Лишь одна музыка

— Ну как, Майкл, хочешь пойти со мной? — спрашивает Джулия, немного беспокоясь.

— Нет, я нет, — отвечаю я. — И ты тоже не хочешь.

Я по-прежнему думаю про секс, и корь — странное вмешательство в мои мысли.

Джулия кивает:

— Она моя очень близкая подруга — со школы. Она вышла замуж за венецианца лет пять назад, и теперь у нее двое детей, девочка и мальчик.

— Дженни с сальными черными волосами?

— Да, та самая, она превратилась в красавицу.

— Тогда лучше мне с ней не встречаться, — говорю я, гладя ее шею одной рукой и пальцами другой медленно двигаясь к низу спины. — ...Интересно, приехали ли остальные. Их самолет должен был приземлиться в шесть. Как они добираются из аэропорта?

— По воде. Надеюсь, Майкл, у тебя нет планов с ними встречаться сегодня.

— Нет. Но я сказал, что позвоню. Завтра репетиция после обеда.

— Что будем делать?

— Я в твоих руках.

— Объятиях.

— Если быть точным. Мне хочется еще тебя пообнять.

Джулия выглядит недовольной.

— В чем дело? Что ты думаешь, я сказал?

— Помять.

— Пообнять. По-обнять.

— Нет такого слова.

— Теперь — есть... Что мы сегодня делаем?

— Мы можем просто побродить, — говорит Джулия. — Мне бы хотелось. И у нас так много времени.

— Недостаточно. Совсем недостаточно.

Она поворачивается и целует меня в лоб.

— Знаешь, — говорит она, — мы ведь никогда не танцевали вместе. Давай найдем, где мы могли бы потанцевать?

— Ох, нет... — говорю я. — Я не умею, ты же знаешь. С танцами у меня координация на нуле. Мне будет неловко, тебе будет неловко, и это испортит наш первый вечер. Давай лучше погуляем, как ты предложила.

Мы принимаем душ, одеваемся и выходим. Сумерки прозрачны. Далеко напротив с Лидо в нашу сторону светит вывеска «Кампари». Буйки на воде зажигаются, как свечки. Мы замолкаем с темнотой. Идем какое-то время вдоль берега, затем ждем вапоретто, чтобы он нас отвез, куда ему заблагорассудится.

6.3

Мы выходим за пару остановок до Сан-Марко и стоим перед Ла-Пьетой, церковью Вивальди, или, скорее, той, которая была построена на ее месте. Должно быть, моя скрипка часто здесь играла. Снаружи над черной водой ярко сияет фасад Сан-Джорджо-Маджоре, залитый белым светом. Здесь был придуман наш квартет.

Мы решаем вернуться сюда завтра, надеясь, что тогда Ла-Пьета будет открыта. Пока же мы движемся к громадной площади Сан-Марко, потом углубляемся в маленькие переулки. Она говорит мне, что, когда была здесь раньше, не замечала, что каждая улочка хоть как-то, да освещена ночью. Это значит, что я в любой момент могу ей что-то сказать, если захочу. Но мне и так хорошо.

Мы снова оказываемся на широкой набережной, выходящей к лагуне. Голоса на всех языках окружают нас, или, скорее, меня. Ночью, когда уходит свет, на его место заступает звук. Но из всего этого — плеск воды о камень, повизгиванье воздушного шарика, колесики, подскакивающие на ступеньках моста, взмах голубиных крыльев, эхо каблучков в колоннаде — что из всего этого она слышит? Может, глухое ворчанье мотора вапоретто; а может, даже и нет.

И несмотря ни на что, мы гуляем рука в руке, никому тут не известные. Запах ее лимонных духов мешается с полусвежим-полусоленым запахом города. Я спрашиваю ее, не голодна ли она, и она говорит, что нет. А как насчет выпить? Да. Бокал просекко в баре. Она неугомонна и предлагает пойти куда-то на Джудекке. Я рад, когда меня ведут по земле, но еще лучше — по воде.

