Литературный текст (Проблемы и методы исследования)

Где ведуны с ворожеями

Чаруют злаки на полях...

Наконец розы - старинный символ любви, испытанный мировой поэтической традицией. Я не ставлю своей задачей рассмотреть здесь всю уникальную множественность смыслов и значений этой королевы символов в человеческой культуре, многие из которых восприняты и претворены Блоком6. Назову лишь минимально необходимый ряд значений розы (красной розы, у Е. Эткинда почему-то "засушенной"). красота, изысканность, страсть, огонь любви, дионисийски стихийный, сжигающий и обновляющий, способный погубить и воскресить. Для цикла "Кармен" в целом имеет значение и мистическая символика розы, восходящая к Владимиру Соловьеву, как знака небесной божественности, Вечной Женственности:

И проходишь ты в думах и грезах,

Как царица 6лаженных времен,

С головой, утопающей в розах,

Погруженная в сказочный сон.

За розами в стихах, посвященных Кармен-Дельмас, стоят живые розы, которые сопровождали нарастание этого романа Розу (вместо акации, как в новелле Мериме) бросает Кармен Хозе в спектакле Мариинского театра, на который неизменно ходил Блок весной 1914 г. Однажды она, как говорит семейное предание, бросила эту розу со сцены в зрительный зал - Блоку7. В истории этого романа розы были своеобразным языком любви. В Записных книжках Блок фиксирует Даты получения и отправки роз: розы ей - 24 и 28 марта; "Розы, ячмень, верба и красное письмо" от нее - 30 марта; "Цветы от нее" - 5 апреля; "Она передала семь роз для мамы" - 23 апреля, "ей розы" - 28 апреля. О магнетической силе роз как дара любви Блок сказал в стихотворении 1901 г., которое так и назвал "При посылке роз"

Смотрел от века бог лукавый

На эти душные цветы

Их вековечною отравой

Дыши и упивайся ты.

(115)

С их страстной, с их истомной ленью

В младые сумерки твои

И пламенной и льстивой тенью

Войдут мечтания мои.

Неотвратимы и могучи,

И без свиданий, и без встреч,

Они тебя из душной тучи

Живою молньей будут жечь.

Таким образом, к глубине христианских значений трех рассмотренных символов - вербы, колоса и розы - в стихотворении Блока подключаются фольклорные, литературно-поэтические и биографические смыслы. В стихах "Кармен", говорящих о любви, о весне, о пламени полыхнувшем на уже, казалось бы, остывшем пепелище души, о чуде воскресенья из мертвых, о знании смерти и воле к жизни, эти древние символы наполняются конкретным жизненным содержанием и расширяют свои значения за счет исключительно богатой традиции их бытования в культурном и художественном сознании человечества. Эти три символа оказываются в конечном счете ключевыми для всего цикла: вербы воплощают тему весны, розы - тему любви, ячменный колос -тему смерти и воскресенья. (116)

А.Н. АНИСОВА.О "ХМЕЛЕ" И "ВАКХАНАЛИИ" УПОЗДНЕГО Б.ПАСТЕРНАКА

г. Москва

Перечитывая в очередной раз цикл стихотворений из романа Б. Пастернака "Доктор Живаго", я вдруг наткнулась на стихотворение "Хмель". Именно наткнулась. То есть оно-то всегда было тут, но присутствие его в этом цикле словно бы и не осознавалось в полной мере. И действительно, самое короткое из всех 25, всего 8 строк - кажется, где здесь развиться даже лирическому сюжету, - читалось оно как-то мимоходом. Каким же образом, почему попала эта изящная "безделка" в цикл, где большинство стихотворений затрагивают важнейшие проблемы бытия, посвящены творчеству, творению, жизни, смерти и бессмертию (и, конечно, любви, но обязательно в связи со всеми другими темами), а почти треть текстов связана с христианской тематикой: Рождеством ("Рождественская звезда"), последними неделями земного пути Христа и Страстной неделей ("Дурные дни", "Чудо"), гефсиманской тоской ("Гамлет", "Гефсиманский сад"), тайной вечерей ("Земля"), смертью Христа и надеждой на воскресение Бога, природы и человеческого в человеке ("На Страстной". "Рассвет", "Магдалина I", "Магдалина II").

