Лифт Me Up

Мы спускались в метро и препирались, как дети малые, привлекали к себе ненужное внимание, кто с раздражением, а кто с улыбкой наблюдал за представлением на ступеньках. Дети тыкали пальцами, их родители вспоминали свои молодые и бурные годы, но никому в голову не приходило доставать камеру. Чтобы отвести подозрения от своей особы, веди себя, как идиот.

– На что, Джелли?

Хотела бы я сказать на грубость, но его рука у меня на бедре и вкрадчивый голос с томным придыханием над ухом. Разрази тебя гром, каверзный шотландец. Ибо меня уже разразило.

В вагоне метро разыгрываемое нами безумие прибавило в рейтинге пару пунктов, и я молилась, чтобы до нужной станции у нас хватило ума не повысить градус до той степени, чтобы пассажиры со спокойной совестью могли вызвать на нашу голову полицейского. Алекс продолжил поглаживать мое бедро, а другой рукой выписывал нечитаемую вязь у меня на ногах, которые предусмотрительно переместил поближе к себе на колени. Его голос продолжал отключать предохранители социальных норм у меня в голове. Я все еще старалась не подавать плохой пример подрастающему поколению и только крепко держалась за воротник его пиджака, будто он поможет не скатиться в пучину непристойного поведения. Да, выкрутилась, и получилось почти культурно.

– Как ты думаешь, диван или столик в коридоре? А, может, лифт?

– Я доведу тебя до кровати, дорогой мой, можешь не сомневаться.

– Веди, мой фюрер, - улыбнулся Алекс, но тут же перенял инициативу и стащил меня за руку с сиденья. Люди облегченно вздохнули, они не станут свидетелями следующих актов. Разве что последнего привета, в закрывающуюся дверь они увидели, как Алекс смачно приложился к моей заднице, а я попыталась неудачно отомстить, укусив его за губу. Рука его так и обосновалась на месте до самого подъезда, я же запустила свои пальчики ему под футболку и садистски легкими прикосновениям обдавала холодом ребра и живот.

Когда мы зашли в лифт, мои окоченевшие фаланги успели отогреться, и стадия наслаждения через боль (то-бишь холод) перешла в чистое наслаждение. Я только успела нажать нужный этаж, как оказалась в таком знакомом положении, прижатой к стенке кабины. Его руки скользнули под мою футболку, стремительно поднимаясь вверх, я потянулась к нему, мои руки сомкнулись у него на спине, губы слились в долгожданном поцелуе. Он ловко справился с крючками на лифчике и начал снимать бретельки.

– Алекс, - упрекнула, тоже мне. Простонала, приглашая продолжать. – Я не готова стать звездой порно, пусть даже исключительно для сегодняшней смены службы безопасности.

– Камеры, - вспомнил он и умерил пыл, слегка отстранился, но продолжил играть с полуспущенными бретельками. Я помогла ему, сняла болтающийся на честном слове предмет гардероба и отправила в сумку. Не хватало еще потерять по дороге в двух шагах от квартиры, тогда соседские толки превратятся в крестовый поход против нарушительницы пуританского порядка. Тоже мне, развели пригород в многоквартирном доме.

Там же в бездонной Нарнии я пыталась найти ключи, пока Алекс бессовестно мешал процессу концентрации. Он играл с моими волосами, целовал шею, шептал варианты продолжения вечера. Если я не найду, чем открыть дверь, продолжение грозит развернуться прямо на лестничной клетке, вопреки нашим прогнозами и на радость соседям. Вот он, подлец, зазвенел в сумке. Я нащупала брелок и потянула ключ, но чуть не выпустила, когда Алекс расстегнул пуговицу на шортах и скользнул под джинс по шелку белья. Мучительно растянутое имя главного возмутителя порядка, я опираюсь рукой на дверь, восстанавливаю дыхание и пытаюсь попасть чертовым ключом в замок. Вторая его рука под футболкой на моей груди, он выдыхает в шею мое имя, а потом прикусывает мочку уха. Приглушенный крик, ключ выпадает из рук.

