Летучий корабль

– К боевой, скорее всего.

К чему же еще могла быть склонность у победителя Темного Лорда?

— Молодой человек, — торговец артефактами смотрит на меня несколько скептически, — я тоже в этом кое-что понимаю. Ни за что не сказал бы про Вас ничего подобного.

И он исчезает в ослепительной вспышке дымолетного порошка, обещая вернуться с новой партией палочек для меня.

Северус, видимо, успевший поставить на огонь зелья, присоединяется к нам, садится рядом со мной, и я, не таясь, прислоняюсь к его плечу.

— Не подходит ничего, — тихо говорю ему я. — Наверное, если я все-таки маг, то какой-то неправильный.

– Ерунда, подберем что-нибудь. Маргарет, Вы уверены, что это нужно делать именно сегодня? Может быть, Гарри следовало бы сначала поправиться?

– Совершенно исключено, — решительно высказывается миссис Нотт. — Хотите, чтобы он разрушил дом?

Когда я только мечтал о том, что магия вернется, а это случалось в последнее время довольно часто, то приобретение новой палочки представлялось мне чуть ли не повторением того детского чуда, некогда пережитого в лавке Олливандера — искры, фейерверк, радость, словно обретаешь что-то такое, что дополняет тебя, делая цельным. Я сидел на лекциях, смотрел в окно, представляя себе, как беру в руки …черт, или мне это снилось? Беру в руки черную палочку с белой костяной ручкой, причем такую, каких я никогда ни у кого и не видел — дело в том, что дерево, из которого она изготовлена, какое-то волнистое, а конец чуть ли не закручивается в форме спирали. Снилось то, чего нет на свете…

А так как я жду небывалого, то следующая партия палочек господина Бобана мне тоже не подходит. Но он отчего-то не теряет терпения, я подозреваю, что гонорар, обещанный ему лордом Довиллем, превосходит самые смелые ожидания. И видя, как продавец артефактов суетится, вновь укладывая свой не подходящий для меня товар в футляры, я все же решаюсь спросить про палочку из моих снов или грез — уже точно и не скажешь.

– Черное изогнутое дерево, на конце в форме спирали, белая костяная ручка? — недоверчиво переспрашивает он. — Внутри волос из гривы келпи? Вы ее имеете в виду?

– Я не знаю, что у нее внутри. Просто мне кажется, мне снилось, что она моя. Таких, наверное, не бывает?

– Снилось?

Возможно, я опять придумываю, но на его лице впервые за время довольно продолжительного визита появляется настоящая заинтересованность.

– Может быть, Вы просто читали о такой? То, что Вы описываете, существует, более того, подобная палочка действительно имеется в моей лавке. Она внесена в каталоги магических артефактов, однако, должен Вас огорчить…

– Она не продается?

– Нет, ее невозможно продать — она не нашла своего хозяина…, — тут он задумывается, словно подсчитывая что-то в уме, — о, да, кажется, именно так: она была изготовлена в конце шестнадцатого века, и с тех пор не нашлось мага, готового ее купить.

– Что, даже для коллекции? — Северус, неплохо понимающий по-хорватски, решает все же вступить в разговор.

– Послушайте, мистер, — мне кажется, господин Бобан даже хмурится, обиженный подобным непочтением, — палочки изготавливают не для того, чтобы аристократы держали их в позолоченных шкафах. Их предназначение — волшебство. Вещь, о которой спрашивает Ваш племянник, была сделана моим пра-пра…, — тут господин Бобан все же снисходит до улыбки, — в общем, сейчас уже и не скажешь, кем он мне приходился. А у нас в семье закон: палочка покидает магазин только вместе с магом, которому она подошла. Сами знаете — кто не соблюдает законов магических ремесел, рано или поздно лишается своего искусства.

– Но посмотреть-то ее можно? — настаивает Северус.

– Как Вам будет угодно.

