Летучий корабль

– Наверное, это просто семейная склонность и традиция.

– И ты стал служить Темному Лорду, потому что…

– Потому что появился отец. Мой родной отец, Грег Довилль, который после того убожества, в котором я по милости матери и деда провел пятнадцать лет своей жизни, пока мать не развелась с отчимом и не поведала мне страшную тайну, о, он показался мне чуть ли не богом! Легкий, обаятельный, могущественный. И он был первым человеком, который действительно хотел видеть меня рядом с собой, не рассматривал как досадное недоразумение. А быть рядом с ним означало служить Темному Лорду. Поэтому я принял метку без колебаний.

– А потом?

– Что потом? А потом расхлебывал. Потому что папаша…

Я вспоминаю, как сэр Энтони сказал мне как-то, что Грег Довилль был настоящим выродком, но не стану сейчас цитировать эти слова.

– Папаша был настоящим выродком, — повторяет Северус слово в слово, — но для того, чтобы разглядеть это, мне понадобилась пара лет. Одно хорошо в этой истории, — пират невесело смеется, — он не оставил меня нищим.

– Тебе принадлежит едва ли не полмира, Северус.

– Да, только я еще не решил, что с этим делать.

– А откуда взялся отчим?

Лорд Довилль потягивается в кресле, чуть ли не задевая длинными руками ветви сосен, низко склонившиеся к нашему балкону.

– Дед настоял на разводе матери, она и сама боялась того круга, в который ее все больше и больше втягивал отец. Тьма всегда отталкивала ее, но жить со своим отцом, попрекавшим ее неудачным браком, она, похоже, тоже не смогла. Арчибальд уже тогда жил в Загребе — там один из древнейших кварталов, где селятся алхимики. Древнее, наверное, только в Праге. Так что и я какое-то время обретался с ними, правда, я этого не помню, так как было мне в то время, вероятно, примерно столько же, сколько сейчас дочери Ноттов. А потом мать сбежала в Лондон к подруге и там нашла себе первого встречного, который и показался ей вполне подходящей партией. Как уж она смирилась с переселением из довиллевских дворцов в Тупик Прядильщиков — один Мерлин знает. Видимо, жизнь с собственным папашей представлялась еще менее сладкой. К тому же, думаю, она опасалась, что бывший муж станет ее преследовать, но тут она ошиблась — он быстро женился вновь, наплодил наследников, так что если бы не их всепоглощающее желание отдать жизнь за Темного Лорда, мы бы с тобой сейчас не проводили несколько часов в день за разбором счетов.

– А ты знал своих братьев, ну, тех, которые служили Лорду?

– Разумеется, — легко отвечает пират. — Не сказал бы, что долго их оплакивал. Я не очень сентиментален.

– Но ты говоришь, что бывал в Загребе. И деда ты знал…

– Да, мать отправляла меня к нему на каникулы.

– На каникулы к злому волшебнику…

– Знаешь, наша жизнь с отчимом походила примерно на то же самое. У деда все же было интереснее. Ты же был в его доме… Когда мы с ним проходили под аркой с символами, я будто попадал в жуткую сказку. Мне всегда казалось, что в этих переулках должны шнырять крысы, а в подвалах, где стояли котлы, кишмя кишеть пауки и прочая мерзость.

– Да, ты полюбил все это и стал зельеваром! Но там же нет ни крыс, ни пауков! Мне даже казалось, что там уютно. Мрачно, конечно, но…

– Это ты у нас герой и ничего не боишься. А я боялся деда, его окриков, недовольства, постоянного ворчания, боялся сделать что-нибудь не так…

– И поэтому стал профессором в Хогвартсе.

Северус пытается дотянуться до меня, чтобы дать мне подзатыльник, но я уворачиваюсь.

– Ну да, очень хотелось отыграться на таких, как ты, за мое ужасное детство!

– А почему Эйлин вернулась в Загреб?

Он пожимает плечами.

– Наверное, она решила, что из двух зол надо выбирать меньшее. А пьющий, скандалящий и регулярно поколачивающий ее муж все же оказался большим злом, чем сварливый папаша. И она уехала, а я отказался последовать за ней, потому что на тот момент как раз решил кардинально сменить компанию.

