Лихой гимназист

— Заказы? Какие заказы?

— Если есть проблемы с некоторыми людьми, я решаю эти проблемы.

— По мокрой работе, значит? Любопытно, что заставило молодого дворянина из уважаемой семьи встать на столь скользкий путь?

— То же, что и всех — деньги.

— Да, тяжёлое сейчас время. Ну допустим… Смолой вы мазать умеете — это я знаю. Есть другие навыки?

— Могу усиливать предметы.

— Да? Лады. Ещё что?

— Этого мало?

— Посмотрим, — Смит открыл ящик стола, и я напрягся, понимая, что сейчас совершенно беззащитен. Но вместо оружия он извлёк пульку и положил на стол. — Просмолите, — увидев моё непонимание, перефразировал. — Вы может усилить данный предмет?

Я снял медальон, кинул на стол, взял пулю и сжал в кулаке. Тёмная стихия в её пятой (пассивной) форме, потекла по моим венам к ладони, наполняя кулак, а потом и находящийся в нём предмет. Затем мне потребовалось произнести ещё ряд заклинаний, после чего я разжал руку. Свинцовый шарик переливался еле заметной чернотой.

— Готово? Дайте сюда, — Смит протянул руку, и я отдал пулю.

Смит внимательно осмотрел её, затем сжал в ладони, словно пытаясь что-то почувствовать.

— Неплохо, — произнёс он, положив свинцовый шарик на стол. — Ну что ж, я подумаю, куда применить ваш талант. Но лечение человека вы оплатите.

— Нет, — ответил я.

— Что значит, нет?

— Ваше упущение, что не научили своих людей общаться вежливо. Не забывайте, кто я.

— Думаете, ваше происхождение что-то здесь значит?

— А мне всё равно. Но подобные выходки считаю неуместными в деловых отношениях, — я встал со стула, показывая, что разговор окончен. — Буду ждать вестей.

— Счастливого пути, — хмыкнул Смит.

На обратном пути я ожидал какого-нибудь подвоха, но всё прошло гладко. Пистолет вернули без вопросов и тем же путём меня провели в кабак.

Оказавшись на улице, я обошёл квартал по периметру. Тут находилось несколько слепленных друг с другом зданий, в каждом имелась подворотни, ведущие в лабиринт дворов, множество магазинчиков и парадных дверей. Где конкретно жил Смит, понять оказалось невозможно. Я даже вход в бордель не нашёл. Никаких ориентиров. Ну и забурился же этот гад.

Ну вот и наладили контакт. Теперь опять ждать.

Со следующего понедельника начиналась экзаменационная неделя, а потом — каникулы. Было бы неплохо, если на этот период выпадет пара заказов. Но прежде мне предстояли две важные встречи. Одна — с Тимофеем Марковичем, вторая — с Трубецким. И это если не считать еженедельного собрания у Шереметьевых, которые я тоже почти не пропускал.

Встреча с Тимофеем Марковичем прошла почти так же, как и в первый раз. Я пообедал с ним и его супругой, затем мы с дядей уединились в гостиной, и вот тут-то он и рассказал, из-за чего подрался с моим отцом. Оказывается, батя сбрендил ещё до ранения. Он расстроился из-за моего непослушания, приехал к Тимофею Марковичу и обвинил в том, что тот якобы внушил мне вредные идеи и побудил пойти против родительской воли. Он начал грубить, дядя пытался прогнать его, но тот уходить не желал, и тогда были сказаны роковые слова.

— Да уж, — покачала я головой. — У отца совсем крыша поехала. Мне жаль, что вы пострадали из-за его дурости.

— Алексей, — строго произнёс Тимофей Маркович. — Что бы он ни сделал, он — твой отец, он растил и воспитывал тебя. Отнесись к нему с должным почтением.

— Моё мнение останется неизменным. Он упрям и себялюбив. С ним и раньше невозможно было договориться, а последний раз, когда мы общались, он и вовсе обозвал меня бесом. Смотрел так, словно убить хочет. Теперь он для меня — чужой человек.