Я буквально сползаю вниз, нахожу потерю и остатки самообладания. Извести меня собрался? Не на ту напал, дорогуша. Поднимаюсь нарочито медленно, соприкасаясь с его телом, он возвращает свою руку мне на живот, я сплетаю его пальцы с моими и не даю продолжить начатое, быстро, пока в сознании проворачиваю ключ в замке и затаскиваю его внутрь за плененную руку, разворачиваю к себе и целую. Грубо, жестко, чувствую его кровь у себя на губах. Будет знать, как играть с техасскими охотницами. Он ногой захлопывает дверь, что ни на секунду не отвлекает его от игры. Стаскивает с меня футболку и пытается прижать к столику, но я уворачиваюсь, срывая еле ощутимый поцелуй, и иду в гостиную. Он на ходу отправляет свою футболку за моей. Хоть в чем-то у нас справедливость и уравниловка.

Целуясь, проходим второе место дислокации. Диван позади, я медленно, но верно подталкиваю его к конечной цели следования, позволяя целовать, приводить мои волосы в беспорядок, испытывать выносливость горячими алчущими прикосновениями.

– Обещала же, что доведу до кровати, - шепчу я.

Переступаю через шорты, расстегиваю пуговицы на его штанах, медленно, дразня провожу руками под джинсами.

– У нас еще множество альтернативных вариантов по пути.

Снимаю их, спускаясь дальше, скольжу губами по его груди, торсу, не спеша сантиметр за сантиметром, все ниже и ниже, он берет меня за плечи, поднимает и продолжает разорванный поцелуй. Мы переступаем порог, за ним остаются джинсы.

– Я же говорила, что могу быть очень настойчивой.

Он только усмехается и увлекает меня за собой на кровать, подминает под себя. Я откидываюсь на подушки, предоставляя ему продолжить начатое. Цель достигнута, можно и вернуть Алексу свободу действий. Частично. Я обвиваю ноги вокруг его талии, зарываю пальцы в волосы, целую, но мои губы лишь скользят по его. Он хищно улыбается. Проводит рукой по моим волосам, целует висок, шею, проводит пальцами по скуле. Шаг за шагом он замедляется, прикосновения и поцелуи почти неосязаемы, все призрачные ощущения и догадки.

Дразнит? Тогда у него получилось, я пытаюсь вырваться из его рук и продолжить с того, на чем мы остановились у двери. Он сдается без сопротивления, я восседаю на поверженном мучителе, только вместо ненасытной жадности победы в моем поцелуе нежность и ласка. Я не терзаю и разрушаю, а исследую и созидаю.

Каждое следующее движение пытливое, изучающее, так будто наши тела познают друг друга впервые. Впервые я досконально изучаю его ключичные кости: пальцами, губами, языком. Он узнает о моем шраме на предплечье: мой школьный друг Грег тогда в первый и в последний раз побывал у нас дома. Думал, что ружья исключительно декоративное явление. Я целую его живот, где он обещал изобразить розу ветров: не надо, он и так прекрасен. Он проводит пальцами по внутренней стороне бедра: когда-то там красовалось имя одного парня из колледжа, мое первое безумие. Я глажу его спину: маленькие неровности – царапины после общего принятия душа. Его губы касаются синяка на запястье: он спасал меня от падения. Я глажу ссадины на ладони: благодаря им, мы и не упали.

Наш бег на выживание прекратился на хлопковой простыне, в смешении горячих дыханий и желания. Желания совершенно другого толка. Сколько бы времени ни было у нас в распоряжении, его всегда можно превратить в вечность. Спешка уступила место плавному, почти замедленному течению времени.

Каждое малейшее движение осмысленно, правильно, чувственно и прочувствовано. Никаких Энджелы и Алекса, никаких его желаний и моих, никакой двойственности. Одна вечность, одно желание и ощущение.

– Кто такой Клайв и почему он называет тебя «сладенькая»?

– Один знакомый из Thompson Reuters. Военный оператор, - отвечаю я, окончательно просыпаясь. Какого лешего он читает мои сообщения? Открываю глаза, шок от яркого солнечного света возвращает память, сама попросила. – Ревнуешь?

– К парню по имени Клайв? Серьезно? Я думал, что так лет пятьдесят уже никого не называют. Клайв, - фыркнул он.

– Что он хочет?

– Чтобы ты перезвонила, сладенькая.

Я протягиваю руку за телефоном и набираю человека, которого не слышала последние два года, фактически похоронила. С его-то работой легко можно представить худшее. На том конце слышу бодрое: