Лодки уходят в шторм

Дурные вести разносятся быстро. Яша разыскал Сергея и сообщил ему о гибели Нины.

— Врешь! — вскрикнул Сергей, схватив его за ворот.

— Ты чего, ты чего, ты чего! — зачастил Яша обиженно.

— Балбес я, дурацкая моя башка! — Сергей колотил себя кулаками по голове. — Зачем я сказал ей про Рябинина!.. Ну, я найду его! — И Сергей стремглав бросился в "штабной" дом.

— Ты хочешь пойти в Пришиб? — бежал рядом Яша. — И я с тобой!

— Сам, я сам управлюсь! И за дядю Тимошу, и за Нинку!..

Сергей вошел в кабинет Матвеева, у которого все еще сидели, споря, Ломакин, Пономарев и Горбунов, и, пунцовый от гнева, стал просить, чтобы его отпустили в Пришиб.

— Это я виноват, — казнил он себя, — это я сказал Нинке про Рябинина… это он, сука, убил ее. Больше некому… Отпустите, я расквитаюсь с ним. А не отпустите — сам уйду!

— Что-о? — вышел из себя Ломакин. — Я тебе уйду! Ишь, какие новости — самовольничать! Да за такие штучки ты знаешь, что полагается? Под трибунал! — Овладев собой, продолжал спокойно, ласково: — Думаешь, у нас душа не болит? Мы ли не хотим отомстить за нее? Эх, бедовая девчонка, сама себя загубила! Иди, иди, успокойся, возьми себя в руки.

Сергей молча вышел и, не обращая внимания на шедшего рядом и без умолку тараторившего Яшу, направился на берег Гей-Тепе, забрался в камыши и уткнулся лицом в землю. Яша присел рядом, пытался разговорить Сергея, но тот не отвечал. И тогда Яша оставил его одного, но все же прибегал время от времени, принес кусок хлеба с салом. Сергей пробыл в камышах до вечера, а потом пошел в "штабной" дом и стал просить, чтобы его отпустили на передовую.

Это ему разрешили. Яша решил тоже идти с ним.

8

Утром следующего дня на площади перед синагогой собралась толпа женщин и двинулась по улице к "штабному" дому. Невероятный грохот огласил село: многие женщины стучали кружками, кастрюлями и сковородами. Впереди толпы бежала орава босоногих мальчишек и, не понимая что к чему, кричала "Ура!".

Толпа ввалилась во двор "штабного" дома, где уже собрались члены Комитета обороны. Услышав шум, они вышли на крыльцо.

Возбужденные женщины выкрикивали:

— Кончайте войну!

— Отдайте наших мужиков!

— Долой пришлых! Пусть уходят!

Задние напирали на передних, и те придвигались все ближе к крыльцу, грозя смести и растоптать членов комитета.

Матвеев, пытаясь утихомирить толпу, поднял руки.

— Тихо, женщины, тихо! Дайте сказать!

— Наслушались вас, большевиков! Хватит!

Ломакин понимал, что этот бабий бунт — результат работы кулаков и унять его будет не просто. Он растерянно посмотрел на Матвеева, не зная, что делать. И тут Матвеев выстрелил в воздух и крикнул во всю глотку:

— Да угомонитесь же вы!

И как ни странно, а женщины вдруг перестали стучать посудой, поприутихли. А Матвеев сразу перешел на шутливый тон:

— Что, бабоньки, давненько мужики не ласкали вас кулаками по спине? Соскучились? Так зачем же ломать кастрюли? Ступайте домой, варите щи, взбейте перины. Мы все поняли, придут ваши мужья, придут. — И обратился к нескольким старухам: — Ну, они молодухи, их дело понятное. А вам какая шлея под хвост попала? Или опять рэббэ напугал вас светопреставлением? Так вы же сами и устроили его!

— Не слушайте его, бабы, он дурит ваши головы! Ишь, решил шутками отыграться! завопила одна из старух, известная всем своим знахарством и гаданием. — Шутил Мартын, да свалился под тын!

И женщины снова зашумели, закричали, загремели посудой.

— Ты нам зубы не заговаривай!

— Свою бабу гладь по спине!

— Когда воевать перестанете?

— А все они, пришлые!

— Да тихо же вы! — повысил голос Матвеев. — И чего вы шумите? Видите, мы тут собрались. Для чего? Как раз об этом и говорили — как быстрее закончить войну. А вы пришли, только помешали. Ступайте, ступайте по домам.

То ли слова Матвеева обнадежили женщин, то ли миролюбивый тон его подействовал успокоительно, а только они не стали больше кричать и греметь посудой. Возбужденно гудевшая толпа начала постепенно рассасываться, распадаться на маленькие группки оживленно разговаривавших женщин. Многие сразу же ушли, иные еще долго стояли перед домом, спорили, никак не могли успокоиться. Наконец ушли и они…

Не прошло и часа после "бабьего бунта", как во дворе появился всадник, тот самый солдат-вестовой, который прислуживал офицерам и сообщил Хошеву о прибытии девушки-парламентера. Он устало сполз с лошади, прошел в "штабной" дом и, узнав, кто старший, передал Матвееву пакет от Хошева.

Матвеев отпустил солдата, распечатал конверт и прочел вслух:

— "Ленкорань пала. Ваше сопротивление бессмысленно. Во избежание лишних жертв предлагаем сложить оружие и выдать ленкоранских комиссаров и местных большевиков. В противном случае Привольное будет уничтожено. Всем, кто сложит оружие, гарантируем жизнь и свободу…"

Матвеев бросил письмо на стол, не дочитав до конца, обвел долгим взглядом членов Комитета обороны.

— Что скажете, товарищи?

Ломакин смотрел на мрачные лица товарищей, видел, как они отводят глаза, и понимал, что после "бабьего бунта" весть о падении Ленкорани, на помощь которой они все-таки очень рассчитывали, окончательно сломила их стойкость, волю к сопротивлению врагу. А что будет, когда эта весть расползется по передовой, среди красноармейцев и партизан? Ведь и без этого там черт знает что происходит… Да, Ломакин понимал состояние товарищей, но сознавал и то, что ничего не сможет предпринять, чтобы изменить ход событии, предотвратить трагическую развязку. Не в его это силах.

— Так что скажете, товарищи? — нарушил затянувшееся молчание Матвеев.

Никто не откликнулся.

— Лично я думаю, — сказал он, — что ленкоранским комиссарам, да и нам, местным большевикам, надо уходить.

— Куда уходить? — вскочил Ломакин. — Что ты говоришь, Абрам? Ты предлагаешь капитулировать? Сложить оружие? Сдаться на милость врага?.. Да лучше с честью умереть в бою, чем принять такой позорный ультиматум! Пусть предатели революции прячутся под юбками баб, а мы… — Он не успел закончить: в кабинет ворвались запыхавшиеся Сергей и Яша.

— Дядя Сережа, буза на передовой! — выкрикнул Сергей.

— Что там делается, что там делается! — затараторил Яша.

— Ну так что там происходит? — резко спросил Ломакин, недовольный тем, что слишком много неожиданностей случилось в этот злосчастный день: "бабий бунт", ультиматум, а теперь еще какая-то "буза" на передовой. — Говорите, только кто-нибудь один.

Сергей начал рассказывать, и вот что услышали члены комитета.

Оказывается, после бунта некоторые женщины пошли не домой, а за село, в окопы, в расположение 2-й роты, состоявшей преимущественно из солдат-привольненцев, стали звать мужей домой, уверяя, что Матвеев обещал кончать войну и распустить отряд. Одни мужья гнали своих жен: "Не твое бабье дело, не суйся куда не следует!" Другие покорно уходили с ними домой. Командир и комиссар роты, пытавшиеся удержать дезертиров, слышали в ответ слова, пущенные Жабиным: "А мне что, больше всех надо? Кто хочет, пусть стреляет, а с меня хватит!"