Лили. Ведьмина внучка

Лелеку стало известно и о судьбе Маддалены. У господина, у которого Лелек иногда хранил добро жителей города, брат служил в расстрельной бригаде.

После того, как Маддалена провела бурную ночь со стражей, женщина решила сбежать из закрытого города. Добрая половина жителей квартала ее ненавидела, а оставшиеся — презирали. Маддалена заявилась к начальнику полиции, а то в свою очередь, дал ей письмо к руководителю другого полицейского отделения, сказав, что его коллега поможет Маддалене добраться до Швейцарии.

И когда женщина заявилась в отделение с письмом, ее расстреляли. Начальник закрытого квартала написал: "Подателя письма уничтожить".

Лелек не стал говорить Лили, что Маддалены не стало, он только ограничился тем, что коротко отрезал — женщине удалось сбежать.

А Лили начала потихоньку приходить в себя, обслуживать посетителей за стойкой, вести привычные разговоры. Однажды утром в аптеку вплыла женщина. Вальяжная красавица с презрением смотрела на Лелека, с брезгливостью на девочку, и будто бы чего-то ждала.

— Лили, — Лелек вышел из-за аптекарской конторки, — это твоя мать и она приехала тебя забрать.

Глава 20

— Забрать, меня? Как, почему?

Глаза Лили внезапно наполнились слезами, она смотрела на незнакомую женщину, пусть и когда-то давшую ей жизнь. Смотрела на растерянного Лелека, который тер лысину и жалко улыбался.

— Лили, девочка моя… — женщина, молчаливо наблюдавшая за дочерью, поморщилась, но Лелек не обращал внимания на ее слова. — Помнишь, ты назвала свою фамилию у стражи и рассказала свою историю? Я списывался с загсами, с архивами, и нашел твою маму. Фрау оказалась столь любезна, что сразу же ответила на мое письмо и самолично приехала.

Лелек не стал говорить Лили, что писем было несколько, и что мадам приехала только тогда, когда Ковальски упомянул о грозящей девочке опасности. А Лили вцепилась в него и плакала, молчаливыми колючими слезами. Ещё чуть-чуть, и Лелек расплачется сам.

— Все это конечно, очень мило, — заметила скучающим тоном женщина, — Лизхен, неужели ты хочешь остаться?

— Лили, девочка моя, Лили. — только и бормотал растерянный Лелек. За эти полтора года он успел привязаться к рыжеволосой малышке, как к дочери.

— Я сейчас. — Лили впервые обратилась к роскошной женщине. — Подождите меня.

Девочка поднялась на второй этаж, подхватила свой мешок, и вручила Лелеку лоскутное одеяло и травник.

— Пусть у тебя останется, на память.

— Но ты же…

— Я выучила его наизусть. А здесь, отвары и тинктуры, здесь — как варить супы и похлёбки, помнишь, я тебе показывала?

Лили подхватила мешок с немногими вещами.

— Я не думаю, что тебе понадобятся твои тряпки, — заметила женщина.

Лили всучила свои вещи Лелеку.

— Отдай Агнешке, у нее дочка моего возраста, у них совсем ничего нет.

Лелек, не в силах вымолвить ни слова, молча кивнул.

Лили хотела сказать, что будет ему писать, но и она, и Ковальски прекрасно знали, что в закрытый квартал не доходят письма.

— Я буду молиться за тебя.

Лили закрыла дверь и вышла в неизвестность. Незнакомка в роскошной шубе, идущая рядом с ней, отрывисто бросила:

— Да, манеры у тебя оставляют желать лучшего, Лизхен.

— Меня зовут Лили, мама.

— Только не вздумай называть меня мамой, Лизхен.

Их ждал роскошный лакированный автомобиль чернильного цвета. Шофер, одетый в черную униформу, приподнял фуражку с золотым орлом, и угодливо распахнул дверь. У Лили начиналась новая жизнь.

Глава 21

Женщина, которая когда-то дала Лили жизнь, молчала всю дорогу. Лили смотрела на точеный профиль, мягкую шубу, высокую прическу. Мать Лили, казалось не чувствовала взгляда дочери, и также молча смотрела вперед. За окном изысканного авто находился разоренный город. Лили подумала, что очень хочет вернуться в закрытый квартал. Может, если бы она пряталась от стражи, они бы ее не трогали?

Мать Лили не спросила ни о том, как чувствует себя дочь, ни о том, что стало с бабушкой. У Лили подступил к горлу комок. Девочка вспомнила, как бабушка всегда с ней разговаривала, отвечала на самые каверзные вопросы бесконечной почемучки Лили, всегда обнимала, часто ей пела, учила быть сильной, слушать сердце и не сдаваться. А от рядом сидящей незнакомки веяло мраморным холодом. Автомобиль мягко затормозил, и шофер угодливо открыл дверь, склонившись в поклоне.

Женщина коротко бросила:

— Ты такая худая, Лизхен.

— Мама, я Лили, Лили!

Лили понимала, что мать ей не рада.

— Называй меня Фредерикой, — на губах красавицы змеилась холодная улыбка. — И, зная, какую ересь в тебя вбивала твоя бабка, хочу сразу предупредить. Не вздумай устраивать мне тут свои ведьминские штучки. Будь тихой и послушной, как полагается благонравной кенигсфройляйн, ты меня поняла?

— Да, ма… Фредерика.

Мать поплыла павой к роскошному особняку, а Лили не могла оторвать взгляд от прекрасной виллы, раскинувшейся перед ней.

Девочку до глубины души поразило богатство, молчаливые слуги, обилие картин, ваз и статуй.

К Фредерике поспешил низенький пузатый мужчина, одетый в такую же черную форму с орлом сбоку, как и все присутствующие.

— Аве кениг, моя дорогая!

— Аве кениг, мой волк!

Фредерика и незнакомый мужчина выставили вперед ладонь, а затем демонстративно расцеловались. Бесшумные слуги забрали шубу у госпожи.

— Дорогая, это твоя дочь? Почему она не приветствует кенига?

— Берни, будь к ней снисходителен, она дикая и неотесанная. Лизхен, поприветствуй кенига!

Лили так и осталась стоять.

— Лили!

Фредерика смотрела на дочь с чересчур ласковой улыбкой, так мальчишки-мучители иногда смотрят на животных, прежде чем приступить к пыткам.

— Аве… кениг… — срывающимся голосом прошептала Лили, выкинув вперед правую руку. Девочка поняла, что сейчас не время спорить. У Лили предательски заурчал желудок. Она вспомнила, что с утра ничего не ела.

Берни посмотрел на Лили как на таракана.

— Фредерика, а девчонка довольно неотесанна, надо будет поучить ее манерам. Дорогая, собирайся, мы поедем в оперу.