, от едкого запаха которой хотелось кашлять. Ему нравился еловый лес - с мягким сумраком, с солнечными пятнами, скользящими по ковру из рыжей опавшей хвои, с тёмно-изумрудными куртинками пушистого мха, из которых поднимаются бледно-зелёные листики заячьей капусты. Буська с наслаждением принюхался: в воздухе пахло наступающей осенью. Запах осени был влажный, звонкий и чистый; складывался он неизвестно из чего - может быть, из пожелтевших листьев, сырого мха и пней, покрытых опёнками.

Глинистый берег ручья круто обрывался вниз; через овраг над водой был перекинут мостик из двух поваленных стволов. Перейдя по мостику на противоположную сторону, Буська снял с плеч рюкзак и распустил завязки.

– Вылезай, - сказал он. Поскольку белка не проявила энтузиазма, он взял её за шкирку, вытянул из рюкзака и посадил на бревно.

Зараза подняла на него глаза, полные слёз.

– Ты меня бро-о-осишь?

– Скажи спасибо, что я тебя в речку не бросил, - рассвирепел Буська. Подобрав рюкзак, он развернулся и побежал по мостику на другой берег. "Ножницы надо у Вазги забрать", - вспомнил он.

Буська направился вниз по ручью, к поляне, где стоял домик кузнеца. Он всё ещё был зол на белку так, что по пути обламывал ветки - хотя и знал, что, по-хорошему, этого делать не следует. Но постепенно хорошая погода и запах леса успокоили его. На опушке он наткнулся на лиловую россыпь запоздалой душицы и нарвал большой букет - для лечебного чая, чтобы было чем согреться зимой, если простудишься. Наконец показался и неуклюжий, приземистый дом Вазги. Буська застучал в дверь.

– Кого ещё леший принёс?

Вежливостью, как вы уже поняли, Вазга Волчок похвастаться не мог. Сказывалось, наверное, волчье происхождение.

– Никого я не принёс, - сказал Буська.
– В орешнике оставил эту проклятую белку, уж больно противная она.

Вазга почувствовал, что умирает от любопытства. Он слез с лежанки и с дымящейся трубкой в зубах прошлёпал к двери.

– Так это ты, - сказал он, выглянув, хотя голос Буськи он узнал ещё раньше.
– Что за белка? Что с ней?

– Белка Зараза, - пояснил леший.
– Которую я в твою ловушку поймал.