Задавшись этим вопросом, перечитаем текст.

Под ракитой, обвитой плющом,

От ненастья мы ищем защиты. Наши плечи покрыты плащом,

Вкруг тебя мои руки обвиты.

Я ошибся. Кусты этих чащ

Не плющом перевиты, а хмелем.

Ну так лучше давай этот плащ

В ширину под собою расстелим. (1953)

Настойчивость, с которой повторяется мотив "перевитости (обвитости)", сразу бросается в глаза. А вместе с тем приходит на память и еще одно стихотворение, на важность того же мотива в котором уже давно обратили внимание исследователи1. Это стихотворение К.Н. Батюшкова "Вакханка":

Эвры волосы взвевали,

Перевитые плющом;

Нагло ризы поднимали

И свивали их клубком.

Стройный стан, кругом обвитый

Хмеля желтого венцом...

И здесь хмель - одно из ключевых слов. И появление плюща и хмеля у Пастернака столь же не случайно, как и в "Вакханке". В батюшковском стихотворении о вакханалии, экстатическом шествии, посвя(117)щенном греческому богу вина, винограда, виноделия, плодоносящих сил земли и растительности вообще, Дионису, или Вакху (в частности "растительное прошлое этого бога подтверждается его эпитетами: Эвий ("плющ", "плющевой"), "виноградная гроздь"2, плющ и хмель возникают как совершенно необходимые аксессуары культа).

И финал "Хмеля" соотносится с батюшковским,

ср.:

...Ну так лучше давай этот плащ

В ширину под собою расстелим. ("Хмель")

и

Я настиг - она упала! И тимпан над головой!..("Вакханка")

По поводу финала "Вакханки" Ю.М. Лотман заметил, что паузой (пропуском ударения в метрической схеме - А.А.) достигается чисто батюшковский прием: "в эротической сцене действие внезапно обрывается и внимание переносится на детали эстетизированного антуража, которые тем самым получают значение эвфемизмов..."3.

Финал "Хмеля" тоже можно воспринять как своего рода эвфемизм, вообще-то Пастернаку несвойственный, ибо за поэтом закрепилась, и не без основания, репутация "все смело говорящего вслух". При этом, что удивительно и особенно редкостно, никакого эффекта снижения чаще всего не возникает. Он свободно может закончить стихотворение такой, например, пуантой: "Пахнет свежим воздухом навоз", - поставив в сильную позицию абсолютного конца слово, прямо скажем, не очень поэтическое. Нет надобности приводить всем известные "Скрещенья рук, скрещенья ног" или "как женщину берут" и т.д.

Но вернемся к "Вакханке" и заметим, что название и основной пафос ее прямо отзовутся еще в одном тексте Пастернака, написанием пятью годами позже "Хмеля". Речь идет о "Вакханалии", одном из важнейших стихотворений в книге лирики "Когда разгуляется" (1956-1958), да и у позднего Пастернака в целом. Оно непосредственно обнажает прочные связи, установившиеся в пастернаковском поэтическом мире между мотивами (темами) творчества и страсти, причем последняя берется в обоих главных, столь разнящихся своих значениях: страсть как страдание и страсть как любовный порыв. Состояния же творческого вдохновения и влюбленности, в свою очередь, часто (и вполне традиционно) предстают у Пастернака в виде священного опьянения. Например:

Нипочем вертихвостке

Похождений угар,

И стихи, и подмостки,

И Париж, и Ронсар...

...........................

То же бешенство риска,

Та же радость и боль

Слили роль и артистку,

И артистку и роль.

(118)

Сколько надо отваги,

Чтоб играть на века...

...Как играет вино,

Как играть без отказа

Иногда суждено...

....................

Средь гостей танцовщица

Помирает с тоски.

Он с ней рядом садится,

Это ведь двойники.

Эта тоже открыто

Может лечь на ура

Королевой без свиты

Под удар топора.

Об этом стихотворении, в котором с одинаковой силой звучат как христианская, так и дионисийская темы

(У Бориса и Глеба

Свет и служба идет.

Лбы молящихся, ризы

И старух шушуны

Свечек пламенем снизу

Слабо озарены.

..............

Где-то пир, где-то пьянка,

Именинный кутеж.