Бар ярко освещен. Столик рядом с нами занят двумя молодыми французскими бизнесменами с коляской, в которой ребенок, мобильный телефон, пачка сигарет и несколько журналов. Американская пара постарше глядит на них с любопытством, потом заказывает по двойному эспрессо без кофеина. Управляющий в сером костюме суетится вокруг, отдавая команды, помогая, вытирая очки, убирая корзинку с хлебными палочками, чем-то его возмутившую. Прибывает наше просекко, и мы потягиваем его, болтая ни о чем: будет ли дождь и что мы будем делать, если будет. Мой квартет и ее семья будто никогда не существовали.

За столиком позади женщина приятной наружности, судя по акценту англичанка, разговаривает с подругой.

— Это общество вокруг Традонико, понимаешь... — начинает она, и я, привлеченный именем, слушаю дальше. — Это ровно то, что ты думаешь. Они... Женщин они просто используют: пусть придумывают одежду, продают драгоценности, служат музыкальным фоном... А что касается книги, я скажу тебе, что я думаю: это газетная статья, но совсем не литература... Меня не пригласили, но я бы и так не пошла... Они кидают подачки, и надо плясать под их дудку... Я их презираю.

Джулия смотрит на меня с любопытством, но не оборачивается.

— Не стоит, — говорю я тихо, пораженный этими ядовитыми замечаниями. — Она говорит про общество вокруг Традонико. Наверно, она имеет в виду людей из палаццо. Почему мы пришли именно сюда?

— Мы с Марией тут были однажды. Мне это место показалось очень роскошным, я хотела посмотреть, как оно изменилось.

Мы просим счет и платим; вернее, она платит прежде, чем успеваю заплатить я.

— Ты зеваешь, Майкл, — говорит Джулия, пока мы ждем вапоретто.

— Наверное, я устал больше, чем думал. На самом деле я проголодался.

Остаток вечера проходит незаметно и счастливо: еда в траттории, прогулка по маленьким улочкам, поздний бокал вина в баре. Она — моя любовь, и мы вместе в Венеции, так что я полагаю, это — счастье. Так и есть. На позднем теплоходе мы возвращаемся в квартиру и засыпаем в объятиях друг друга почти невинно.

6.4

Я забыл закрыть ставни вчера ночью, и свет льется в комнату. Она открывает глаза, будто почувствовав, что я смотрю на нее, и сразу же закрывает их, бормоча: «Дай мнe поспать».

Сколько лет я не просыпался рядом с ней. Даже когда мы были студентами в Вене, только в поездках мы проводили ночи вместе.

Когда я возвращаюсь из ванной, она в белом пеньюаре.

— Почему ты всегда носишь шелк?

— Шелк? Я? — восклицает она. И дважды хлопает в ладоши сперва у левого уха, потом у правого.

— Хороший день?

— Так себе, — улыбается она и пожимает плечами.

Я исследую кухню и докладываю, что на завтрак нет ничего, кроме кофе. Мне пойти и купить что-нибудь? Джулия предлагает мне взять разговорник, чтобы указывать на нужные слова. Я спускаюсь вниз к магазинам и возвращаюсь с хлебом, вареньем и молоком. Кофе готов, мы сидим и пьем его, чувствуя некую неловкость. Совместное утро кажется более интимным, более очаровательно неловким, чем совместная ночь.

Нет, ведь и в Банфе мы тоже были вместе, день за днем, целыми неделями. Она сказала, что помнит долгие гудки поездов вдали. Но что же теперь с зовом сирен в лагуне?

— Сегодня хло`пок, — говорит Джулия, когда мы готовимся выходить.

— И даже чуть-чуть помады!

— У меня каникулы.

— Ты взяла фотоаппарат? — спрашиваю я.

— Нам не нужны фотографии, — быстро говорит Джулия, — и вообще Мария уже фотографировала на пикнике... Тебе не надо позвонить остальным? Вчера ты не позвонил.