свой голос я смешал с дыханием палящим,чтоб вздох за вздохом поднималась теньюстена покоем мраморным молчанью;пастыри стад белорунных11 – знамения вещие,старцы седые в долгих морщинах рыхлых борозд,опьяненные морем дети,красота и любовь, и крупицы песка,искусники садов, манящих миражей,носители легкого груза и тяжкого бремени,что значит печаль, когда ее знаешь в лицо,когда смысл опаляет страшнее, чем жизни проблеск;окаменев из любви к бессмыслице бега,паутина печали упустила свой плод12;строители древних селений,пришедшие с вольных просторов детства приливов;человек еще помнит поступь мертвой травы,развороченной топотом бычим, необузданной верыростки,презрение к хрупкому хрусту стеблей,лоскутья весны на крапивных полях;les nuages cailles au rebours des troupeauxet deja ton langage de plomb deshabille le mondenef du soleil coupant les draperies de la pluiema force aveugle m’a porte loinj’aurais eu la clarte pour moisur la route de Joigny au soleil enlaceque suis-je a l’abri d’une apparence en marcheonze ans de mort ont passe sur moiet la bruyere n’a pas attendu le prix de sa fouguen’a pas attendu la recompense de son calmepour signifier a la vie les pompes du renouvellementtandis que reche ecorce montagne de rafalesj’ai depasse en course l’immortalite de l’illusionfolie de l’attente au faite de ce qui futet qui jamais ne fut jamais d’acier jamais de ventrien ne bouge hurlez questions plus dures que les attentesles portes sont des mursdefaites-vous lisses cretes glissez le long des givres(—)но
густеют уже облака встречь стадам,вот и капели свинцовая речь обнажает природу,солнечный свод отсекает завесу дождя —далеко увела меня сила слепая;я еще не успел осознать до концана пути в Жуани13 в путах ясного солнца,как я мог под опекою случая выжить:смерть одиннадцать лет была рядом со мной,но вереск не принял цены ее страсти,награды не принял за долготерпенье,чтоб жизни доверить восторг обновления,пока на шершавом от шквалов скосе скалыя оставлял, уходя, бессмертье иллюзий;безумие – ждать появленья былого,чему не бывать никогда; ни стали, ни ветруне стронуть ничто: вой вопросов сильней ожиданий;врата стали стенами;склоны, лощенные льдом, к чему вам скользитьв лощину:il n’y a qu’une transparence la nudite de la douleuret tu es la visible dans l’enfance couronneela solitude a chaque tournantce ne sont plus des chateaux d’Espagneque les enfants arrachent au pouvoir des pentesmais les os colles a la terre d’Espagneprecoce qui remplace la douceur maternellej’ai embrasse le moellon natal a la limite de la vieMadrid fleur entre la fleur des eternellesdouleur jamais plus ton nom ne devrait etre prononcetu as pris sur les berges de l’etre l’air sauvagede l’indignite du couteau sur la gorgequ’est donc le chant pleureurqui empourpre les couches livides des amants separesmort dont on a paye le tempsservante de la roche affameeje viens du haut des sources incomprehensiblesavec de disparates memoires trainant apres moi(—)там лишь одна очевидность этой боли нагой;зримо там все, словно в детстве в венце из цветов —одиночество с каждым возвратом.нет, не испанские замки отнынедетворе отрывать вдоль песчаных склонов14,но костяки, что прильнули к земле испанскойдо срока – нет им иной материнской ласки;к родимому припал известняку и я на склоне лет15,Мадрид – среди цветов цветок нетленный;боль! твое имя не вправе звучать никогда;над обрывом крутым бытия ты вобрала дикий порывунижения, к горлу приставленной стали;что несет причитаний надрыв,обагряющих ложе пустое разлученных влюбленных? —они своей кровью омыли чассмерти под алчущим камнем;я иду от истоков невзрачных, с верховий,влача за спиной клочья рваные памяти,humides et verdatres sorties d’une eau miserablelointaine dont on a perdu la trace de raisonje viens des merveilleuses eaux merveilleusesleur tumulte departageait le vin et la montagnepar grands fonds circulait la conscience vaincuel’ordre n’avait plus besoin de la paix des chosesje descendais les hauteurs de l’absence des chosesalors tout a coup il se fit une trouee de lumierela croisee des chemins me prit dans la vigueur de ses brasd’un bond de fauve delivre des servitudesun pont me traversa en pleine poitrineune fine main tracait l’invisible ecritureet courant de l’un a l’autre decouvrait des veilleuses d’amitieles etres fideles a leur herbe premieresur les ponts invisibles qui reliaient les poitrinesj’ai compris la presence des hommes dans leur grandeurterrestre(—)влажной
