Лестница в небо
Шрифт:
Он должен был сказать, чем так приманил его ненавистный Йоши, и раскаяться в своей легкомысленности.
Он должен был стать прежним послушным любящим клоном, готовым умереть по первому взгляду своего Мастера.
– Почему? – Шредер присел перед Й’оку и приподнял его голову за хвосты маски. – Что крыса сказала тебе такого? Почему ты так со мной расплатился за все, что я дал тебе? Что ты сделал с моей дочерью, что даже она предала меня?!
Й’оку промолчал.
– Отвечай! – Шредер коротко замахнулся.
Слепой остановившийся взгляд смотрел мимо него,
Знакомый рык…
«Рафаэль!»
Й’оку дернул уголком губ.
Наверное, никто во всем мире не знает, как он был счастлив в тот миг, пытаясь вышибить доски спиной.
Никто не знает и никто не поймет.
Ведь Кадзэ надеялся.
Вопреки всему, даже голосу Господина Саки, прозвучавшему мгновением раньше, вопреки всей вселенной, он верил и знал, что они встретятся.
Рафаэлю не все равно.
Кадзэ знал это по его глазам, последним, что до слепоты рассматривал на мониторе планшета Караи.
Кадзэ верил.
Рафаэль не оставит его и непременно отыщет, чтобы привести в их дом.
На этот раз настоящий.
И на этот раз навсегда.
Выждав секунду, Шредер устало разжал кулак и смазал пальцами по щеке черепахи, позволив снова упасть лицом в пол.
– Ладно, – усмехнулся он, поднимаясь. – Давай поговорим иначе.
Повернувшись к сидевшему на столе Миднайту, Шредер коротко бросил:
– Приведи Рафаэля.
– Да что же это, а?! Что ты молчишь, чертова железка?!!
Кодама зло швырнул в сторону рацию, которую до этого отчаянно тряс и тыкал, в безумной надежде, что она все же оживет и примет сигнал.
– Мать твою черепашью восемь раз тапочками через забор!! Работай уже!!
Плюхнувшись на песок, он уперся локтями в колени и закрыл лицо, зло кусая пальцы, чтобы не начать орать.
Он не умел лечить.
Он вообще не понимал, как и что происходит в организме.
В той крошечной жизни, что была до жизни, Бакстер Стокман тыкал в него иголками и пичкал какой-то дрянью, постоянно ковыряя пинцетом панцирь.
Это было всегда больно, но это было понятно.
В новой жизни он много раз резался оружием, падал и разбивал руки и ноги.
Но это тоже, черт побери, было понятно!!
А что происходит теперь?
Кодама беспомощно оглянулся на лежавшего рядом Лео и шмыгнул носом, совсем по-Рафьи смазав кулаком по лицу.
Дядя дышал. Коротко, как-то неглубоко и с большими интервалами, но все же дышал.
Почему он не открывает глаза и не говорит ничего?
Откуда Кодаме знать, что именно надо делать в такой ситуации?
Чем надо помочь?!
Где дядя Донни или Юки?
Где хоть кто-то?
Где мудрый Учитель Сплинтер?
Они-то точно знают, что делать в этой ситуации и как докричаться до родных.
«Ты же громче всех орал, что хочешь один и без всех обойдешься. Орал? На, выкуси, не обляпайся. Жри с блюдечка, Кодама, и не подавись своим гордым «я все сам»! Жрачку стырить – мозгов много не надо. Геройствовать по подворотням – тоже. На, геройствуй,
мудак несчастный, спасай жизни, как хотелось! Спаси, урод, спаси эту жизнь!»– Дядя, – Кодама склонился к самому лицу Лео и бессильно протерся лбом по его холодной скуле. – Дядя, ну открой глаза, а? Ну чего ты? Крови же даже нет… все целое…
Трясущимися руками Кодама торопливо стряхивает мокрый налипший песок с боков Лео, осматривая его и пытаясь понять, где рана.
Ведь надо как-то перевязать хоть чем-то. Вот хоть банданой, чтобы кровь не текла, и быстрее звонить дяде Донни…
Пальцы снова и снова бестолково щупают запястья, как будто он знает, где искать пульс, а взгляд шарит по совершенно целой коже.
Раны нет.
Кодама мотает головой.
Он же точно видел, как дядя Раф всадил штык в бок дяде Лео.
Где же… куда же он бил? Откуда знал, что делать?..
Вопросы, вопросы, вопросы.
Они множатся, как муравьи в голове, как черные точки перед глазами, пока руки снова и снова ищут то, что не дает дяде открыть глаза и помочь добраться до дома, или хоть сказать, как послать сигнал с его рации.
Пальцы отыскивают здоровенную вмятину на втором сегменте пластрона Лео.
Кодама долго таращится на нее, пытаясь понять.
«Дядя Раф как-то рассказывал что-то про эту их акупунктуру… Чего я, козел, не слушал, а? Может, он знал, куда надо ударить, так чтобы просто вырубить надолго, но не убить?»
Кодама беспомощно вздохнул.
Дядя Раф, может, и знал, только вот в его башке от этого знаний ну никак не прибавляется.
Сколько надо ждать, чтобы это прошло? От этого точно не умирают?
«Боги!! Что же мне делать!! Я не смогу один!»
Миднайт спустился по лестнице и подошел к решетке, за которой сидел, казалось, дремлющий Рафаэль.
– Это все из-за тебя, – тихо прошипел он, сжав прутья до того, что побелели костяшки. – Это ты виноват. Й’оку не мог сам так измениться. Будь ты проклят за это.
Рафаэль приоткрыл глаза и бросил на него один короткий косой взгляд.
– Да ты по ходу вообще его не знаешь, дебил. А еще брат.
– Й’оку, наконец-то! – Мид прижимается к брату, счастливо обнимая его. – Вот теперь все на своих местах, теперь все как раньше будет, вот увидишь! Я-то знаю. И больше не будет темно.
Ему требуется минута или даже чуть больше, чтобы понять, что руки его старшего брата так и висят вдоль тела и даже не дрогнули, чтобы обнять в ответ.
Й’оку не вырывается, просто стоит и смотрит в стену, словно перед ним пустое место, а потом тихо спрашивает:
– Где Ёдзи? Рафаэль же забрал его, да?
Мид чувствует какой-то странный холод глубоко внутри себя.
Так описывают в комиксах удар меча в сердце, и отпускает брата, тревожно заглядывая ему в глаз.
Под ногами как будто качается пол.
– Какая разница? Главное – ты и я, мы теперь тут только вдвоем.
Взгляд Й’оку становится плоским.
И это не потому что он слепой, это по какой-то другой причине, которую Мид никак не может понять.