Лезвием по уязвимости

– Дочка, ты больна? – выронила из рук полотенце мать.

Дочь молча разулась и переступила порог.

– Что случилось? Кто тебя обидел? – спросил взволнованный отец, как в детстве, когда та прибегала со двора в слезах. Но вместо ответа девушка бросилась в его объятия и разрыдалась.

– Дочка, что с тобой? Все хорошо, мы рядом. Солнышко ты наше… Проплачься, станет легче.

– Что же мы стоим у порога? Пойдемте в зал, пойдем же, – обступили ее чуткие родители.

Все трое стояли в прихожей, отец сжимал в объятиях дочь, мать гладила ее плечи, спину. Велика сила семейных уз и родительской любви: простые, небогатые люди, а если потребуется, за своего ребенка костьми готовы лечь.

Алла прошлась в зал, где все было таким родным и сердцу дорогим. Старая мебель и дом, хранивший воспоминания счастливых детских лет. Навстречу ей, мяукая, вышагивал Степан, пушистый сибиряк – она игралась с ним еще котенком. Наклонившись к давнему другу, с грустью заметила, как поседела его шерстка: кошачий век недолог, и возраст брал свое. Она вздохнула.

– Степашка, старичок…

Мать стала накрывать на стол; отец, видя, в каком состоянии дочь, побежал в магазин за бутылкой водки. Думал, пригубит маленько да успокоится, родным в своих бедах откроется.

Ужин проходил мрачно, напряженно, со стороны казалось, будто они не дочь встречают, а покойника провожают. Каждый уткнулся в тарелку и молча ковырялся вилкой. Отец как глава семейства взял инициативу в свои руки и разлил по стопочке. Алла чувствовала, за этим последует расспрос, и терялась, как ей отреагировать, уйти от темы, соврать или сказать как есть.

«Мам, пап, меня обвинили в проституции и осрамили на весь город. Узнав это, Пашка выгнал из дома, а директор уволил с работы» – так?

– Дочь, как там Владивосток – стоит? – начал издалека отец.

Алла вздрогнула от неожиданного обращения к ней: нервы стали ни к черту.

– Как поживает Павлик? Что на работе? – как можно осторожнее спросила мать. Женская интуиция подсказывала, что причина кроется в одном из двух.

Алла осушила стопку и потянулась за бутылкой, чтобы налить еще, но отец остановил ее.

– Не нужно, я налью, – сказал он и наполнил дочернюю стопку сам. На что она влила в себя вторую и, морщась, отправила в рот ложку с квашеной капустой. За второй последовали третья и четвертая… Алла уклонялась от ответа, пока вконец не опьянела; вот тут-то началось.

– Дела? Хреновые мои дела. Я же у вас всегда была хорошей девочкой, все ставили меня в пример. Окончила школу с медалью, экономфак ДВФУ с красным дипломом, устроилась работать в банк, при этом умница и скромница, дорогу никому не перешла, и бла-бла-бла… Ну прямо идеал. С детства я думала, что если жить правильно, то ничего плохого не случится. Это как фундамент, если он прочен, то и здание не треснет, не развалится… Но какой наивной дурой я была! Одна деталь способна перевернуть всю жизнь вверх дном, разрушить все, что долго строилось, одна небольшая оплошность, ошибка в выборе места или окружения – все мы рабы случайностей. Совсем недавно моя жизнь была гармонична, я никого не трогала. Но тронули меня, еще как тронули! И спустя годы я проклинаю вечер, когда задержалась на работе дольше положенного и сблизилась в общении с одним коллегой, черт бы его побрал! В тот вечер я решила, что встретила парня, но кто ж знал, что он окажется таким подонком и сломает мою жизнь?! Кто ж знал, на кой хрен с ним связалась?

Алла разрыдалась. Водка даже в небольших количествах действовала как сыворотка правды, и все, что было на душе и по каким-то причинам утаивалось, после волшебной стопки открывалось.

– Кто он, кто этот ублюдок?! – взревел подвыпивший отец, что было вполне адекватной реакцией на слезы дочери.