от плесени ржавой далеких и мутныхисточников преданных здравого смысла;я иду от волшебной воды, где волшебныйпоток, сочетая высокую силу вина и нагорий,стекает в глубины ущелья; рассудок, повергшийпорядок, не ищет отныне покоя вещей;я нисходил с высот, где отсутствуют вещи;но внезапно прорезался рваный просвет,перекресток дорог подхватил меня живо в объятья;ржавым стержнем, не знающим лживости лести,мост навстреч пронзил мою грудь;легкий жест начертал незримую надпись16,приоткрыв между строк старой дружбы морщинытех, кто были верны первым хрупким травинкам:на мостах-невидимках замирало дыханье17;так проник я в итог бытия, человека земное величьеla sourde audace grignotant aux astres de leurs tetesla souffrance tacite des siecles d’epauleset perdue la rare melodie comme d’une fleur de montagnel’issue solitaire ne sachant ou donner de la tetej’ai vu la misere a toutes les fenetresmais la peur ne s’est brisee contre le mur de silenceque deja la trahison aux frontieres de sangreconnaissait les bornes de ses masquesla soif feroce inassouvietrahison j’ai touche aussi au degout du frerela plaie de l’oubli s’est fermee sur sa portej’ai vu la misere a toutes les portesj’ai vu la honte de l’homme se faire passer pour l’hommej’ai vu de pres la cruaute faite hommel’indicible laideur de l’homme devant ses objets de proieembrouillee dans la secheresse de se savoir muree(—)и отваги слепой, пожирающей звезды глазами,немого страдания плеч под ношей веков,и утратил мелодию, редкую, словно горный цветокодинокий, не зная, где главу преклонить;я видел беду за каждым окном;но страх не разбился тотчас о стену молчания18,ведь уже у кровавых пределов изменаопознала гримасы своей отраженье,жажды хищную зависть;измена! знавал я презрение братства,уязвленье забвением за дверными засовами;я видел беду за каждою дверью;я видел позор человека в желании быть человеком,видел вплотную жестокость в ее человечьем обличье,обезображенный лик человека в гордыне, что ведало жаре сухом посреди замурованных знания стен:vanite de toutes les vanitesj’ai· vu la misere a toutes les fenetresplus loin j’ai vu des yeux clairsdes yeux clairs de batisseurs de villesbatisseurs d’intarissables villesils donnaient leurs vies et leurs morts comme le blela substance meme dont resplendit la chair de l’hommela joie venait toujours fleurir dans leurs mains pleinescomment croire a la perfection a la friable dentelletrahison mensonge de la faiblesse sables mouvantsn’etes-vous apparus lorsque se dressait la confiance entierefleur offerte ou pouvait reposer la paix en sa raison de fertant ne se posait plus de question a la fleur offerteque la securite semblait planerpareille au duvet de la prunelle derobee a sa chairdans l’air qui n’aurait ete rien autre que la tendressed’homme a hommecomme seuls peuvent en respirer ceux qui ont charge depoesie sansdefaillirвсе суета и ловля ветра19;я видел беду за каждым окном;за ними я видел и светлые взоры,светлые взоры строителей града,строителей неразрушимого града:они сеяли жизнь своей смертью, как зерна,мертвой плотью плодя человечности поросль,распускающей радости полные горсти;как верить еще совершенству, хрусту кружев,предательству, лжи, подвоху зыбучих песков? —это вы расползались, пока здесь ковалось доверие,щедрый цветок, на котором мог прочно покоитьсяразум.настолько сомнений тот щедрый цветок не питал,что безопасность, казалось, парилапушинкой, что с кожей оторвана терном от плоти,где, явно же, воздух настоен на нежности к людямлюдей:дышать им могли только те, кто послушны поэзии безмалодушья;