Летучий корабль

– Значит, Юэн…,— старый алхимик смотрит на меня с усмешкой. — Представиться не хотите, молодой человек?

– Вы знали, кто я на самом деле? — я стараюсь, чтобы мой голос звучал спокойно, и делаю вид, что поглощен чаем и содержимым тарелки с тортом.

– Разумеется, — сэр Арчибальд откидывается в кресле, глядя на меня с неким научным интересом. — Как только разглядел Вас, как следует. Вы довольно небрежно замазывали шрам на лбу, а порой и вовсе забывали это делать.

– Я думал, Вы далеки от событий в Англии…

– Не настолько далек, чтобы не понять, кто Вы. Я могу называть Вас Гарри?

Почему нет? Я согласен, я знаю, что он не болтлив и живет замкнуто, к тому же в магическом мире давно не существует никакого Поттера. Что с маггловской экономикой? Тут я могу его только порадовать — весть о моем состоявшемся сегодня отчислении приводит его в восторг. Он же всегда говорил мне! Он предупреждал! Но Северус довольно бесцеремонно перебивает его неожиданным вопросом:

– Скажи, а ты ничего не слышал о магах, связанных с морем?

Сэр Арчибальд, с одной стороны, рад тому, что внук обращается к нему хоть с каким-то вопросом, с другой — не может ничего поделать со своим скверным характером.

– С морем? — он задумывается. — С морем… знаешь, я слыхал что-то о магах, которые были чем-то вроде морских разбойников… Это ты поищи в ТОЙ своей родне — наверняка найдешь.

Эйлин вздрагивает от его грубых слов, а старик испуганно озирается, вцепляется взглядом в меня, словно прося о помощи.

– Смотрите, что у меня теперь есть, сэр Арчибальд.

Я извлекаю на свет свою палочку, надеясь отвлечь этого старого ребенка новой игрушкой. Эйлин облегченно вздыхает, а Северус, чуть было не вскочивший при последних словах деда, вновь берет в руки свою чашку. Я красноречиво живописую пришествие Божедара Бобана в наш дом, говорю, говорю… И в какой-то момент, когда я понимаю, что мои душевные силы на исходе, пират все же объявляет о том, что нам пора уходить. Они провожают нас, стоя в прихожей, Эйлин гладит и тискает Бэрри, не решаясь обнять того, кого ей действительно хочется. Но, когда мы уже стоим на пороге, она все же решается, обхватывает его за шею и быстро шепчет, стараясь, чтобы он не видел ее слез:

– Ты же напишешь, Северус, правда? Ты же не исчезнешь опять?

И он обещает написать.

Мы идем по направлению к выходу из магического квартала, не говоря друг другу ни слова, пират держит на руках Бэрри. Если бы я мог отдать ему то, чем владею! Почему он не может того, что умею я? Почему он не умеет прощать? Мне кажется, это так просто: вот, возьми, у меня есть еще… Сколько бы я ни пытался…для него мои руки останутся пусты…

И, только садясь в машину, он говорит, нет, не мне, просто в пустоту:

– Она так постарела… И дед, совсем развалина… Тридцать лет…

И замолкает до самого дома.

* * *

— Иди спать, я приду позже, — говорит мне Северус, когда мы возвращаемся домой.

А уже поднимаясь по лестнице, я слышу позвякивание бокалов в шкафу и характерный глуховатый стук, который издает тяжелая бутылка с виски, которую он ставит на стол.

Я вожусь в ванной, ворочаюсь в кровати, но мне не спится, несмотря на безмерную усталость, которая обрушилась на меня еще в квартале алхимиков — мне кажется, пират вот-вот придет, но его все нет, и я уже начинаю жалеть, что оставил его. С другой стороны, он явно хотел побыть один, вряд ли я смог бы найти слова, способные легко примирить его с тем, с чем он не смог смириться за столько лет. Наконец, когда часы, которыми я по уже выработавшейся маггловской привычке продолжаю пользоваться, показывают половину третьего, я все же спускаюсь вниз, накинув халат, и обнаруживаю его неподвижно сидящим на диване. Он смотрит прямо перед собой, но вряд ли различает даже игру пламени в темном нутре камина, бездумно вращая в пальцах полупустой бокал. И бутылка на столике на четверть пуста.

– Северус…

Теперь его взгляд устремлен прямо на меня, тяжелый, почти неживой, словно перед его глазами только жадно поглощающее древесную плоть каминное пламя. Здесь очень тепло — огонь гудит, подбираясь к дровам, брошенным ему на съедение совсем недавно. На пирате все те же строгие брюки, рубашка и шейный платок, что были во время нашего сегодняшнего выхода в город, он снял только пиджак. Странно, он же не любит, когда в гостиной так жарко натоплено…

– Северус, пойдем спать.

Я намерен увести его наверх во что бы то ни стало. Утянуть с собой, вытащить из сетей этих по большому счету уже не нужных воспоминаний его юности. Ведь ничего страшного не произошло: он увиделся с матерью и дедом, был вежлив, да, может быть, немного суховат — трудно было после стольких лет ожидать от него сердечности… Он что, винит себя за что-то? Какого черта меня понесло в этот квартал?

– Гарри...

Он чуть склоняет голову набок, теперь смотрит так, будто только что увидел меня, и улыбается открыто и беззащитно — немного растрепанный, на его губах блестит влага, он только что сделал глоток из своего бокала, усталость притаилась в уголках прищуренных глаз.

– Северус…

– Подойди ко мне. Ближе, — говорит он и протягивает руку вперед, словно подзывая меня.

Я стою напротив, в шаге от него.

– Еще ближе, — просит он совсем тихо.

Наши колени соприкасаются, он развязывает пояс моего халата и на эти пару секунд кажется абсолютно погруженным в свое занятие. И откидывается назад, любуясь, будто мое обнаженное тело, выхваченное из обступающей нас тьмы всплесками каминного пламени, является творением его рук.

– Свет, — говорит он, — ты…

– Северус, зажечь свечи? — я не совсем понимаю, о чем он.

– Нет, — он только качает головой. — Ты сам… словно из света. Сияешь…Сними его, — он кивком указывает на халат, все еще остающийся на моих плечах.

Я просто повожу плечами — и ткань с легким шорохом соскальзывает на пол. А пират смотрит на мое тело так, словно один его вид может насытить голод и утолить жажду. И мне становится жарко от завораживающего желания в его глазах. Я пытаюсь еще что-то сказать, но его взгляд заставляет меня замолчать.

— Словно светишься весь, — говорит он, медленно протягивая ко мне руку, не решаясь коснуться. — А я…

Он проводит кончиками пальцев мне по животу.

— Вот, видишь, как перламутр, — говорит он, как будто я должен сейчас разглядеть призрачный отсвет, перешедший с меня на него.

А потом он кладет ладони мне на бедра, привлекая к себе, заставляя сесть ему на колени, оказавшись лицом к нему. Я вспыхиваю практически мгновенно, как только мой член соприкасается с выпуклостью на его брюках. Пират улыбается, тянется губами к моей груди, дотрагивается легко-легко, будто рассыпая угли по моей коже.