– Папа, ради Бога успокойся! То, что вы сейчас услышите, очень больно принять, но знали бы вы с мамой, как мне сложно это сказать!

– Дочка, расскажи все, не томи! Мы разделим с тобой правду, какой бы ни была, – измучилась бедная мать.

– Вы уверены…?

– Да говори уже!

– Так знайте: вашу дочь обвинили в проституции! Разместили информацию в сети и выставили все в таком свете, что не подкопаться. Пашка поверил и порвал со мной, замдиректора заставил написать увольнительную, уйти «по-хорошему», а не то сказал, что выкинет с позором. Меня даже слушать не стали. Я потеряла в одночасье все: работу, отношения – все, что имела, все коту под хвост. Конечно же, ничем подобным я не занималась! Порядочность, которую вы мне привили с детства, изничтожили, а имя честное втоптали в грязь. Это Авдеев, и он остался безнаказанным… Он должен понести за все ответ.

Алла уловила в воздухе вибрацию. Дрожащая рука отца сжалась в кулак.

– Законы, что должны нас защищать, по сути, лживы, лицемерны. Вот если бы меня избили, пострадало тело, завели бы дело, а то, что сломлен дух, морально уничтожена, так это тьфу, пустяк. Пришла в полицию, прогнали как собаку – ну и к чертям их! Я отомщу, и он за все ответит мне.

– Авдеев?! Кто такой Авдеев? Убью и задушу подонка сам! – рассвирепел отец.

– Мой бывший. Работали с ним в банке. Он создал запись в Интернете и разнес все по конторе. Не пачкай руки, эта падаль мне за все ответит. Лишь нужно время, пап…

Алкоголь даровал необычайную смелость, и заяц величал себя тигром. В состоянии опьянения все немыслимое казалось предельно простым, и расквитаться с врагом было все равно, что прибить комара.

– Как же так, дочка? За что это обрушилось на нас? – залилась слезами мать.

Глядя на эти слезы и неподдельное волнение, Алла заразилась жалостью к самой себе и с ненавистью, остервенением выкрикнула:

– Да будет проклят Авдеев! Да будут прокляты ублюдки, выродившие его на свет! Да будут прокляты иллюзии, что у нас есть права и закон нас защитит! В задницу быть правильной, порядочной, хрен кто оценит. Прежняя жизнь не по мне, я не жалею, что ушла из гребаного банка. После всего случившегося я не смогу ходить туда и видеть своего врага, но не иметь возможности вцепиться в глотку, видеть коллег, клиентов, улыбаться им, когда внутри скребутся кошки. Мне тошно жить и притворяться, что у меня все хорошо, что сильная, справляюсь с трудностями. Плевать на постороннюю оценку, отныне буду жить так, как комфортно мне!

– Но как же Павлик? Как он мог поверить?

– Плевать! – сказала как отрезала она.

Как показала ситуация, не те приоритеты расставляла Алла прежде. Все силы вкладывала в отношения, карьеру – родителей не баловала ни звонками, ни визитами и крайне редко видела девчонок, откладывала встречи, посиделки на потом. Но потеряла все, нашла успокоение в семье и у подруг. Все отвернулись, и остались эти люди, их поддержка и участие ей помогли оправиться, вернули к жизни.

«Непоколебима лишь родительская любовь, ценна лишь крепость дружеских уз – все остальное приходящее и уходящее», – усвоила она.

* * *

Алла провела дома месяц, и у нее было достаточно времени на то, чтобы все обдумать, остыть и принять решение, как жить дальше, на холодную голову. Но взвешенное, верное решение далось не сразу. Первое время ей хотелось биться головой об стену и все крушить, она была во власти ненависти и обиды и не могла отвлечься ни на что другое, но вскоре у нее возникло странное желание. Ей захотелось прочесть роман, в котором у главного героя дела обстояли куда хуже, чем у нее; девушка не имела пристрастий к мазохизму, наоборот, подсознательно желала заглушить свою боль впечатлением от более сильных страданий. «Клин клином вышибают», – говорят в таких случаях; это, во-первых. И, во-вторых, в ее состоянии сердце стало более чувствительно и восприимчиво к искусству.