— Жаль, что так случилось. Он упрям — ты прав. Это и губит его.

Дядя расспросил о моей жизни и о том, как мне удалось снять квартиру (я придерживался версии, что занял денег у друзей), а когда я собирался уходить, вручил увесистую кожаную папку с машинописными листами.

— Тут половина первого тома «Руководства…», — объяснил Тимофей Маркович. — Бери и занимайся. Кто бы что ни говорил, а всё равно считаю, что ты должен развивать свой талант.

Удивительно, сколько сил потратил дядя, чтобы снабдить меня информацией. Похоже, для него это действительно было чем-то очень важным. И такой подарок не мог не обрадовать. Пока я имел лишь обрывки знаний, надиктованные архонтом, теперь же предстояло взяться за фундаментальное изучение тёмной стихии.

Планы на жизнь обретали некоторую ясность. За полтора месяца, что я провёл в это мире, многое стало понятным и привычным, появились новые связи, а на горизонте замаячила возможность заработка.

Теперь я хорошо представлял возможности и перспективы, открывающиеся передо мной. Пока имелось лишь два варианта, куда податься после школы, если не считать чиновническую службу, которая даже не рассматривалась. В первом случае я мог пойти в священную стражу, во втором — обучиться артефактостроению и открыть собственное дело. Второй путь мне нравился больше. Главный вопрос заключался в том, действительно ли у меня есть этот выбор? Давыдов присматривает за мной и может начать давить, если я займусь не тем, что он посчитает правильным.

Так, например, он желал направить меня в первую гимназию, а я сомневался, что это хороший вариант. Здесь, в третьей, созданы все условия: коллектив уважает, директор боится, надзиратель куплен. Тут я могу изучать второй вид магии — чары огня, что тоже лишним не будет. Совсем не хотелось покидать насиженное место и уходить в закрытое учебное заведение, где снова окажусь, как в тюрьме. Если сейчас мне ограничат свободу, так я потом и подавно не вырвусь из кабалы.

Так же оставалась непонятно, что случится в стране: будет ли история развиваться, как у нас, или пойдёт своим путём? Ждать ли в ближайшие пару лет революций и прочих потрясений? И если что-то подобное случится, чью принять сторону? Ни за тех, ни за этих впрягаться не очень хотелось, особенно за каких-нибудь царей.

Пожалуй, рано было об этом думать, но пока я шёл до квартиры Трубецкого, голову не покидали мысли о возможных социальных катаклизмах. Постоянные забастовки на заводах, революционные кружки с идеями нового справедливого общества, всеобщая неприязнь к действующему режиму, которая распространялась даже на аристократические круги, старик-император, готовый со дня на день отправиться на небеса — всё это говорило, что катастрофы не избежать.

На квартиру к Трубецкому пришлось пробираться через чёрный ход. Князь жил в доходном доме по Большому проспекту. Я еле нашёл нужную дверку во дворе. Она была совсем неприметной. По узкой, неосвещённой лестнице поднялся на третий этаж и постучал.

Открыла полная веснушчатая женщина — судя по переднику, горничная — и проводила меня в просторную комнату, наполненную людьми. Разбившись на группки, гости обсуждали что-то меж собой.

Трубецкой говорил, что у него собираются люди разных сословий, но большинство присутствующих имели весьма респектабельный вид. У кого — золотая цепочка виднелась под расстёгнутым сюртуком, у кого — перстень с драгоценным камнем красовался на пальце.

Женщин среди гостей было две: одна — в годах, другая — помоложе, лет тридцати. Они вели беседу в углу на диване, а рядом, на стуле, устроился полнощёкий господин с щетинистыми усами. Возле камина расположилась группа мужчин, среди которых выделялись два студента — молодые люди в мундирах тёмно зелёного, близкого к изумрудному, цвета. А какой-то худой остроносый тип в светлом сюртуке покуривал трубке, сидя в уединении.