– А дед?

– А дед, как только узнал, с кем я связался, сказал, что знать меня больше не знает. И если матушка хочет пользоваться его покровительством, то он и ей настоятельно рекомендует отказаться от знакомства со мной. И она так и сделала, потому что деваться ей было совершенно некуда.

– И ты с тех пор ни разу ее не видел?

Я, никогда не имевший родителей, просто не могу в это поверить. Да я бы все отдал за то, чтобы хоть на миг увидеть, как улыбается моя мама, нет, не отражаясь в волшебном зеркале моих желаний, нет, по-настоящему.

– Гарри, — неожиданно твердо говорит пират, отбросив шутливый тон, — я не видел ни ее, ни деда с того дня, когда они сказали мне, что знать меня больше не желают. Мне было шестнадцать, я совершил ошибку, в которой на тот момент совершенно не раскаивался. Не знаю, могли бы они тогда что-то изменить. Не думаю. С тех пор прошло почти тридцать лет. Не стану говорить, что я скучал — это не так. Когда проходит столько времени, боюсь, родственные связи теряют свою ценность. Так что даже не пытайся…

– Не пытаться что?

– Мирить меня с ними. Они для меня совершенно чужие люди. Я не намерен это больше обсуждать.

Я некоторое время сижу неподвижно, рассеянно следя за перемещением крохотной белой точки на горизонте — наверное, небольшого катера или кораблика. Я не знаю, что мне сказать ему еще. Да я и не уверен, что у меня есть подобное право. И в то же время мне жаль их — женщину с грустными добрыми глазами, грозного старика, гордо шествующего по загребским мостовым, задевая сугробы полами длинного черного пальто. Они были рады, когда я приходил к ним…они были бы рады, если бы когда-нибудь, совершенно внезапно, на их пороге появился бы и он… пират, несостоявшийся алхимик, внук, сын. Но он не даст им второго шанса… Даст ли он его мне, случись мне тоже однажды оступиться? Я молчу, сжимаю руки в замок и подношу их к губам, стараясь не смотреть на него.

— Я купаться пойду, — говорю я, ни к кому не обращаясь, медленно прохожу по коридору, спускаюсь вниз, бросаю одежду на последнюю ступеньку лестницы, вхожу в воду, чтобы хоть как-то стряхнуть оцепенение, будто навалившееся на меня после нашего разговора.

И мне все кажется, сейчас он догонит меня, таким привычным жестом отведет волосы мне со лба и скажет: «Ну что ты, глупый?» Но его нет. И потом, наплававшись, я сижу на гальке, бездумно перебирая в ладони мелкие камешки. Кто он, человек, так никогда и не простивший своих близких? Тот, кого я знаю слишком хорошо. Лорд Довилль, хозяин пиратского острова. Тот, кого я люблю. В конце концов, с чего я так расстроился? Это же его жизнь, значит, это абсолютно его дело. Почему мне понадобилось лезть? Да я и не лез, в общем-то. Только вот какая-то неловкость, будто я сделал что-то, чего мне делать не стоило.

Я возвращаюсь в дом с твердым намерением не попадаться ему на глаза, но сталкиваюсь с ним сразу же — внизу в гостиной. Причем, судя по его виду, он явно отправился на мои поиски.

– Ты почему так долго?

– А что? — спрашиваю я, не сумев замаскировать отчужденность и враждебность в своем голосе.

Он разглядывает меня пару секунд, нет, дольше, так, как он умеет. Так, что хочется провалиться сквозь землю. А потом вдруг произносит слова, услышать которые от него сейчас я совершенно не ожидал:

– Гарри, я не буду возражать, если единственным близким человеком в моей жизни останешься ты.

– Извини, мне не надо было лезть…

– Ты и не лез. Брось. Послушай… ты не обязан помалкивать, если мне что-то не нравится. Мы оба знаем, к чему приводит молчание.

И тут же добавляет без малейшего перехода:

– Что будем делать, раз уж ты пошел купаться без меня?

Я даже теряюсь от того, как он внезапно меняет тему.

– У меня катер есть…, — говорит он почти заговорщицки, и я не могу сдержать улыбку.