И Божедар Бобан вновь покидает нас, вероятно, считая меня балованным парнем, который пытается раскрутить богатого родственника на покупку ему дорогой безделки. Хотя нет, вряд ли кто-то сейчас назвал бы меня балованным — после болезни я с трудом сижу, опираясь на Северуса и диванные подушки. Ну, может быть, старику просто не хочется расставаться с семейной реликвией? Все же шестнадцатый век, слоновая кость, дерево какое-то диковинное… И я никогда не слышал, чтобы волоски из гривы келпи использовались в качестве сердцевины.

– Но ведь келпи…они же водятся в Шотландии. Это же такие водяные духи, которые превращаются в лошадь и могут утащить в море? У них еще глаза красные? Правда?

Я вспоминаю картинку в школьном учебнике, изображавшую норовистую черную лошадь, косящую горящим алым глазом, со спутанной гривой, бьющую копытом по белой накипи морской пены у прибрежных скал. Есть поверие, будто келпи — вовсе и не лошади, а оборотни, являющиеся то в образе мужчины, то женщины, но, случись им завлечь свою жертву, неизменно становящиеся диким опасным морским скакуном, уносящим зазевавшуюся добычу в жадную, не выпускающую никого из своих влажных объятий, пучину.

– Да, Гарри, именно в Шотландии, — подтверждает Маргарет.

– Тогда откуда здесь, у загребского мастера, волосы из гривы келпи?

– Видишь ли, если палочка была сделана в шестнадцатом веке, то, может быть, тогда этот материал был в ходу? — предполагает пират.

– А почему ее не купили? Если их делали, возили сюда издалека такой редкий материал, а потом раз — и она оказалась никому не нужна?

– Тебя ждала, — шутливо отзывается Северус.

И в тот же момент из камина гордо вышагивает господин Бобан, неся перед собой на вытянутых руках, словно величайшую реликвию, резной футляр черного дерева, а в центре его, словно лужица света, старинная эмаль, изображающая трехмачтовый парусник. Он ставит коробочку передо мной на столик, картинным жестом открывает ее и делает шаг назад.

– Ну, пробуйте, молодой человек. Буду рад, если мне посчастливится стать свидетелем чуда.

Она покоится на ложе из темно-зеленого бархата, неподвижная — и в то же время словно струится, извивается. Черная спираль, готовая распрямиться, стать одним чистым движением — только дотронься дрожащими пальцами до белой рукояти, только возьми ее в руки! Гладкая и опасная, словно змея. И я прикрываю глаза, тянусь к ней, а когда моя ладонь оказывается совсем рядом, мне кажется, будто кто-то невидимый сам вкладывает ее в мою руку. Я слышу ветер, он набирает силу, натягивает ткань парусов над моей головой, играет канатами. И морские брызги летят мне в лицо — это миссис Нотт окатывает меня водой из своей палочки при помощи простого Агуаменти.

– Нас сейчас сдует, — резонно замечает она.

Я ошарашено озираюсь, смутно понимая, что, видимо, вновь что-то натворил.

– Хорошо хоть, не горим, — откликается Северус, смахивая капли воды с моего лица.

– Невероятно, совершенно невероятно, — охает господин Бобан, откатившийся чуть ли не к самому камину. — Подходит! Она ему подходит!

– А почему бы и нет? — Северус смотрит на торговца палочками, не скрывая усмешки.

– Поймите, лорд Довилль! Эта палочка в моей семье давно стала легендой. Ее предлагали многим волшебникам, в том числе и самым могущественным, и происходило это в разные времена. Некоторые специально приезжали взглянуть на диковину, в тайной надежде, что она предназначена для них. И тут вдруг такое…мальчик, потерявший магию…

– Ну, раз мы все стали свидетелями чуда, предлагаю это отметить!

Северус поднимается с дивана, убедившись, что я очень даже неплохо устроен на больших подушках, и достает из шкафа три бокала и бутылку коньяка. Основному виновнику торжества, то есть мне, пить, видимо, не положено. Нет, для меня Твинки приносит чай… А необыкновенная черная палочка все еще у меня в руках, и я не знаю, что мне с ней делать, потому что все никак не могу поверить в то, что она теперь принадлежит мне. Вот так просто — ничья уже лет четыреста, а вот теперь — моя. Положить ее обратно в футляр? Стоит, наверное, целое состояние…Лакированное дерево блестит, словно крышка рояля.